Новые миры. Ежеквартальное издание. ВЫПУСК 1 - Баррингтон Дж. Бейли

суровая и неожиданная. Пропала Чаэль. В течение нескольких дней группы людей беспорядочно рыскали по холмам и окрестностям; затем однажды утром на холм, пыхтя и бормоча что-то, поднялся старик, выкрикивая бессвязные новости сонным стражам у ворот. В ручье, протекавшем под холмом, сером, холодном ручье, в котором Мата когда-то купалась, плавал промокший комок ткани и волос - все, что осталось от невесты Повелителя Зерна.

  Это предзнаменование привело деревню в смятение. Перед зданием Совета, где ЧаАкта и его жрецы молились и приносили жертвы, чтобы отвратить несомненный гнев Бога, забили барабаны. Люди в страхе поднимались, глядя на ясное небо, но, как ни странно, погода оставалась прекрасной, земля по-прежнему радовалась. Так что к концу недели Великой процессии об ужасной смерти почти забыли; только Мата чувствовала внутри себя пустоту, которую теперь уже никогда не заполнить.

  Она уже знала свои обязанности и множество способов угодить Богу. То, что следовало узнать после грубых наставлений Мерил, резким, монотонным голосом сообщил ЧаАкта. В течение двух дней перед великим событием она соблюдала пост, не пила ничего, кроме чистейшей родниковой воды, освобождая свое тело от скверны. За день до церемонии она официально попрощалась с семьей. Мату ждала повозка, украшенная лентами, запряженная белыми волами ЧаАкты; она забралась в повозку и стояла, напряженно глядя перед собой, пока экипаж, подпрыгивая, выезжал за широкие ворота частокола. Стражи подняли копья и отсалютовали; затем деревня осталась позади, колеса тряслись и подпрыгивали на неровном дерне холма.

  Каждый год, как гласила литания, Бог приходил с юга, влекомый молитвами через бескрайнее синее море. В маленьком лагере, который жрецы разбили на берегу, уже кипела жизнь. Поставили шатры из шкур; над самым большим, на тонком шесте, висел длинный зеленый знак Бога. Здесь Мате предстояло провести ночь. На некотором расстоянии раскачивался знак верховного жреца, отмечая место, где ЧаАкта будет отдыхать накануне важнейшего события; рядом с его жилищем из повозок выгружали новые связки шкур, шесты и плетни, на которые они должны были быть натянуты. Другие вещи лежали штабелями или валялись в беспорядке; Мата увидела пестрые облачения Рогатых, оленьи рога и маски из шкур, а рядом с ними зеленые панцири омаров, которые утром превратятся в Кукурузных призраков - и задрожала от нахлынувших чувств.

  Теперь ей трудно было сохранить воспоминание о Чаэль. Ее шатер был готов, внутри горели лампы, трава внутри была полита драгоценной водой, купленной за большие деньги у торговцев, которые иногда проезжали вдоль побережья. Мату искупали, потом искупали еще раз; затем она терпеливо пролежала час, пока пушок, который начал отрастать на ее теле, соскабливали заостренными ракушками. Ее груди подкрасили яркой краской, волосы расчесали, пригладили и снова причесали; и, наконец, ее уложили спать.

  Как ни странно, она крепко спала, измученная постом и приготовлениями; она удивилась, почувствовав, как старая Мерил трясет ее за плечо. Ей протянули плащ, и Мата выбралась из палатки навстречу первым лучам рассвета. Море было холодным и спокойным; к берегу дул завывающий ветер, приносивший резкий, странный запах соли.

  Шатры Богов были треугольными и черными, сделанными не из шкур, а из толстого, непроницаемого войлока. Полог ближайшей двери подняли, указывая ей путь; она забралась внутрь, дрожа всем телом, уже зная, что увидит.

  На земле внутри маленького шатра стояла большая медная чаша. В ней тлел древесный уголь и лежали волшебные семена растений. Тесное помещение уже заполнилось едким, остро пахнущим дымом; Мата закашлялась, переводя дыхание, и склонила голову над чашей, как ее учили. В тот же миг она услышала вздохи - это мехи, которыми снаружи управлял жрец, направляли воздух на горящую массу, заставляя ее тлеть.

  Дым обжег легкие; Мату затошнило - ее бы вырвало, если бы не пустой желудок. Она послушно вдохнула, закрыв слезящиеся глаза; и со временем, казалось, запах стал не таким резким. Затем начали происходить странные вещи, ее тело, как показалось Мате, парило в воздухе, не соприкасаясь с землей; она неуклюже двигалась на ощупь, нащупывая твердую почву для уверенности. Затем чаша и ее содержимое, казалось, стали расширяться, пока Мата не почувствовала, что с огромной скоростью мчится вниз головой навстречу целому миру, охваченному пламенем. Внутренняя часть шатра, достаточно тесного, где Мата с трудом могла поместиться, тоже превратилась в беззвучную черную пустоту, бесконечную, как ночное небо. В нем метались искры и всполохи; там были звезды, луны и солнца, кометы и золотые плоды, фигуры богов, столь же мимолетные, сколь и огромные. Мата открыла глаза и снова зажмурилась; силуэты все еще плавали в темноте под веками.

  Наконец, Мате показалось, что она сама выросла до невероятных размеров; она почувствовала, что может обхватить руками берега бухты, наклонившись, может увидеть сверху бегущих людей, похожих на муравьев или песчинки. Она медленно поднялась, покачиваясь и зная, что готова.

  Снаружи шатра становилось все светлее. Она смутно ощутила присутствие людей; услышала крики, когда с нее сняли плащ, теперь уже ненужный. Чьи-то пальцы коснулись ее, вплетая зеленые пряди в волосы, и вот она уже шла, с трудом передвигая длинные, как миля, ноги и руки, поднимаясь по каменистой тропинке от залива. Позади нее выстраивалась Процессия; звенели тарелки, гудели рожки, подхватывали настойчивый ритм барабаны. Она улавливала звуки, но бессвязно, вспышками и фрагментами, вперемешку с ревом, похожим на голос моря.

  Дул ветер, ровный и не холодный; он прижимался к ее напряженному телу, словно перчатка; а тем временем она со своей огромной высоты с удивительной остротой различала мельчайшие детали местности, по которой проезжала. Камешки и травинки, мокрые от морской влаги, колыхались под ней, сверкая, как драгоценные камни. В таком возвышенном состоянии она ощущала, как поднимаются на поверхность великие истины, утраченные, едва успевшие сформироваться, истины, которые ее тело, тем не менее, понимало настолько глубоко, что все внутри нее смеялось и ликовало; она поднималась над землей так высоко, часть ее разума удивлялась, отчего она не падала.

  Кукурузные призраки скакали, размахивая кнутами, сгоняя с дороги перепуганных жертв. Жрецы пели; ЧаАкта, неумолимые глаза которого сверкали из-под ярко-зеленой маски, благословлял землю, раскидывая в разные стороны полные ложки зерна. Солнце, пробиваясь сквозь высокие завесы тумана, отбрасывало на траву длинную тень Маты. Она посмотрела вниз, вдоль своего огромного тела, на далекие, невероятно далекие белые пальцы ног. Видение было тревожным; она снова подняла глаза и устремила их на далекую линию горизонта.

  И вот - это казалось невероятным - она увидела перед собой высокий перевал в горах. Справа была деревня с частоколом, а слева, совсем близко, возвышался Священный курган и ожидающий