Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

– От чего она такая, я не могу сказать, но она точно зелёная. Совершенно травяного оттенка.

– Ой-ой. Ну, придётся мне надеть белое, чтобы цвета хорошо сочетались. Она одна?

– Она пришла с караваном, который мы видели вчера в долине. Остановилась здесь с целой ордой зверей: с ней пёс размером с волка, улей пчёл, мелкий мальчишка, несколько воронов и маленькая обезьянка.

– Что она собирается делать со всей этой живностью в горах зимой?

– Это ты у неё спроси. – Шестая сморщила нос. – Меня от неё в дрожь бросает.

– Ты как полузастывший студень – тебя от всего в дрожь бросает. Во сколько ужин?

– В половине восьмого. Серьёзно – взгляну на неё, и живот подводит. Фу.

Шестая удалилась, исчерпав запас выражений отвращения, а Сарима осталась в постели, попивая чай, пока мочевой пузырь не вынудил её встать. Шестая подбросила дров в камин и задёрнула шторы, но Сарима отодвинула их, чтобы выглянуть во двор. Киамо Ко вздымался вверх угловыми сторожевыми башнями и бастионами, вырастая прямо из округлых выступов скалы, на которой был построен. После того, как клан Арджики отвоевал здание у водного ведомства, для защиты добавили ещё зубчатые укрепления. Несмотря на все переделки, планировка здания оставалась простой. Оно было построено в форме буквы П: центральный зал с двумя длинными, узкими крыльями, охватывающими внутренний, заметно скошенный двор. Когда шли дожди, вода бурлила между булыжников и стекала из-под резных ворот из железного дуба, украшенных яшмовыми панелями, мимо скопища хлипких деревенских домишек, которые жались к внешним стенам замка. В этот час двор был угольно-серым. Среди холода и грязи ветер гонял клочья сена и обрывки палой листвы. В сарае старого сапожника горел свет. Дым валил из трубы, отчаянно нуждавшейся в ремонте – как и всё остальное в этом разрушающемся замке. Сарима была рада, что гостью не провели туда. Как вдовствующая княгиня Арджики, она наслаждалась привилегией приветствовать путницу в своих личных покоях в Киамо Ко.

После купания она оделась в белое платье с такого же цвета окантовкой и украсила себя ожерельем, которое прибыло, будто весточка с того света, от её дорогого покойного мужа – несколько месяцев спустя после Того Печального Происшествия. По привычке Сарима проронила несколько слезинок, любуясь видом собственной шеи, туго охваченной плоскими пластинами драгоценного ожерелья. Если украшение окажется слишком нарядным, чтобы приветствовать в нём странницу, Сарима всегда сможет закрыть его платком. Но всё равно будет чувствовать вес у себя на шее. Ещё не успели просохнуть слёзы, как она уже замурлыкала песенку, предвкушая редкое развлечение – гостя.

Прежде чем спуститься вниз, она заглянула к детям. Те были возбуждены – на них всегда так действовало появление чужаков. Иржи и Манек, двенадцати и одиннадцати лет, уже почти доросли до того возраста, когда им больше всего на свете хотелось вырваться из этого гнезда ядовитых голубок. Иржи был мягче по характеру и много плакал, Манек всегда был маленьким задирой. Если бы она отпустила их летом на Пастбища кочевать с кланом, обоим могли бы перерезать глотки – слишком много было в племени людей, жаждущих заполучить статус вождя для себя и своих отпрысков. Поэтому Сарима держала сыновей при себе.

Её голенастая дочурка Нор в свои девять лет ещё не отучилась сосать большой палец и до сих пор перед сном норовила залезть к матери на колени. Уже нарядившись к ужину, Сарима хотела было отказать ей, но смягчилась. Нор слегка шепелявила, она говорила «безать под доззём» вместо «бежать под дождём». Она дружила с камнями, свечами и травинками, которые вопреки всякой логике пробивались в трещинах кладки вокруг окон. Забравшись на колени к Сариме, она вздохнула, потёрлась лицом об ожерелье и сказала:

– А ещё там есть мальчик, мама. Мы с ним играли во дворе мельницы.

– Каков он из себя? Тоже зелёный?

– Нет. Обычный. Как большой младенец, толстый и сильный. Манек в него камнями кидался, проверял, далеко ли отскочат. А тот позволял. Может, если ты такой толстый, это не больно?

– Сомневаюсь. Как его зовут?

– Лирр. Странное очень имя, правда?

– Да, звучит по-иностранному. А его мать?

– Не знаю, как её зовут, и вообще не уверена, что это его мать. Мы спрашивали, а он не сказал. Иржи тогда сказал, что, значит, он чей-то ублюдок. А Лирр ответил, что ему всё равно. Он хороший. – Она переложила большой палец в рот, а свободной рукой принялась теребить ткань материнского платья чуть ниже ожерелья, пока не наткнулась на сосок, и тогда потрогала пальцем и его: ласково, точно гладила крошечного питомца. – Манек заставил его спустить штаны, чтобы мы убедились, что его штучка не зелёная.

Сарима это не одобрила – хотя бы из соображений гостеприимства, – но всё же не удержалась от вопроса:

– Ну, и что вы увидели?

– Ну, ты понимаешь. – Нор уткнулась носом в шею матери и чихнула от пудры, которой Сарима посыпала свои подбородки, чтобы не тёрлись друг о друга. – Дурацкая мальчишеская штучка. Меньше, чем у Манека и Иржи. Но не зелёная. Мне было неинтересно, я особо не смотрела.

– Я бы тоже не смотрела. Это было очень грубо.

– Я не заставляла его раздеваться! Это всё Манек!

– Ну, довольно об этом. А теперь давай послушаем сказку перед сном. Мне скоро надо спускаться, так что коротенькую. Какую ты хочешь, малышка?

– Хочу про Ведьму и лисят.

Менее выразительно, чем обычно, Сарима быстро пересказала историю о том, как трёх лисят похитили, посадили в клетку и стали откармливать, чтобы они сделались пожирнее и послужили хорошей начинкой для запеканки с сыром. Ведьма отправилась добыть огонь у самого солнца, чтобы приготовить их. Но, когда, обессиленная, она вернулась в свою пещеру с огнём-прародителем, лисята перехитрили её, спев колыбельную, которая её усыпила. Когда рука Ведьмы безвольно упала, пламя от солнца сожгло дверцу клетки, и лисята выбежали наружу. Затем они завыли, призывая старую мать-луну, и та спустилась с небес и заступила вход в пещеру, став непроходимой дверью. Сарима закончила традиционным послесловием:

– И там злобная старая Ведьма оставалась ещё долго-предолго.

– А она ещё не вылезла? – полусонно пробормотала Нор свою обычную реплику.

– Пока нет, – ответила Сарима.

Она поцеловала запястье дочери и легонько прикусила, отчего они обе рассмеялись, а затем погасила свет.

Лестница без перил спускалась из личных покоев Саримы в цитадель замка – сначала вдоль одной стены, потом, после поворота, вдоль другой. Первый пролёт она прошла изящно и с достоинством. В обруче парадного ожерелья на шее мягко переливались драгоценные металлы и самоцветы. На лице её цвело тщательно скроенное выражение радушия.

На площадке она увидела путницу: та сидела на скамье в алькове и смотрела вверх, прямо на неё.

Сарима спустилась по второму пролёту