Стрекоза - Екатерина Валерьевна Шитова

Все-таки весна удивительна. Она заставляет оживать даже то, что уже почти умерло. Прошлогодние травы и цветы вновь становятся зелеными, высохшие за зиму ветви деревьев набухают от переполняющего их сока. Осенью здешняя природа умирала вместе со мной, а теперь я оживаю вместе с ней, потому что весна даже меня наполнила жизненными соками и силами.

Я посмотрела на свой большой живот, и в этот самый момент ребенок толкнул меня изнутри.

– Ай! – воскликнула я, – драчун родится, не иначе.

Свежий апрельский ветер растрепал мне волосы. Я поежилась и плотнее запахнула огромный тулуп, которым поделился со мной Вейкко. Другая одежда на мне не сходилась, живот был слишком большой и, казалось, рос день ото дня. Я уже с трудом передвигалась, еле-еле поднималась по утрам с лежанки и опасалась уходить далеко от поселения.

Зато теперь я жила в Лаайниккене на особых правах. В домике Айно мне была выделена отдельная комната, в которой стояла полноценная кровать с деревянным основанием и мягким матрасом. Айно следила за тем, чтобы я хорошо питалась, в моем ежедневном рационе были фрукты и даже мясо кур. Раз в неделю Вейкко ездил в ближайший поселок за продуктами для меня. Другие сестры, ждущие Очищения, не смели даже мечтать о такой пище. Зимой здесь питались совсем скудно – два раза в день была распаренная греча. Мне было жаль девушек, а особенно Вейкко, у него был вечно голодный взгляд. Поэтому каждый день я выносила ему на улицу большую часть своей порции съестного. Мне нравилось видеть благодарность в его глазах.

Айно выдала мне даже гель для душа, потому что от хозяйственного мыла моя кожа стала зудеть и страшно чесаться. Я была окружена ее пристальным вниманием и заботой каждый день. Вот и теперь она подошла ко мне, сидящей на крыльце и спросила.

– Дана, ты не замерзла?

Я мотнула головой, давая понять, что у меня все хорошо, и что не нужно меня тревожить. Но Айно продолжала стоять возле меня.

– Весеннее солнце лукаво. Тебе нужно беречь себя, особенно сейчас, – сказала она.

– Мне не холодно, – ответила я.

Айно прижала ладонь к моему лбу, потом пощупала пульс и с улыбкой произнесла:

– Пойдем в дом, я осмотрю тебя.

Я вздохнула, нехотя поднялась с крыльца и, медленно переставляя ноги, прошла в дом. Несколько раз в неделю Айно осматривала мой живот, проверяла, не опустился ли он, слушала через деревянную трубку, как бьется сердечко ребенка в утробе.

– Вчера же был осмотр! Все у меня хорошо, а у ребенка – тем более, – недовольно проговорила я, ложась на жесткую лавку в кухне.

– Роды близко. Вон как живот вниз пополз. Теперь нужно хорошенько следить, чтобы все с ребенком было в порядке.

Я положила руки на грудь и закрыла глаза. Ребенок пинал меня ножками и ручками в бока. Что я ощущала в эти моменты? Ничего, просто ждала, когда все закончится. Я настроилась на то, что сразу после родов младенца заберет Ваармайя, я его даже не увижу. Старуха сказала, что если я хоть раз возьму его на руки, то уже не смогу отдать. Я тогда пожала плечами и усмехнулась, а она грустно проговорила:

– Просто ты еще не знаешь, что такое материнство.

Я и не хотела знать. Я еще слишком молода. Какое материнство? Хотя иногда на меня накатывала такая огромная нежность к этому нерожденному ребенку, что всю грудь распирало от нее и дышать становилось нечем. Но потом я успокаивалась, говоря себе, что это просто очередной гормональный всплеск. И вообще, я была уверена в том, что материнство – оно не для всех. Мне, к примеру, становиться матерью совсем не хотелось. Я просто привыкла к мысли, что внутри меня зреет маленькое существо, которому суждено остаться в Лааниккене. Кстати, я до сих пор не знала, кто это – мальчик или девочка. Все ждали мальчика – наследника.

– Что будет, если родится не мальчик, а девочка? – как-то спросила я старуху.

Но она только махнула на меня рукой и велела не говорит ерунды. Мне уже тогда стало не по себе от ее реакции, но я решила не забивать себе голову ненужными мыслями. Ведь я только носительница, меня не должна волновать дальнейшая судьба этого младенца, кем бы он ни родился.

***

Если говорить откровенно, то моя жизнь в Лаайниккене во время беременности была почти счастливой. Я давно не чувствовала себя такой спокойной и защищенной. Мои видения прошли, даже надоедливые черные стрекозы перестали кружить над головой. Меня сытно кормили, обо мне заботились, моментально исполняли все пожелания и капризы. Я чувствовала себя королевой, у которой вокруг было множество прислужниц. Сестрам с самого начала было торжественно объявлено о том, что мне выпала огромная честь – носить наследника Лаайниккена. Айно строго-настрого приказала девушкам оберегать меня и выполнять любое мое поручение. Лишь одна из сестер, девушка Генриетта,возомнившая себя пророчицей, не слушалась Айно. Она постоянно сердито косилась на меня, а однажды выкрикнула мне в лицо:

– Лгунья! Нет у тебя внутри будущего Хранителя!

У Генриетты было красное, разгневанное лицо. Я испугалась, прижала ладони к своему, на тот момент еще плоскому, животу. А потом я пожаловалась на Генриетту Айно. За гневный выпад шаманка заперла Генриетту в сарае на пять дней. Это помогло, больше она даже на глаза мне не попадалась. Все остальные сестры были одинаково приветливы и добры ко мне. Я очень скоро привыкла приказывать им, как будто они, и вправду, были моими служанками.

Раз в неделю мне разрешали видеться с Някке. К моему удивлению, Айно переменилась по отношению к нам. Она сама приводила Някке ко мне. Поначалу мне не хотелось его видеть. Я ужасно себя чувствовала, меня постоянно тошнило. В первые недели беременности я почти не вставала с постели. Когда он пришел, я, вспомнив об обмане, впала в ярость и начала бить его по лицу и по груди, а потом без сил рухнула в его объятия и выплакала все свои слезы. Мне было о чем поплакать. Я плакала о погибшем отце, об одиночестве, о своих обманутых надеждах и о страшном унижении, которое я испытала в старой хижине на острове Соединения.

Някке не спрашивал меня, что сделал со мной его брат девять месяцев назад. А я была благодарна ему за это. Я бы все равно не