Паромщик - Джастин Кронин

его. У меня не было и никогда не будет ни сына, ни младшего брата, которого я смог бы научить премудростям жизни, как Малкольм учил меня. Вдруг пришла мысль: не так-то легко с уверенностью сказать, кем мы приходимся друг другу. Отцы могут быть сыновьями, возлюбленные – друзьями, а дочери – матерями. Любое определение будет лишь половиной правды, если не меньше.

– Я горжусь тобой, – сказал я Джейсону.

Он прошел через шлюз и скрылся за дверцей шаттла. Остались только Квинн и Тия.

– Жаль, что я не смог тебя переубедить, – сказал Квинн.

– Это невозможно, но спасибо, что попытался.

– Скажу еще раз: ты не обязан этого делать. Инвесторы не заслуживают такого подарка. Ты ничего им не должен.

Квинн ошибался. Они сделали все, о чем я просил, и даже больше.

– Помнишь ту ночь, когда мы сидели в твоем логове? Незадолго до вторжения охранников.

– Плоховато, но помню.

– Ты сказал мне: «У тебя та же проблема, что у всех. Ты много чего знаешь, но почти ни во что не веришь». Тогда я не понял твои слова, а теперь понимаю. Я делаю то, что предназначено. Так было с самого старта.

Чтобы завершить разговор, я протянул ему руку. Квинн посмотрел на нее, сокрушенно вздохнул и протянул свою. Его рукопожатие было твердым и решительным.

– Прощай, Квинн. Спасибо за все.

– Прощай, Проктор.

Он повернулся и вышел через шлюз.

– Ну что ж… – Тия откашлялась. – Наши пути расходятся.

Она стояла поодаль, скрестив руки на груди.

– Полагаю, да, – сказал я.

– Реветь я не буду. Оставлю это на потом.

– Наверное, так лучше.

– Черт бы тебя побрал, Проктор!

– Знаю. Но я вот такой. Прости.

– Довел-таки. – Она шмыгнула носом и тыльной стороной ладони провела по глазам. – Я не знаю, как быть дальше. Что думаешь на этот счет?

У меня в горле встал комок.

– Думаю, тебе нужно погрузиться в шаттл и жить своей жизнью.

– Ты серьезно? Это все, что ты можешь сказать? «Желаю тебе приятной жизни»?

– Я желаю тебе прекрасной жизни. Самой лучшей из возможных.

– Обещай, что будешь писать. Хорошо? Если напишешь, я отвечу.

Сделав над собой усилие, я улыбнулся:

– Конечно. Иначе куда мне девать такую пропасть конвертов и марок?

– Черт тебя побери, Проктор! Это и вправду больно.

Она обняла меня. Порывисто, ненадолго. Не успеешь оглянуться, как такое объятие кончается, но ты помнишь его всю жизнь.

– Понимаю, – сказала она. – Я не в восторге, но понимаю. – Она не разжимала рук, и я тоже, хотя оба боялись, что это затянется. – Ладно, отправляйся с ними, – прошептала Тия.

Она разомкнула руки и, не оглядываясь, покинула шлюз.

Я поднялся в купол. Странно было ощущать себя единственным, кто бодрствует на борту моего корабля, моего «Ораниоса». Шторы иллюминатора были раздвинуты. Внизу простиралась большая голубая планета. Сколько поколений сменится, прежде чем история «Ораниоса» отойдет в прошлое, превратится в миф? Запомнят ли дети человечества этот корабль? Если да, какие легенды они будут рассказывать? «Мы пришли с небес, прилетели издалека. Мы путешествовали на большом корабле, который летел между таких же звезд, какие вы видите по ночам. И однажды настал день прибытия, с которого в этом мире началось все».

Я следил за полетом шаттла. В космическом пространстве все тела движутся с удивительной грациозностью. Они приобщаются к глубочайшим силам, вливаясь в поток существования. Изображение уменьшалось, и я уже не видел ни сверкающего фюзеляжа, ни распростертых, как у птицы, крыльев. Последовала вспышка – это включился двигатель шаттла, чтобы изменить его положение для вхождения в кэлусианскую атмосферу.

Осталась лишь полоска света.

И наконец, признание. Я был тем, кто сотворил все это.

Не Питомник. Его придумала Элиза. Все остальное. Аннекс. Дроны и охранников. Роскошные жилые дома и величественные общественные здания, а также бесконечное, безмятежное существование для избранных, которые сполна наслаждались жизнью, в то время как серые бесправные массы трудились для удовлетворения прихотей своих хозяев. Может, Элиза и мечтала о Проспере, но ее мечтания осуществил я, один я.

Зачем? Откуда явилась навязчивая мысль: сделать так, чтобы счастливый сон одного человека обернулся нескончаемым кошмаром для многих других людей? Но лучше задать другой вопрос: кто, столетиями видя райские сны, захочет добровольно строить жизнь с нуля в чужом мире, где нет почти ничего, кроме льда и камня? Колонистам я говорю: я дал вам то, что требовалось, – мир, который вы возненавидите. Жизнь, с которой вы без сожаления расстанетесь, жизнь, которая подготовит вас к грядущим трудностям.

Вы ненавидите меня за это? Согласен, я заслужил вашу ненависть. Я не стану просить о прощении. Такое преступление нельзя простить. Только Бог сможет дать мне прощение, если захочет.

А вам, мои подопечные, спящие в капсулах, я говорю: вы прожили бесчисленное множество жизней и проживете еще столько же. Но эти будут отличаться от прежних. Дни, полные беспечности и праздности, ушли навсегда. Это не наказание, ни в коем случае. Это мой подарок вам, дабы вы освободились.

Я дам вам детство, чтобы вы насладились порой невинности.

Старость, чтобы вы научились ценить молодость.

Детей, чтобы вы заботились о них и строили планы на будущее.

Работу, чтобы вы сознавали ценность каждого прожитого дня.

Болезни и недомогания, чтобы вы поняли, как драгоценно здоровье.

Смерть, чтобы вы ценили сладостную и в то же время горькую красоту жизни.

Каждый из нас рождается сверкающей душой, облаченной лишь в новизну, но жизнь делает нас такими, каковы мы есть. Вы знали одну жизнь; теперь познаете другую.

Мы снова отправляемся в путешествие. Что нас ожидает в месте назначения? Какие крохи человечества еще остались на Земле? Может, нас ждет пустая планета и продуваемые ветрами развалины погибшей цивилизации и мы окажемся последней горсткой разумных существ, вынужденных довольствоваться собственным обществом? Но и до этого дня доживут не все. Работу челюстей времени можно замедлить, но нельзя остановить. Начнутся сбои в сложной системе, управляющей криокапсулами. Будут те, кто умрет в своих капсулах просто от времени, то есть от старости. Друг, сидящий напротив, с удивлением обнаружит, что стул, на котором вы сидели, пуст. Ваш супруг повернется к вам, лежа в постели, и увидит, что вас нет рядом, а простыни еще хранят тепло вашего исчезнувшего тела. Все будут потрясены, но еще больше – растеряны. Впрочем, исчезнувшего быстро забудут. Об этом позаботится пространство снов. Так волны накрывают собой утопленника, словно ничего и не было. «Что случилось с?.. Кто-нибудь видел?.. Не здесь ли она сидела вчера?..» Все будут удивленно качать головой и на мгновение даже почувствуют