Джон и Дэйв и Храм Кс'аль'наа''тхутхутху - Дэвид Вонг

– А как насчёт этого – невидимого стула? – спросил Джон.

– А вот это уже настоящая магия.

Фальконер опустил пистолет, однако не спрятал его.

Я спросил:

– Это же ты был в больнице? В ночь, когда была стрельба?

– Да. Я на задании. Я должен подготовить отчёт по всей этой ситуации к понедельнику.

– Отлично, – ответил Фальконер. – Может, дашь тогда нам краткую вводную, чтобы мы поняли, что за херня здесь происходит, а я наконец поехал домой? Я в двенадцать съезжаю с отеля.

– Если ты ждёшь ответов от кого-то вроде меня, детектив, то напрасно тратишь время. Тем более что прямо сейчас в комнате стоит человек, который может рассказать всё, что тебе нужно.

Человек в чёрном посмотрел прямиком на меня.

Я оглядел всех в комнате и выпалил:

– Что?!?

– Расскажи им о Тени, Дэвид.

– Оу.

Я с опаской посмотрел на Эми и начал:

– Это было летом, в первую неделю твоего осеннего семестра; я заехал на выходных в кампус, чтобы кое с кем встретиться. С учёными. Они написали статью о психах, которые видят людей-теней, я нашёл эту статью в институтской газете. Я поговорил с ними, но никому из вас не сказал – не хотел, чтобы вы… короче, я пришёл к ним, они подключили провода к моему мозгу и заставили меня увидеть человека-тень.

– Срань господня, Дэйв! – ответил Джон.

Я повернулся к Фальконеру:

– Люди периодически видят их. Можешь поискать инфу. Чёрные фигуры. Джон, я, Эми – мы все видели их. Ладно, суть в том, что в лаборатории была девушка, видимо, выпускница, она помогала проводить эксперимент. И когда явился человек-тень, он… забрал её.

Эми закрыла рот рукой. Её лицо стало на оттенок бледнее её обычного цвета.

– Забрал её? Как? – спросил Фальконер.

– Он прошёл сквозь неё, и через несколько секунд она исчезла. Вот она стоит – а теперь там пустое место.

– Допустим. А если проверить в полиции – есть заявление о пропаже?

– Нет. Никто не заметил её отсутствия. Никто её не помнит. – Я сделал глубокий вдох и потёр глаза. – Даже учёные из лаборатории. Можешь спросить у них: никто не помнит, что она вообще когда-то там работала.

– А-га, – проговорил Фальконер. – Так что, эта тень стёрла её из их памяти тоже? Они так заметают следы преступления?

– Нет. Она была упомянута в статье, когда я читал её в первый раз. Но прочитай статью сейчас – её там нет. Проверь по документам института – увидишь, что она никогда туда не поступала. Посмотри её школьный выпускной альбом – в нём нет её фотографии. Спроси её родителей – они скажут, что она умерла в детстве, или была мёртворождённой, а может, у них вообще никогда не было дочери, и ты, наверное, спутал их с кем-то ещё.

Фальконер пожал плечами.

– Я не понимаю.

– Когда люди-тени забирают тебя, они забирают тебя целиком. Прошлое, настоящее, будущее. Они залезают вглубь и выдирают тебя из прошлого, как можно вырвать с корнем растение. Если тебя убивает человек, ты перестаёшь существовать. Если тебя убивает человек-тень – ты никогда не существовал.

Фальконер почесал лоб прицелом пистолета. Он зажмурил глаза, будто стараясь снять напряжение от головной боли.

– Ты представляешь, каково мне слушать твой бред и смотреть, как три других человека согласно кивают, будто это прогноз погоды? Что за нахер творится у вас в городе?

Ему ответил человек в чёрном:

– Скоро всё станет ещё хуже, детектив, – он повернулся ко мне. Его глаза скрывались за солнцезащитными очками. Я никак не мог понять, что же было не так с этим человеком. Как будто в нём было что-то… искусственное что ли. – Продолжай, Дэвид. Расскажи ему остальное.

Я довольно долго колебался, не зная, с чего начать. Наконец я сделал глубокий вдох и сказал:

– Ты когда-нибудь замечал, что если слышишь новое слово – какого никогда не слышал прежде, – то в течение суток встретишь его где-то ещё?

– Не знаю, – ответил Фальконер сквозь вздох. – Наверное, да.

– Или представь, что едешь на машине. Никогда не встречал на дороге, скажем, одинокий ботинок?

– Допустим.

– А бывало так, что по телеку сообщают новость о смерти актёра, хотя ты готов поклясться, что слышал об этом ещё лет пять назад? Я имею в виду, когда ты чётко помнишь, как на ТВ по всем каналам крутили кадры с похорон, и вот – их крутят опять.

В этот раз Фальконер даже кивнул.

– Да, слушай. Да. Ричард Прайор.

– Хорошо, хорошо. Дальше. Ты когда-нибудь просыпался с чувством, что с миром что-то неладно? Нет-нет, не смотри так на меня. Я не говорю про мир в целом, где люди жестоки друг с другом, а детей убивают в бандитских перестрелках. Я имею в виду что-то конкретное. Когда ты просыпаешься и вдруг чувствуешь, будто что-то изменилось – может быть, что-то незначительное, а может и нет. Будто что-то… не на своём месте. А весь мир продолжает жить как ни в чём не бывало, и ты единственный почувствовал что-то странное?

– Нет.

– Теперь почувствуешь. Мне как-то написал один парень: он говорил, как однажды пришёл домой и стал ждать в коридоре, пока к нему подбежит собака. А потом вспомнил, что у него нет собаки. Ещё одна женщина клялась, что никогда раньше не слышала про мясо с кровью – она узнала об этом только в прошлом году. Она говорила, что хорошо помнит время, когда в ресторанах могли уволить повара, если его стейк окажется красным в середине. А сейчас – закажи прожаренный стейк, и тебя примут за реднека. Когда я слышу гангста-рэп, когда вижу, как тринадцатилетние девочки с «Айподами» напевают песни, где чувак хвалится, как он искалечил шлюху, я думаю: такого не может быть в этой вселенной. Это неправильно. Не то чтобы морально неправильно, скорее… неуместно. Потому что я очень чётко представляю себе мир, в котором этого не нет.

Последовала пауза; Фальконера выдавало его же лицо: я видел, как он старается всё обдумать. Он, конечно, не признает, что я прав – точно не здесь и не сейчас – но я видел, что задел какую-то струну его души. Он только проговорил:

– Давай ближе к сути.

– А теперь вспомни, что я