Стрекоза - Екатерина Валерьевна Шитова

Читать с начала: «Стрекоза. Глава 1.»

Айно склонила голову набок, между ее бровями пролегла складка.

– Някке у Священного озера. Если он захочет, пусть уходит с тобой, я не стану препятствовать. Вот только… Вряд ли он уйдет из Лаайниккена. Ты тешишь себя пустыми надеждами, Дана.

– Он уйдет вместе со мной, – уверенно сказала я и добавила напоследок, – Прощай, Айно.

Шаманка ничего не ответила на прощание, лишь махнула рукой в мою сторону. Я слышала, как в доме надрывно плачет ребенок, от этого звука на душе стало неспокойно. Резко развернувшись, я направилась к озеру, чтобы отыскать там Някке. Я не видела его уже больше недели, но была уверена, что он будет невероятно рад, узнав, что все наши испытания закончились. Оглянувшись, я спросила у Айно, которая до сих пор стояла в дверях и пристально смотрела мне в спину.

– Скажи, что будет с моим ребенком?

Шаманка напряглась и нехотя ответила:

– Тебе ни к чему это знать, Дана.

– Скажи, Айно, – настаивала я.

– Это тебя не касается. Это больше не твой ребенок, ты отреклась от него. Прощай. Вейкко закроет за тобой ворота, – торопливо проговорила Айно и скрылась в доме.

Пронзительный плач вдруг стал так сильно царапать мою душу, что я ощутила физическую боль. Я потрясла головой, отгоняя от себя это неприятное чувство, а потом развернулась и быстрым шагом пошла прочь отсюда. “Мы уйдем, и я навсегда забуду об этом младенце. Это, и вправду, не мой ребенок. Это дитя Лаайниккена. Пусть делают с ним, что хотят! Зачем я вообще полезла не в свое дело с этими дурацкими вопросами?” – так думала я по дороге к озеру. Мне хотелось успокоить себя, приободрить, но, увы, ничего не получалось.

***

Някке, к моему удивлению, быстро откликнулся на зов. Лицо его было бледным и задумчивым, когда он подошёл ко мне.

– Ну здравствуй, любимый! – прошептала я.

Покосившись на мой, слегка обвисший после родов, живот, Някке неуверенно спросил:

– Надеюсь, все закончилось хорошо? Ребенок жив?

– Жив, конечно, – с недоумением ответила я, – все кончилось так, как должно было кончиться.

Някке подошёл ко мне и крепко обнял, уткнувшись лицом в мои волосы. Его губы коснулись моей шеи. Мне стало щекотно от его теплого дыхания, по телу побежали мурашки.

– Пойдем отсюда? – прошептала я, прижимаясь к Някке.

Я искала в нем опору, тот стержень, который мог бы удержать меня на ногах, на который я могла бы опереться в сложные минуты. Я чувствовала, что одна я точно не справлюсь с той бурей, которая вот-вот накроет меня.

– Милая, мы обязательно уйдем из Лаайниккена. Клянусь! Но… – Някке замешкался на пару секунд, а потом продолжил, – подожди еще немного. Мне нужно время.

Его слова прозвучали для меня, как гром среди ясного неба. Я и так слишком долго ждала, чтобы ждать еще.

– Какое ещё время? – воскликнула я.

– Подожди несколько дней, Дана. Всего лишь несколько дней, – голос Някке прозвучал страстно и даже дико, – мне нужно кое-что закончить в Лаайниккене.

– Что? – выдохнула я, чувствуя, как на глаза накатывают слезы.

– Не спрашивай ни о чем, просто дай мне время. Через несколько дней мы уйдем отсюда вместе. Обещаю.

Все мое воодушевление раскололось на мелкие осколки, рассыпалось в пыль. Я долго молчала, опустив голову, а потом произнесла:

– Айно больше не пускает меня в дом. Вряд ли она позволит мне остаться в поселении.

Някке вновь сжал меня в объятиях и прошептал на ухо:

– Я сейчас же поговорю с ней, любимая. Я все устрою! Она разрешит тебе задержаться. Ты сделала важное дело для Лаайниккена, не прогонит же она тебя!

Он поцеловал меня долгим, нежным поцелуем, и все мысли и переживания разлетелись птицами из головы. Вновь остались только я и он. Все-таки любовь – особенное чувство. Оно за несколько секунд может опустошить голову, полностью растворить мысли, превратить здравый ум в тягучий розовый кисель. А еще любовь не помогает сделать правильный выбор. Слушать свое сердце – на самом деле, так себе совет. Уж поверьте мне. Любящий человек становится слеп и глух, а часто еще и глуп. Слишком глуп!

– Хорошо, – сказала я, – я подожду. Уйдем через несколько дней, если для тебя это важно.

Лицо Някке сделалось довольным. Я снова прильнула к его груди, но внезапно поняла, что не чувствую в нем того крепкого стержня, на который мне так хотелось опереться.

***

Айно и вправду разрешила мне остаться в поселении, но при условии, что я буду жить в спальне сестер и даже близко не подойду к ее дому.

– Забудь о том, что ты родила ребенка! – строго сказала она, – иначе…

– Не переживай, уже забыла, – не дослушав угрозы, ответила я.

В голове у меня звучал один-единственный вопрос – как прожить эти несколько дней, если минуты тянутся, словно вечность? Еще и Някке куда-то пропал, я не видела его после нашего последнего разговора.

В спальне сестер мне было тяжело и душно. Девушки с любопытством посматривали на меня, теперь им не нужно было слушаться и заботиться обо мне, я перестала быть для них хозяйкой, и теперь, наоборот, они ощущали свое превосходство надо мной. Если я о чем-то спрашивала кого-нибудь из них, то натыкалась на холодное высокомерие.

Поэтому с утра я уходила в лес. Там, лежа на ковре из мягкого мха, я пыталась мечтать о том, как изменится моя жизнь через эти, бесконечно тянущиеся, «несколько дней». Вот только у меня это плохо получалось, потому что мои мысли, раз за разом, возвращались к родам и к крошечной девочке, лица которой я уже не могла вспомнить. Меня переполняли самые разные ощущения – то я злилась, то к горлу подкатывала невероятных размеров нежность, то хотелось радоваться, то плакать. Я не могла справиться со всеми этими эмоциями.

– Это всего лишь гормоны, скоро пройдет, – говорила я сама себе, чтобы успокоиться.

Но едва услышав издали ее плач, я вздрагивала, начинала нервничать, сердце принималось биться в груди раненой птицей, а в горле вставал ком. Я плохо спала по ночам и то и дело просыпалась, потому что мне мерещился ее плач. Спросонья я соскакивала с лежанки и искала девочку глазами в темноте. Только спустя несколько минут я понимала, что рядом нет никакого ребенка, только спящие сестры.

А один раз мне приснилось, что я держу ее на руках, и она вся такая теплая и красивая, что у меня сердце защемило от тоски по ней. “Доченька, моя доченька,” –