Долгожитель - Татьяна Филатова

силы не те. – Борислав сделал паузу, сел около туши косули, положил рядом с ней нож бусурманский, отвел глаза в сторону и продолжил: – Меня задрал медведь. Почти до смерти. Хотя, к чему врать – до смерти. Но еще дышал я, когда он меня нашел.

– Кто?

– Не знаю. Он. Старец. Я видел, как из моей груди и живота хлюпала кровь, я чувствовал, как она выливалась у меня изо рта. Мне было холодно, я словно видел изнутри, как из меня уходила душа. А потом надо мной склонился он. Он так жадно посмотрел на меня и на мою распоротую грудь. Теперь я понимаю: он хотел, и он мог съесть мое сердце. Но сделал иное. Он достал нож, разрезал себе и руку и залил мне в рот свою кровь.

– «Пей», – велел он. А я не мог глотать. Все, что я глотал, выливалось из горла… А он продолжал вливать и кричать: «Пей! Пей!». Затем в моих глазах стало темнеть. Я только услышал, что батюшка наш прибежал и на него накинулся, а потом – мрак.

– Ты помер? – спросила Дарина. Борислав кивнул.

– Помер. Батюшка, видать, хотел меня домой отнести и похоронить по-людски, а я с зарей очи-то и открыл… Целехонький. До дома он донести меня не успел, коло речки привал устроил. Так там чуть меня и не утопил, когда я встал на ноги. – Борислав улыбнулся. – Ох и крестился много он… А я смотрю – рубаха на мне драная, вся в крови. Поверх меня лежала батина рубаха. Лаптей нет, руки веревкой связаны. «Бать, это я», – говорил ему, а он все крестился, молитвы читал да причитал, что бес в меня вселился.

– А это так? – спросила с интересом Дарина. Ольга молчала, лишь тихо плакала.

– Откуда мне знать, – Борислав пожал плечами. – Вот, ежели того старца повстречаю, то спрошу его.

– Сколько раз ты помирал? – спросила Ольга.

– Ежели и тогда, когда медведь задрал, то три…

– И на утро с зарей живой…

– Это дар, – перебила их Дарина, – это – твой дар. Ежели бы не он, мы бы с сестрой твоей уже век бы себе укоротили, а ироды те проклятущие продолжили бы народ русский убивать.

– Мне всех не перебить…

– А с нас и этих хватит, – улыбнулась Дарина. – Мою маму и трех братьев убили. Убили прямо передо мной… А ты нас спас. Ты ел их сердца? – так то их кара за то, что они сотворили. Ежели могла бы, то сама бы сердце вырвала у того, кто мою матушку погубил. А коли не бусурмане, то ешь зверей. И что с того? Ты человеком быть перестал?

Слушал Борислав Дарину, слушал, но не слышал: любовался ею. Лет ей было, как и Ольге, сестре его, да только не похожи они были с Ольгою совсем: у Ольги – желтые, как солома, волосы, глаза зеленые да веснушки по щекам, у Дарины же на плече лежала толстая черная коса, а очи ее черные колдовскими казались. Не мог от них своих очей оторвать Борислав. И Дарина это понимала и не противилась.

В сгоревшей деревне уцелел лишь один дом у самого леса: старуху из него бусурмане тогда выгнали и на тот свет отправили, а вот пламя до избы добраться не смогло. Там и было решено обосноваться. На второй день из лесу вышла корова. Ох и радовались Ольга с Дариной! Корова, видать, когда пожар еще был, в лес сбежала, да чудом от волков уцелела, а как людей почуяла, так домой и пошла: от вымени полного тяжко ей было.

Время шло. Одним ранним утром Борислав, открыв глаза, почуял нечто такое, что до того часа никогда не чуял: кровь родную. Но кто ему может быть роднее сестры? Одевшись, он вышел из избы, а на крыльце сидел тот самый старец, да только теперь он уже был не старцем, а мужиком, и совсем не старым. Но Борислав его все одно признал.

– Живой, – ухмыльнулся мужик.

– Живой, – ответил Борислав.

– А батюшка твой тогда знатно ко мне приложился, – рассмеялся гость. – Ох и сильный был! Одним ударом дубины душу из меня вышиб. Эх, жаль… Такая борода была! Заново растить придется… Да только не хочется мне. Устал я.

– От чего устал?

– От жизни.

– Что ты со мной сделал? – спросил Борислав.

– Я тебе передал великий дар, – ответил мужик. – Дар жизни. Тебе сколько годков было, когда медведь тебя задрал? Вот столько тебе годков и будет всякий раз, когда опосля того, как помрешь, назад вертаться будешь. Вот я помер когда-то вот таким вот, как теперь перед тобой, а батя твой меня уж совсем стариком приложил. На утро очи открываю – а я уж и не дед! Эх. А так помереть хотелось.

– Ты со всем не можешь помереть?

– Почему не могу? А ты мне для чего? – он рассмеялся. – Пойдем в лес, потолкуем… Дабы бабы твои не испужались меня. Разговор есть.

Борислав спорить не стал. И страха он не испытывал.

– Почто ты меня так обернул? – только и спросил он.

– Тебя бы уже черви поели бы, и вот так ты благодарствуешь?

– Я людей ел, – виновато сказав, остановился Борислав.

– Не людей, а нелюдей, – поправил его мужик. – Меня Игорем звать. Не стой, идем.

– Игорь, а сколько раз ты помирал?

Игорь рассмеялся и снова остановился.

– Правильные вопросы задавай: не сколько раз помирал, а сколько раз жил. Много, братец, много, – сказал он и пошел дальше. – Так много, что уж и не упомяну всего. Да только больше не хочу. Так хотел помереть от старости, да тут батя твой со своей дубиной, – он снова рассмеялся.

– Как нас называют?

– По-всякому. Когда кричат: «Бес в нем!», когда: «Свят, свят!». Но ты людям не открывайся. У каждого для такого, как мы, своя дубина имеется. Негоже помирать ежечасно. Жить-то, поди, лучше!

– Есть такие, как мы, еще?

– Были. Там, откуда я, были еще. Да вот только давненько это было… Расползлись по белу свету. Не все добрые. Есть те, кто людей по чем зря губят… Есть и те, кто целыми княжествами и царствами правят, а как в поздние лета входят, так помирают, а на заре уже и наследник объявляется, и вот чудеса: наследник как капля воды похож на правителя! А то ведь он и есть, а гроб пустой хоронят.

– Так и ты делал? – спросил Борислав.

Игорь в ответ лишь ухмыльнулся.

– Далече, поди, отошли от баб твоих, – сказал он. – Разводи огонь…

– Для чего?

– Ишь ты,