По следам серой царевны - Елена Николаевна Щигорцова

желание посмотреть всё нарастало. И вот уже у поворота на поселение, она не удержалась и взглянула назад, волка не было. Волк вернулся в лес. Жизнь продолжала струиться. Йара выдохнула и вошла в деревню, еще не зная, что к Горбунке уже приближается Чернобог. Могуч и силён он был; мог он и грозы и метели наслать, и человека любого превратить в зверя, и много ещё чего Чернобог умел, но вот способности чувствовать убегающую Йару не имелись у него. И вычислял он её местонахождение по косвенным признакам. Например, как сейчас, практически уже на подступах к Горбунке, заприметил он одиноко бегущего волка, краем леса устремляющегося на север. Эта необычность, ведь волки двигаются всегда стаями, бросилась ему в глаза, и съехал Чернобог на своей повидавшей немало дорог повозке к Горбунке. Здесь он намеревался разведать, куда двинулась Йара; многовековое чутьё подсказывало, была она здесь.

Глава 2. Туман.

Йара шла, медленно переставляя ноги, из последних сил. Ничего не бывает вечного, неутомимого, всё нуждается в подкреплении, даже ветер не дует без остановки на земле, и он берет паузы для отдыха. Так и Йаре требовалось восстановить силы, энергии в ней совсем не оставалось. Нужны были люди и тепло.

За резким поворотом, утопающим в бесконечности голых почерневших берез, начиналось поселение. Из труб дружно волок дым, выделывая вихрастые кольца. На душе у Йары скользнула ожидаемая радость. Но тут резко на дорогу выехало несколько гружёных подвод, заставив Йару, хоть она и была от них на достаточно большом расстоянии, отойти на обочину к деревьям. Подводы двигались шумно, мужики, сидящие на них, громко переговаривались, стараясь перекрикивать разные звуки и лай провожающих их собак.

Подъезжая к Йаре, собаки, изогнувшись, прижав хвосты, зарычали, но близко не подходили, пятились. И, потом совсем надорвавшись, бросились обратно в деревню. Лошади пытались встать на дыбы, проезжая мимо Йары. Мужики, чертыхаясь, тянули вожжи в сторону, пытаясь угомонить скотину.

Когда вся эта компания промчалась, Йара отмерла, зашагала дальше. А они же некоторое время ехали молча, пытаясь понять, кто мог в таком странном виде блуждать около их деревни. Ехали, как в тумане, слова роились клочками в голове и не укладывались ни в одну внятную мысль

У Степана, ехавшего первым, фыркнула и остановилась лошадь, приметив перебегающую через дорогу мышь-полевку. Степан словно вышел из забытья:

– Тпруууу…

В голове мелькнуло: нехороший знак; мышь перед дальней дорогой – это пустой карман и проигрыш в деле; либо обворуют, либо торговля худо пойдет.

Степан поморщился.

– Ну чего там ещё? – Недовольно пробурчал Ярмилко, молодой, торопливый мужик; и говорил он быстро – всю фразу на одном выдохе, как единый звук.

– Мышь, – ответил Степан, уже занося кнут, чтобы двинуть лошадь, да тут Лукич им крикнул:

– Видали бабу-то, мужики? А?

Степан опустил кнут, сначала хотел сказать, что думал – померещилось ему, да тут же осекся и качнул головой в знак согласия, мол видели.

Ярмилко и ещё трое подъехавших мужиков напряглись, вслушиваясь в их разговор.

– И откуль она идёт, ненашенская точно, – продолжал Лукич.

– Может из Горбунки, как раз сейчас проезжать будем? – Предположил Ярмилко.

– Заедем, спросим, может случилось чего там, – вклинился Иван в разговор.

– А ярмарка, солнце вон уж разгорается, – усомнился в нужности такого заезда Степан, поглядывая на небо и нервничая, что к открытию ярмарки они точно не успеют.

– Поэтому давайте пошевеливаться, – натянул вожжи Лукич, – нууу, родная. Быстрее доедем до Горбунки, а там и на ярмарку помчим…

Лошади тронулись.

– Ну как знаете, – пробубнил Степан, последним пристраивая свою лошадь в вереницу; его больше расстроила мышь, перебежавшая дорогу, чем встретившаяся девка.

Старались ехать быстро, молчали, каждый прокручивал в голове свои планы.

Подъезжая к Горбунке, даже посчастливилось не заворачивать, так как на встречу им показались мужик с бабой на телеге. Телега простая, значит за покупками собрались. Лукич, прижав вожжи, замахал им руками, прося остановиться. Ярмилко оставил Степану свою лошадь для пригляда, спрыгнул и быстро направился в сторону встречных. Они о чём-то с ними бурно поговорили, оживлённо жестикулируя. Баба даже встала на телеге, объясняя удивленному Ярмилке и корча рожи, и топая ногой. Потом мужик понудил лошадь, и они поехали. Ярмилко секунду ещё смотрел им вслед и бросился к своим.

– Пришлая она, эта девка, что мы видели, – немного запыхавшись затараторил он.

– Ну-ка, давай нормально говори, не жуй, – прикрикнул Степан, нервничая, что не всё понимает, что говорит Ярмилко.

Тот вдохнул и постарался медленнее, проговаривая:

– Непонятно откуда пришла, в деревню волков привела, малец чуть не сгинул там. Икон боится. Колдовство ведает.

Мужики молчали.

– Ехать надо, – проговорил Степан, – ярмарка, поди, уж началась…

– Кто как, – стащил с головы шапку Ярмилко, будто винясь перед всеми, – а я обратно верстаюсь, там Лушка в хате одна…не дай господь, что случится, не направилась бы эта странняя к нашим домам.

У Ярмилко была мать престарелая, да жена молодка, страшно стало парню за них; у Степана же детей куча один за другим – тоже холодок по спине пробежал, лишь бы не случилось чего.

Покричали ещё мужики, поворчали, версий подомысливали, и повернули подводы обратно в свои Хомутята. Всё равно день не задался, знать и торговля не буйно пойдёт.

Весь народ этой крохотной деревушки ещё от первых поселенцев был занят тем, что вязали конские упряжки, да на ярмарку свозили. На то и жили в основном. К слову сказать, рукастые они были в этом деле; такие оглобли и дуги расписывали, такие сбруи плели – нигде в округе прочнее и краше не было, и на каждой ярмарке их изделия на расхвати вырывали.

Но сегодня ярмарка гудела без них. Так гружёные и неслись они обратно домой.

А в Хомутятах была тишь да благодать. Собаки, истошно рычащие, замолчали, как только Йара подошла к избам и повела рукой, усмиряя их. Так и застыли с оскалившимися мордами у ворот. Йара немного помедлила, продумывая, куда идти, и зашагала к третьей избе от леса. Здесь из трубы шёл густо дым, слышались весёлые голоса. В больших сенях было тепло от белёного бока русской речи, выходившего сюда. Пол устлан ткаными половиками. По лавкам за резными прялками сидели молодые девицы и женщины. Жила здесь Василина, бабка лет семидесяти, рыжая и шустрая. Как она попала в эти уральские края никто не знал; сама она южанка, из далеких краёв, но ощущение было, что жила она на этом месте не один век – всю округу знала до дедов. У Василины иногда на осенины собирались девки и