Стрекоза - Екатерина Валерьевна Шитова

– Алло? Да, это Айно, – спокойно произнесла она.

Потом она замолчала, выслушивая эмоциональный монолог моего отца. Он что-то долго кричал в трубку на повышенных тонах. А когда закончил, Айно спокойно ответила:

– Не собираюсь оправдываться. Вы можете забрать свою дочь в любое время. Она не настроена на Очищение.

Убрав телефон в карман платья, Айно холодно взглянула на меня и сказала:

– Можешь идти в спальню. Завтра отец заберет тебя.

Я растерянно смотрела в ее красивое лицо и не могла поверить в то, что она всерьез разрешает мне уйти. Губы женщины дрогнули в улыбке, она спокойно развернулась к девушкам, которые наблюдали за всей этой сценой, затаив дыхание, и громко произнесла:

– А вас, сестры, я приглашаю на оздоровительный сеанс. Постройтесь парами, мы пойдем к Священному озеру.

Девушки дружно поднялись со своих мест и направились к озеру. А я стояла, не в силах поверить, что меня, действительно, освободили от гнета здешних правил. Мне вдруг стало легко. Небо было высоким, синим, безоблачным, не предвещающим ни бурь, ни гроз, ни ураганов. Зайдя в спальню, я достала телефон, подключила его к последнему пауэрбанку и написала Нику:

«Завтра я уезжаю домой. Жаль, что мы так и не встретились.»

Через две минуты он ответил мне:

«Подожди. Что случилось? А как же я? Мы ведь хотели увидеться после твоей поездки.»

«Айно меня прогнала! Прости, наверное не получится встретиться!» – написала я.

***

Отец приехал на следующий день. Давно я так не радовалась ему. Когда его фигура появилась в воротах, я с замирающим сердцем побежала навстречу и крепко обняла его.

– Как ты, милая? Я здесь, я рядом!

Мне стало тепло от этих слов, а потом я увидела, что Айно идет к нам – как всегда, вид ее был безупречен. Отец сухо поприветствовал ее и проговорил вполголоса:

– Что же здесь у вас такое происходит, что моя дочь звонит вне себя от страха?

Айно гордо вскинула подбородок и посмотрела отцу в глаза.

– Дана проходит через стандартные процедуры. Но ей нелегко влиться в коллектив. Она часто бунтует, нарушает режим и порядок. Соответственно, она несет и заслуженные наказания за свое поведение. Здесь у нас не оздоровительный лагерь, не санаторий! Строгие правила распространяются на всех сестер. Дерзость и непослушание неуместны. У нас нет места жалости и поблажкам. В основном, девушки послушны, так как понимают, зачем они здесь. Они хотят изменить свою жизнь, они хотят вымолить у Хранителя Очищение, но Дана… Я не знаю, чего она хочет. Вы можете поговорить с ней, а можете уехать прямо сейчас, и я верну вам все затраты, которые вы понесли.

Голос шаманки звучал уверенно и строго. Глаза ее сияли праведностью, и постепенно суровость отца сменилась смущенной и понимающей улыбкой. Это был плохой знак. Скоро она заболтает его до того, что я еще и окажусь во всем виноватой.

– Пап, не слушай ее. Пошли отсюда! – позвала я и потянула отца за руку.

– Прежде чем вы уедете, Вадим, позвольте мне показать вам девушку, которая только на днях прошла процедуру Очищения. Завтра за ней должны приехать родители. До того, как она попала к нам на Озеро, она страдала от пагубной зависимости. Родители опустили руки! Но теперь она вполне здорова. И вы можете убедиться, что это другой человек! Хранитель Някке очистил ее, исцелил и подарил девушке новую жизнь.

Айно протянула отцу свою тонкую белую руку, и тот пристально посмотрел на нее.

– Пойдемте? – снова спросила Айно.

– Пап, не слушай, она лжет! Марьяна после Очищения лежит целыми днями на подстилке из соломы и даже не говорит! Она похожа на овощ.

Но отец уже шел следом за Айно, и я, чертыхаясь про себя, поплелась за ними. Каково же было мое удивление, когда перед нами появилась Марьяна. Она была одета не как все мы, сестры. На ней было красивое светлое платье – такое, какие носила здесь только Айно. Лицо девушки было бледным, но она улыбалась светлой, спокойной улыбкой. Волосы ее были распущены и гладко причесаны. Она радостно поздоровалась с нами и воскликнула:

– Я уж думала, мои родные так скоро приехали! Что ж, гости – тоже хорошо.

Айно подошла ближе к Марьяне и обняла ее за плечи.

– Твои родители уже в пути! Как ты себя чувствуешь, Марьяша?

– Хорошо, Айно, спасибо! Я чувствую себя лучше, чем когда-либо! – радостно проговорила девушка.

Она широко улыбнулась, и я округлила глаза от удивления. Как такое возможно? Еще вчера она лежала, точно мертвая, смотрела стеклянными глазами в стенку. Как она смогла так быстро оправиться?

Пока я, словно завороженная, смотрела на Марьяну, которая, улыбаясь, как дура, вышивала на пяльцах какой-то замысловатый карельский узор, отец и Айно о чем-то шептались за моей спиной. А потом отец громко произнес:

– Дана, доченька, я все же решил оставить тебя здесь. Я впечатлен результатами Очищения! Неправильно забирать тебя сейчас. Потерпи еще немного и постарайся соблюдать правила. Ради меня.

Я резко развернулась и закричала:

– Папа, нет! Я поеду домой! Я не останусь здесь!

Отец подошел ко мне, положил руки на плечи и с надеждой заглянул мне в глаза.

– Прости меня, доченька… – начал он, и голос его дрогнул, – я ведь хочу, как лучше. Ты сама поймешь потом!

Я оттолкнула его и побежала к открытым воротам, но Лада сделала знак рукой, и Вейкко схватил меня под руки и потащили к маленькому деревянному домику, расположенному вдали от других построек. Это была так называемое исправительное место – маленький деревянный сарайчик, рассчитанный на одного человека. Тюрьма – так называли его сестры.

– Папа! Папа! – кричала я.

Но вскоре ворота хлопнули, и я поняла, что отец ушел, оставил меня здесь. Вейкко запер меня в сарайчике, подперев снаружи дверь тяжелым бревном. Я несколько раз пробовала выбить ее, но у меня ничего не вышло. Да и какой в этом был смысл? Мой глухонемой охранник не отходил от сарая ни на шаг. Я села на землю и обхватила голову руками. Перед глазами стояло виноватое лицо отца. Разочаровываться в родных людях бывает больнее всего. А я чувствовала именно это – опустошающее душу разочарование.

Я просидела взаперти весь день и всю ночь, все это время я перебирала в памяти отдельные фрагменты своей жизни. У нас была хорошая семья, пока была жива мама! Я вспоминала свое детство – оно было поистине