Джон и Дэйв и Храм Кс'аль'наа''тхутхутху - Дэвид Вонг

деревьев в земле. Мы положили Молли в землю, и Джон вызвался прочитать траурную речь.

– Перед нами лежит Молли. Она была хорошей собакой. И когда я говорю «хорошая собака», я имею в виду совсем не то, что говорят о собаках, которые не срут на пол и не кусают детей. Нет, я говорю о собаке, которая спасла Эми жизнь. По моим грубым подсчётам, Молли с полдюжины раз спасала жизнь кому-нибудь из нас. Много ли собак могут сказать такое? Чёрт возьми, да много ли людей такое скажут? Однажды, когда Дэйв оказался в горящем доме, Молли села за руль его машины и протаранила стену, чтобы его вызволить. Вы понимаете, насколько нелегко ей это далось.

И вот, Молли умерла; умерла так, как умирает всё хорошее: быстро, жестоко и без видимой причины. Говорят, даже если нам кажется, что Господу абсолютно насрать, что происходит на Земле – это лишь иллюзия, и на самом деле Он проявляет о нас заботу, и всё, что происходит в жизни – часть Его великого плана: создать у нас впечатление, что Ему насрать. Вот только на кой хер Ему это понадобилось, ума не приложу. Наверное, Господь просто захотел, чтобы Молли была рядом с Ним, и, пожалуй, я не могу его винить.

Так что вот, Господь. Полагаю, ты получил обратно свою собаку. Мы предаём Молли собачьему раю, который, если подумать, должен быть гораздо приятнее обычного рая. Аминь.

Мы с Эми произнесли «Аминь»; я заметил, что она снова заплакала, и понял, что не в силах ей помочь. Она уткнулась лицом в мою грудь, а я лишь поглаживал её спутанные рыжие волосы.

Фальконер достал пистолет, вынул магазин и проверил через специальные отверстия, сколько осталось пуль.

Он повернулся и зашагал по хрустящим листьям к задней двери дома.

– Ладно, – сказал он, – теперь рассказывай, где труп Фрэнки.

Мы последовали за ним.

– Начальная школа Гамильтона, – ответил я. – Это старая школа в центре города, но она всё ещё работает. Когда объединяли районы, построили новую, но в старой до сих пор учатся дети. Понимаешь, к чему я? Когда твари повылупляются, там будет две сотни ребят. Труп в подвале, в котельной.

– И ты видел это во сне.

– Да.

– Хорошо. Ты выбил себе кое-какой кредит доверия, а других вариантов всё равно нет.

Фальконер вставил магазин обратно в пистолет, передёрнул затвор и включил предохранитель. Он вложил пистолет в кобуру, остановился у задней двери и развернулся к нам.

– Но пойми, Вонг, это никакая не магия. Называй как хочешь, но это не магия. Когда-то мы называли магией молнию. Мы думали, что гром – это глас Господа. В те времена, если ты заболевал, то шёл к старцу в рясе, который пел песнопения и махал палкой, а через два дня ты всё равно умирал. Ты наверняка не поймёшь меня и подумаешь, что я просто говнюсь. Но я не собираюсь возвращаться к этой доисторической херне и прятаться в пещерах от ночных демонов. Миллиарды честных людей прожили жизнь рабов под пятой сладкоречивых мудаков, угрожавших им проклятиями Ада и гневом Господним. Нахуй их. Нахуй это всё. Мы – животные, которые взобрались на вершину животного царства, только и всего. И знаешь, меня это устраивает. У нас есть мозги, яйца и стремление удержаться на вершине этой пирамиды, мы выстроили на этом целый мир. Вся эта хрень – лишь очередная загадка, Вонг. И я решу её. Я не проигрываю.

Фальконер открыл дверь, сделал два шага на кухню, затем выхватил пистолет и крикнул:

– Не с места!

Мы ломанулись к двери и увидели, что он целится в пустоту.

Джон озадаченно посмотрел на меня и проговорил:

– Детектив, что именно…

– Ты кто такой?! – рявкнул Фальконер в никуда.

На несколько секунд воцарилось неловкое молчание: мы стояли и ждали, пока Фальконер придёт в себя. Затем, словно из-за укрытия, из ниоткуда вышел человек в чёрном.

Хотя нет. Это сложно объяснить. Он вдруг стал видимым, хотя выглядело это не так, будто он просто появился. Было ясно, что он уже находился в комнате. Он просто… как будто вышел из складки в занавеске.

Человек в чёрном казался обычным человеком. Бледный. По его виду нельзя было сказать, сколько ему лет. Ему могло быть как двадцать пять, так и пятьдесят пять. У него были чёрные волосы, идеально – даже неестественно – зализанные и причёсанные, выглядевшие почти как нарисованные волосы на кукле чревовещателя. На лице у него были солнцезащитные очки.

Он сказал:

– Что ж, раз все мы здесь собрались, думаю, стоит поговорить.

Человек в чёрном шагнул из кухни в гостиную. Он остановился в центре комнаты и сел на пустоту. Не на пол – его задница застыла в двух футах от пола, как будто опустилась на невидимый стул.

Фальконер, всё ещё держа его под прицелом, ответил:

– Спрашиваю в последний раз. Кто ты такой?

– Меня зовут Дик Шлюхосвист. Я…

– Стоп, – прервал его Джон. – Стоп-стоп-стоп. Ты только что сказал, что тебя зовут Чарли Говнопёрд[8]?

– Каждый из вас услышал то имя, которое хотел услышать. Вы всё-таки хотите знать моё настоящее имя, или же предпочтёте сохранить себе жизнь?

– У меня сейчас особенное настроение – ответил Фальконер. – В нём я склонен стрелять людям в колено, просто по приколу. Так что не угрожай мне.

Не меняясь в лице, человек в чёрном ответил:

– Этот пистолет окажется у меня сию же секунду, когда я захочу, детектив Фальконер.

– О, неужели? Тогда осторожнее: когда дотронешься до него, ствол будет очень горячим. На кого ты работаешь?

– На Них.

– На кого?

– На Них. Мы – это «Они». Когда говорят: «Они выжимают из простых людей последние деньги», или «Они придумали машину, которая ездит на воде вместо бензина», или «Они позволяют вам знать только то, что выгодно им» – это говорят про нас. Что для вас правительство, то для правительства – мы.

– Отлично, – ответил Фальконер. – Как ты это сделал? То есть, спрятался. Или что это?

– Это не магия, тут можешь не волноваться. Ты даже можешь научиться так же, после нескольких десятков лет тренировок. Нужно просто встать там, куда никто не смотрит. Любая магия – это отточенная техника и целенаправленное введение в заблуждение. Хотя ты и сам это