Дом - Оксана Геннадьевна Бутузова

дом нельзя оставлять на ночь. По инструкции он должен быть заперт снаружи. А в нашем шалаше с двух сторон дырки. Как он может быть заперт?

— Самое время считать шаги, — усмехаюсь я. И иду, иду, ни на что не обращая внимания. В темноте трудно что-либо заметить.

А город был освещен, хотя и пребывал в полудреме. Несколько фонарей обнажали пустынные места, которые словно и не знали людей. Бараки очистились от посетителей, а работодатели оттаскивали последних, заночевавших у дверей. Рыночную калитку тревожил лишь ветер, и она поскрипывала непривычно тихо, жалуясь на заржавевшие петли. И только вдоль забора наблюдалось оживление. Там устраивались на ночь бездомные. На вечную ночь.

— Хочу на них посмотреть, — я и не ждала Сашиного одобрения, но он не отставал ни на шаг, и мы вместе подошли к забору.

В этот раз людей было больше, и все имели вид лежалого отмороженного товара. Однако спать никто не собирался, люди переговаривались, а вновь прибывающих встречали чересчур уж веселыми репликами.

— Милости просим!

— Давно сидите?

— С самого утра. Вчера не успели забрать.

— А скоро приедут?

— Надеемся. Говорят, сегодня всем места хватит.

— Вот и славно. Стало быть, конец мучениям.

Никто не кричал ни про какую весну, не вспоминал о доме, просто садился, облегченно вздохнув, и начинал ждать. Нас встретили злобными усмешками.

— Ошиб-лись ад-ре-сом, граж-да-не! — выдавили одни.

— В таком наряде, барышня, не сюда нужно! Вам же еще есть что продавать.

— Мы сами знаем, куда нам нужно! — отрезал Саша.

— Пода-а-айте на пропита-а-ание! — проблеяли ему в ответ.

Кругом засмеялись и подхватили:

— Лучше на поднятие коэффициента! А то он у нас того… хиловат.

Смех перешел в дружный гогот. Действительно, пора было убираться, пока не подоспели «чистильщики заборов». Впотьмах мы пробирались сквозь сомкнутые ряды подзаборников, спотыкались об их ноги, даже о безногих спотыкались, извинялись и тут же наталкивались на следующего. Некоторые специально делали подножки, и каждый считал своим долгом отпустить в наш адрес колкое замечание или скабрезную шутку. Если бы у них было что-то в руках, уверена, они бросались бы в нас этим. Слава богу, кроме гадливых улыбочек и безудержного дикого хохота они больше ничего не имели. И не оставили после себя ничего, кроме проданных домов и грязных воспоминаний. Впрочем, последних не будет. Я постараюсь забыть их и никогда не возвращаться к этому месту. Уж лучше дома, в шалаше, когда никто не видит твоих слез, не слышит ругательств, рвущихся в ответ на глухоту и безразличие здешнего мира.

А голая толпа продолжала бесноваться. Тем поразительнее выглядело на ее фоне лицо одного бездомного, пристроившегося с краю забора, почти на дороге. Он тоже улыбался нам, однако не ехидно и цинично, а как-то слабо.

— Что, ты тоже? — спрашиваю я.

— Я?.. — от неожиданности он смутился. — Да.

— Как же тебя угораздило? — подключается Саша.

— Не могу его видеть.

— Кого?

— Дом, — вздыхает бездомный. — Он меня страшит. Такой голый и жалкий.

— На себя посмотри, — советует Александр.

Надо признаться, наш собеседник выглядит более чем плачевно. Кроме посиневшей, а местами и почерневшей от холода кожи, на нем ничего нет. Исхудавшее лицо, светлые, будто вылинявшие глаза.

— Где же теперь твой дом?

— Там остался.

— Неужто забор лучше?

— Хуже, — соглашается незнакомец.

Мыс Сашей сочувственно вздыхаем и разворачиваемся, собираясь покинуть злачное место.

— Постойте! — бездомный вскакивает. Откуда только силы взялись? — Купите.

— Что? — мы не понимаем. Бедняга, вероятно, не в себе.

— Дом купите.

— Чей?

— Мой.

— У тебя есть дом?!

— Есть, я же рассказывал, — он начинает суетиться возле нас. — Купите, стоит рубль. Хороший дом — метр на метр. Земля плотная. И недалеко отсюда. Рубль — это стандартная цена. Купите.

Мы озадачены. Стоим и соображаем, что делать.

— А зачем тебе рубль? — интересуется Саша, но только чтобы оттянуть время до окончательного решения.

— Одеяло куплю, — не задумываясь, отвечает тот.

— У нас нет рубля, — мне невмоготу испытывать дальше его терпение.

— Но, может, тогда, — у него есть еще попытка, — хотя бы девяносто копеек.

— У нас вообще денег нет, — мы не оправдываем его доверие.

— А что есть?

— Дом, — сообщает вдруг Саша и начинает расписывать его достоинства.

— Ух ты! Целый шалаш!.. И доски настоящие?! — у горемыки пересыхает во рту от восхищения. — И сколько вас там, двое?

— Двое. Будешь третьим? — спрашивает наконец Александр, предварительно обменявшись со мной взглядом.

— Я?! — полная растерянность с его стороны.

— Ты. Только тебе придется потрудиться, а то мы уже не в состоянии.

— Конечно, разумеется, сколько угодно.

Он машет руками, и мы видим, что энергии у него еще достаточно.

— Сколько угодно ты тоже не сможешь. Работа тяжелая. Это тебе не под забором валяться.

Я делаю Саше знак, чтобы он оставил забор в покое.

Теперь мы все втроем торопимся домой. Наш новый сожитель обут в сандалии, я дала ему косынку, чтобы прикрыться. Он на седьмом небе от счастья. Кажется, вот-вот взлетит. В нашей обуви. А я еще развлекаю его разговорами.

— Представляешь, отсюда до нашего дома ровно двадцать шесть тысяч четыреста семьдесят восемь шагов. Саша сосчитал, — преподношу ему в качестве неоспоримого факта.

— Здорово!

— Не семьдесят восемь, а восемьдесят семь, — поправляет наш счетовод. — А тебя как зовут?

— Вениамин.

— И у нас 000 003…

Поиски смысла жизни

Мы вломились в сторожку все втроем уже глубокой ночью и потребовали, чтобы нас оприходовали. Веню мы предъявили в качестве нового жильца и настаивали на немедленном переводе его участка в наши владения. Саша заикнулся было насчет четвертого индекса, но его тут же осадили, напомнив про стенку. Они сказали, что человек — это еще не номер, пустым человеком статус не поднимешь и что, наоборот, все наши вещи теперь будут делиться натрое и повышение мы получим одно на троих.

— У вас люди появляются чаще, чем доски, — добавили они, смеясь.

Но Вениамина все-таки вписали и даже прошли вместе с нами к шалашу, чтобы на месте, светя фонариками, отмерить дополнительный квадратный метр. Мы приделали его справа от шалаша, впритык к дороге. После стольких впечатлений за день все буквально валились с ног от усталости. Однако лезть в шалаш Веня наотрез отказался, объяснив, что еще ничего не заработал и потому недостоин спать в тепле и удобстве. Это в нашем-то шалаше тепло и удобно? Мы оставили его на его законной территории, а сами залегли на подстилку из сухой травы и пожелали друг другу доброй ночи. Третий голос нам пожелал того же.

Следующий день выдался весьма бурным на события. Их было столько, что меня бросало в