Король утра, королева дня - Йен Макдональд

Врачи отказали бедной старой миссис Мэннион в собственных детях, ужасное проклятие для женщины, – тут моя собеседница набожно перекрестилась, – поэтому она усыновила дитя, которое растили сестры из Ордена божественного посещения.

Я с удивлением обнаружил, что монахини из Ордена божественного посещения не занимались подкидышами. Речь шла о сироте, и мне автоматически привиделся сиротский приют. Но орден оказался миссионерским, ведущим бурную деятельность и вовлеченным в исполнение сверхдолжного количества добрых дел на четырех континентах. Их монастырь на Мэллоу-роуд в Корке выглядел светлым, чистым, современным и явно щедро финансировался. Нынешняя мать-настоятельница была моложавой, энергичной, слегка агрессивной женщиной лет сорока с небольшим. Сестра Агнес, ее предшественница, отошла от дел пять лет назад в почтенном возрасте семидесяти четырех лет. Послушница-егоза (чересчур суетная, чтобы когда-нибудь добиться успеха в ордене) привела меня в монастырский сад, где сестра Агнес в солнечную погоду любила проводить время, размышляя о прожитой жизни. Она была крошечной и костлявой. Разглядев среди буддлей и фуксий инвалидное кресло, я совершил ошибку, приняв безмятежность за маразм: память монахини оказалась быстрой и безупречной.

– Такая милая малышка… Она была тут всем как дочь, лучик света в нашем тесном сообществе. Женщины в подобных компаниях иногда становятся жуткими старыми стервами. Сестры во Христе не исключение. Но маленькая Бернадетт-Мари пробудила в нас все хорошее – все эти материнские чувства, которые обет безбрачия должен развеять как дым, чего, конечно, не происходит. Она попала к нам совсем крошкой, просто грудным младенцем. Я полагаю, мы должны были отдать ее в какой-то из орденов, занимающийся подкидышами, но с одного взгляда стало ясно: это выше наших сил. Мы сразу же окрестили ее и наняли кормилицу из Грейнджгормана – бедную женщину, только что потерявшую пятого ребенка, – и она присматривала за Бернадетт-Мари, пока ту не отняли от груди. После этого малышка оставалась с нами здесь, в монастыре, и, вероятно, все еще была бы здесь, если бы епископ не услышал о ребенке. Поднялся ужасный шум, нам с трудом удалось избежать внимания газет. Видите ли, никому из нас такая мысль не пришла в голову, но все бы подумали, что родила одна из сестер, и действительно случился бы страшный скандал. Епископ настоял на немедленном поиске приемных родителей. Мы обратились к кормилице, но той как раз удалось со второй попытки выносить пятого, поэтому после долгих розысков – я была очень разборчива в том, кто будет присматривать за нашей Бернадетт-Мари, – ее препоручили супругам по фамилии Мэннион. Очень милые люди. С грустью мы смотрели, как девочка уходит. Что-то покинуло монастырь в тот день, когда она переехала к своим новым родителям. Ей было почти три.

Я спросил, помнит ли сестра Агнес, откуда взялся ребенок. Она ответила так, словно это событие случилось вчера:

– От моего брата, из графства Слайго. – Заметив отразившееся на моем лице невольное изумление, она добродушно прибавила: – Да, даже у монахинь есть братья. И матери, и отцы. Семьи. Полна гордости та семья, где дочь – аббатиса; вдвойне гордятся те, у кого дочь-монахиня и сын-священник.

– Ваш брат – святой отец?

– Был им. Вот уже двенадцать лет, как служит Господу в Его горней обители. Нас осталось немного. Еще один брат в Америке, конечно, и сестра замужем за австралийцем. Тот брат, о котором я говорю, был священником в маленьком приходе к северу от Слайго.

В голове моей раздался медленный звон, словно ударили в тяжелый гонг. Ароматы монастырского сада сестры Агнес внезапно вызвали приступ головокружения.

– Ваша фамилия случайно не Хэллоран?

– И вовсе не случайно. Вы знали моего брата?

– Кое-кого из его прихожан. Приход Драмклифф, не так ли?

– Он самый – Драмклифф, что подле Бен-Балбена.

Вымогатель, назвавшийся администратором моего отеля в Корке, взял с меня два шиллинга и три пенса за десятиминутный междугородний телефонный звонок в отель «Линкс» в Россес-Пойнт в Слайго, которым я забронировал у них номер на следующую ночь.

Поздняя весна вызревала вдоль живых изгородей россыпью цветков терновника и зарослями хрустящей петрушки, пока я ехал на автомобиле из Слайго через Лимерик, Голуэй и Баллину. Мое настроение соответствовало сезону. Проведя слишком много времени в Дублине, начинаешь расползаться, как промокшая газета. Я с энтузиазмом исполнял местным жителям отрывки песен из постановок Гилберта и Салливана. После превосходного ужина в знаменитом ресторане отеля «Линкс» и двух порций виски в баре с еще более знаменитым видом на Атлантику я почувствовал, что готов к визиту к отцу Макалвеннину, преемнику отца Хэллорана. В Ирландии любое расследование начинается и заканчивается приходским священником.

Отец Макалвеннин был круглолицым, жизнерадостным малым, вне всяких сомнений обреченным на сердечный приступ в раннем возрасте. Количество детективных романов, выглядывающих из-за произведений куда более благочестивого толка, заполняющих книжные полки, намекало, что он будет только рад помочь мне в «наведении справок», как эвфемистически выразилась бы полиция. Я сидел на кожаном диване в янтарной безмятежности его гостиной, пока сам он разыскивал соответствующие приходские записи. Гордость его в отношении порядка в документах была явственно заметна. Основным призванием его было делопроизводство. Он намеревался когда-нибудь попасть в Гражданскую службу Ватикана. Глаза за круглыми стеклами заблестели при упоминании двух тысяч лет генеалогий, историй, указателей, кодексов. Соответствующую папку он нашел в обувной коробке с билетами «Госпитальной лотереи» и карточками для записи счета в гольфе – достойные качества отца Хэллорана лежали в совершенно иной плоскости.

– Вот оно… Сестры божественного посещения, Корк. Мать была сестрой Отца. – (Только в Ирландии предложение, подобное означенному, может иметь хоть какой-то смысл.) – Ребенок был подкидышем, оставленным в тростниковой корзине у задней двери миссис Мэйр О’Кэролан, приходской вдовы. Некоторое время она работала экономкой в Крагдарра-хаусе – местечко приобрело некоторую известность или даже полноценную славу как родовое поместье знаменитого местного эксцентрика, доктора Эдварда Гаррета Десмонда. Возможно, вы помните – в начале века у него возникла причудливая идея пообщаться с существами с далекой звезды с помощью гигантского телеграфа с подсветкой в заливе Слайго, что впоследствии навлекло позор и разорение на всю семью. Если я правильно помню, был еще скандал, связанный с дочерью – кажется, ее изнасиловали? Как же ее звали…

Я не стал ничего подсказывать. Крагдарра. Десмонды. Как часто в жизни мы долго идем по определенному пути, пересекая капризную и сложную местность, чтобы обнаружить, что путь ведет к своему собственному началу? Ощущение потоков, незримо движущихся под застывшей поверхностью, тайных связей и ассоциаций накрыло меня, как тень от набежавшей тучи.

– Эмили, вот как ее звали, – сказал священник, обрадованный тем, что память не подвела. – В приходе