Метка - Элис Бродвей

скрытый смысл. К тому же он внимательно следит за мной. Хочет поймать на чём-то? Вглядываюсь в рисунок и растушёвываю некоторые линии пальцем. Видела ли я этот рисунок у кого-то на коже? Как знак? Кто бы захотел нанести себе знак ужасной Белой Ведьмы? Оказывается, Обель всё ещё пристально смотрит на меня.

– Я никогда раньше не видела этот образ. А вы?

В ответ Обель широко улыбается, как будто у нас с ним общий секрет.

– Но я же не могу выдать тайну клиента, ты меня понимаешь? – хитро подмигнув, отвечает он. – Сейчас вернусь. У меня есть одна книга… Думаю, ты оценишь.

На минуту он скрывается в библиотеке, а потом появляется с огромным старинным фолиантом в руках. Когда книга ложится передо мной на деревянный стол, я потрясённо ахаю. Это старинная книга сказок. Но не просто книга, а нечто совершенно особенное. Такую обложку я видела в музее.

– Это «Энциклопедия сказок»? – едва слышно спрашиваю я, пытаясь дотронуться до фолианта дрожащими пальцами.

Обель, садясь на соседний стул, согласно кивает.

– Ты когда-нибудь видела эту книгу? – Он бережно открывает обложку.

Не сдержавшись, я низко склоняюсь над страницей, чтобы рассмотреть каждую деталь.

– Нет… По-настоящему никогда не видела. Я читала об этой книге в музее, но думала, что оригинал утерян. Даже не представляла, что «Энциклопедия» действительно существует! – Я слегка касаюсь толстых листов пергамента с выпуклыми, рельефными буквами.

Обель придвигает книгу поближе и осторожно переворачивает страницы, обращаясь с ней как с немощным другом. Мне кажется, что мы листаем сборник заклинаний: заглавия выведены каллиграфическим шрифтом, невероятно точными движениями художника, на каждой странице – расписанные вручную иллюстрации. Краски потускнели, перед нами осенние цвета некогда по-весеннему ярких картин. От старинных страниц поднимается немного затхлый запах с табачным привкусом. Я никогда не понимала Верити, которая упивалась запахами старых книг, но теперь у меня кружится голова. Мы с Обелем застыли, будто заворожённые. Я осторожно касаюсь неимоверно хрупкой страницы книги, в существование которой мне всё ещё трудно поверить.

– Зачем вы показываете мне это? Почему вы позволяете мне смотреть на такую драгоценность?

Обель задумчиво молчит, прежде чем ответить.

– Не знаю. Наверное, предчувствовал, что тебе тоже понравится.

Он листает страницу за страницей, избегая встречаться со мной взглядом. Я вглядываюсь в знаки на его руках и мечтаю услышать их истории, узнать что-то важное о человеке, рядом с которым мне бывает так неловко и который так удивительно хорошо меня понимает. Обель перехватывает мой взгляд, и я быстро отворачиваюсь.

– Вот, смотри, – говорит Обель, указывая на только что открытую страницу, – вот она.

Снова склонившись над книгой, я вижу её – Белую Ведьму. Этот рисунок очень похож на тот, который я копировала раньше, только гораздо крупнее и тщательнее выполнен. Какое странное ощущение возникает при взгляде на совершенно обнажённую женщину! На ней нет совсем ничего. Ни клочка ткани, ни единой капли чернил. Её кожа совершенно пуста. Где-то в глубине души этот образ заставляет меня содрогнуться – она такая холодная, далёкая от человечности, нечитаемая. Она – королева лжи и хранительница тайн. И всё же на этой картине она невероятно очаровательна, невыразимо прекрасна! Чётко вылепленные скулы, которые на меньшем рисунке придавали ей жестокий вид, здесь лишь подчёркивают её хрупкость, а держится она очень уверенно, ничего не скрывая. Но я знаю, что под идеальной кожей таятся обман и притворство. Это очень необычное изображение, и мне странно и неловко на неё смотреть. Такое ужасающее, такое до невозможности пустое существо не может быть столь прекрасным!

– Нарисуй её, Леора, – говорит Обель, выходя из комнаты. – Скопируй с оригинала.

Взяв карандаш и чистый лист бумаги, с безотчётным страхом в сердце я начинаю срисовывать пустой контур. Её волосы вьются волнами, сворачиваются, подобно лепесткам роз, почти полностью скрывая маленькие груди. Она чем-то напоминает русалок на папиной коже, такая же загадочная и притягательная. Я копирую рисунок минут десять, когда вдруг замечаю невероятное. Прорисовывая линии щёк, тонкий нос, высокие дуги бровей и нежную, но гордую улыбку, я вижу нечто знакомое.

Она – это я. Я – это она. Я – точная живая копия Белой Ведьмы.

Встретив пристальный взгляд Обеля, я вскакиваю и роняю карандаш. Захлопываю уникальную книгу, не заботясь о её ценности.

– Я… я совсем забыла… Мама просила меня вернуться пораньше. Можно мне…

Обель молча кивает в ответ.

Запихиваю исписанные листки в сумку, поднимаю карандаш с холодного каменного пола и неуклюже выбираюсь из комнаты. Захлопнув за собой входную дверь, я шагаю вперёд, благодарно подставляя щёки свежему, прохладному ветру в надежде привести в чувство мой застывший от страха разум.

Некоторое время я бреду куда глаза глядят, пока румянец тревоги не сходит со щёк, а руки больше не дрожат в глубине карманов. Когда ко мне возвращается способность рассуждать, я снова обнаруживаю себя перед величественными металлическими воротами музея. Поднимаюсь по холодным ступенькам и направляюсь в наш с папой любимый зал. Зал историй и легенд.

Когда-то это было моё самое любимое место на свете, надёжное убежище.

Вызываю в памяти разные мелочи, как мы с папой рассматривали каждую витрину, каждый экспонат, шептались, смеялись, показывали друг другу на любимые книги и читали. Где же то ощущение тепла, любопытства, которое охватывало меня в моей тихой гавани? У стеклянного шкафа с экспонатами, посвящёнными Белой Ведьме, я останавливаюсь.

Читаю краткое описание на кусочке плотной бумаги рядом с её изображением. «Белая Ведьма. Злопамятная сестра Мории. Враг Святого». Помню, как папа всегда подолгу простаивал у этого рисунка, как он хотел, чтобы я тоже остановилась и посмотрела на неё.

– Ты хотел, чтобы я что-то разглядела? Что? – шёпотом вопрошаю я папу.

Она уже здесь. Смотрит на меня моими собственными глазами.

По дороге домой я вспоминаю сказку о Белой Ведьме. Историю женщины, которая, судя по всему, очень похожа на меня. Зимнее солнце почти не греет. Дрожа от холода, я поплотнее закутываю голову шалью, разматываю бинт на руке и выбрасываю его в мусор. Смотрю на след от пореза на руке, который скоро превратится в шрам, на свою бледную кожу и вижу её кожу – ужасающую бледно-пустую красоту. И бегу со всех ног.

Глава двадцать третья

Следующим утром я просыпаюсь рано, прежде чем иней на ветках деревьев растает под лучами солнца. По утрам становится