По воле чародея - Лилия Белая

спрашиваю: пойдёшь ли добром ко мне в ученицы? Не упирайся, позволь раскрыть твой дар. Платы за науку я с тебя не спрошу никакой, но после ты должна будешь помочь мне в одном деле. Если откажешься, случится всё, что показали карты, – произнёс он серьёзно. – В Славении прольётся слишком много крови и слёз. Церемониться с тобой и твоим папашей времени у меня нет, клянусь! Вот тебе последнее моё слово, Анастасия.

– Не знаю, в чём моё счастье, но уж точно не в вас и не в вашем чёрном колдовстве! – Девушка схватила со стола материнскую куклу в одну руку, а в другую – кухонный нож, выставив его перед собой. – Уходите, пан! Отца вы не тронете! И только попробуйте подойти ближе!

– Ты мне цветочком угрожаешь?

Настасья посмотрела на оружие в руке, но вместо ножа в ней оказалась алая роза. Шипы тут же вонзились в ладонь, изрисовав её алыми ручейками.

– Вот и первая кровь, – бесстрастно произнёс тёмный волшебник. – Ох, что же ты так смотришь? Ты ведь у нас любишь живые цветы, не так ли?

Властош беззвучно посмеялся.

Настасья обронила розу и от страха вжалась в стену. Кровь испачкала ткань сарафана.

За окнами прогрохотал гром. Послышался звук шагов.

В сенях показалась тощая, измотанная жизнью фигура. Это вернулся отец.

* * *

Мелинар вошёл в избу мокрый, дрожащий. На лице его не было и следа радости, с какой он раньше возвращался домой. Все его мысли занимал сегодняшний отвратительный вечер. Старушка Феодосья вручила пару рублей за подохших кур, а потом полил проклятый дождь!

– Отец!.. – окликнула Настя.

Мелинар не увидел чародея, стоящего в тени. Он подошёл к дочери, положил голову ей на плечо. Голос его, усталый, изнемогший, зазвучал с прежней лаской, с какой он всегда встречал своё чадо:

– Золотце моё… Тут всего несколько рублей. Но, быть может, зиму переживём. Да, переживём всё это, дитятко… Ты прости меня, моя хорошая, я был груб, прости, солнышко моё.

Настя сжала озябшими пальцами сморщенную руку отца.

– Всё будет хорошо, тять, всё будет…

– Нет, Настенька! Уже не будет! Ах, какая сцена, как трогательно! – Из темноты кто-то громко захлопал в ладоши.

Мельник дёрнулся и обернулся на насмешливый голос. Глаза Мелинара округлились, костлявые руки сжались в кулаки.

– Вы?! Мерзавец! Что вы тут делаете?!

Желание жить, чтобы защитить родную дочь и дом, вернулось к мельнику, и вспыхнувшая в сердце ненависть почти не давала дышать. Шляхтич оставался невозмутим. Злость Мелинара его скорее забавляла.

– Знаешь, я не перестаю удивляться, почему вся ваша семейка делает вид, будто меня не ждала! Я сказал тогда чётко: после дождя в четверг приеду. И я приехал. За долгом. Деньги или твоя девчонка, выбирай!

Властош говорил уже без улыбки.

– Ни денег, коих у меня из-за вас теперь нет, ни дочку мою вы не получите, пан Вишнецкий. Вы нарочно всё это делали! – Не помня себя от злости, Мелинар подбежал к пану и схватил его за грудки.

– Что я делал нарочно? – маг в изумлении выгнул бровь.

– Не притворяйся, лиходей! Сказано тебе: ни рубля от нашей семьи не получишь. А если я ещё раз увижу тебя в своём доме… – начал было мельник, но пан перебил:

– Как быстро на «ты» перешёл, надо же! Мой титул для тебя уже пустой звук?

Настя с тревогой следила за развернувшейся сценой, понимая, что сейчас отец ни в коем случае не должен переходить границы.

– Тять, не стоит, – взмолилась она. – Пусти его, пускай идёт своей дорогой!

Отец послушался с неохотой.

– Тронешь мою девочку хоть пальцем, – заявил Мелинар, – самолично глотку перегрызу. Терять мне нечего.

Вишнецкий на секунду замер. Рука его поправила на пальце изумрудный перстень, и Настасья на всякий случай заслонила собой батюшку.

– Я вот думаю, – медленно протянул маг, – что же мне сделать с тобой, мельник.

Никто не знал, чем бы всё это закончилось, если бы в дверь избы внезапно не постучали. С улицы доносился плач. Мелинар, нарочно задев плечом чародея, направился в сенцы.

– Прохвост! О, ты, как всегда, не вовремя!

В светлицу вбежал плачущий мальчонка.

– Данилка! Что произошло? – Настасья, совершенно позабыв о пане чародее, об отце и всех бедах, рванула к названому брату. Ребёнок, всхлипывая, лепетал одно-единственное слово:

– Мама… Мама… Мамка…

– Лисавета? – встревожился Мелинар. – Что с ней?!

Утерев мокрый нос рукавом рубашонки, Данила судорожно выдохнул и ответил, запинаясь:

– П-п-п… П-померла… Померла м-моя м-мамка…

Настасья ахнула. Мелинар опустился за стол как подкошенный. Первая мысль, возникшая у него в голове, была о том, сколько дерева, сил и времени понадобится для того, чтобы сколотить гроб. Ребёнок один не справится, а Любор уже в столице.

Данилка утонул в объятиях подруги и из-за её спины встретился со взглядом тёмного волшебника. В глазах пана блеснуло нечто странное, похожее на сострадание. Властош снял с пальца перстень, спрятал в суму и потянулся к дорожному плащу, стараясь больше не глядеть на мальчишку.

– Ну, похороны – дело святое, – молвил он с прохладцей. – Три дня даю вам. Надеюсь, успеешь всё сделать, мельник? А ежели не вернёшь долг, расплатишься ею, – он кивнул на Настасью. – За пирог и особенно за чай благодарю, замарашка. До скорого свидания, душа моя.

Когда пана колдуна и след простыл, Настя заперла дверь и дозволила маленькому сироте прижаться к себе. Она не знала, что ему сказать, как утешить. В нужных словах нашёлся Мелинар. Только его слова были скорее честными, правдивыми, нежели успокаивающими.

– Смерть скосит, а любовь засеет, – устало прошептал он. – Всё идёт по кругу. Прими как должное. В этом и есть жизнь, маленький друг. На смену смерти приходит новая жизнь.

Данилушка старался унять слёзы, но не смог. Не сдерживая себя, уткнулся в голубой сарафан Насти и зарыдал во всю силу. Обережная куколка Насти, сидящая на столе, печально склонила голову, будто плакала вместе с мальчиком. Как расколотую икону нельзя было воссоединить, так и мёртвую невозможно было воскресить. Что ждало их всех впереди, никто не знал. Но они и не пытались вообразить. Их ждали другие, более важные дела, пока им даровали хоть немного времени.

* * *

Он встретился с Захарием на опушке леса, в северо-восточной стороне, куда никто из деревенских обычно не ходил: место было сырое, недоброе. На лице Властоша, когда тот объявился, кузнец успел заметить задумчиво-печальное выражение.

– Ну, как всё прошло, господин?

– Не переживай, коваль, скоро девчонка будет твоей. Мама вашего деревенского прохвоста Данилки померла. Пусть похоронят, следует подождать.

Захарий нахмурился.

– Ваших рук дело?..

Чародей