Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

– Безопасность и возможность вовремя убраться с пути беды, – бойко отозвалась Овси, но было ясно, что она имеет в виду: убраться подальше от мужчин.

Рафики знаком показал: от Эльфи также требуется ответ.

Такому Животному она не могла отвечать неискренне. Поэтому она ответила настолько полно, насколько могла:

– Уйти от мира, но прежде удостовериться, что семья моего возлюбленного жива и благополучна. Встретиться с его вдовой, Саримой, покаяться перед ней и признать свою вину, а потом… исчезнуть из этого мрачного мира.

Слониха велела всем остальным, кроме рафики, уйти.

Затем она подняла хобот и принюхалась к ветру. Её слезящиеся старые глаза медленно моргнули, а уши задвигались вперёд и назад, улавливая в воздухе тончайшие оттенки звуков. Она обильно помочилась горячим потоком, с достоинством и невозмутимостью, – но всё равно не спускала глаз с Эльфабы.

А затем, через рафики, произнесла:

– Дочь Дракона, я тоже заколдована. Я знаю, как можно разрушить заклятье, но предпочитаю жить оборотнем. На Слонов в наши дни идёт охота. Скроу принимают меня. Они поклонялись слонам ещё в те времена, когда у людей не было ни языка, ни истории. Они знают, что я не богиня. Знают: я зверь, выбравший магический плен в человеческом облике вместо опасной свободы в собственном могучем теле. В суровые времена, когда в воздухе чувствуется приближение бури, те, кто остаётся самим собой, становятся жертвами.

Эльфи лишь молча смотрела на неё, не в силах вымолвить ни слова.

– Но выбор спасти себя также может быть гибельным, – добавила княгиня Настойя.

Эльфи кивнула, отвела взгляд, но затем вновь посмотрела на неё.

– Я дам тебе трёх ворон в услужение, – сказала княгиня. – Ты скрываешься под личиной ведьмы. Таков твой новый облик.

Она шепнула что-то воронам, и три облезлые, злобного вида птицы подлетели ближе и уселись в ожидании.

– Ведьмы? – переспросила Эльфаба. Что сказал бы её отец-священник! – От чего же мне скрываться?

– У нас один враг, – ответила княгиня. – Мы обе в опасности. Если тебе понадобится помощь, пришли ко мне воронов. Если я буду ещё жива, старой правительницей племени или свободной Слонихой, я приду к тебе на выручку.

– Почему? – спросила Эльфи.

– Потому что бегство от мира не может скрыть того, что написано у тебя на лице, – заявила та.

Княгиня сказала и другое. Прошло много лет – больше десятилетия – с тех пор, как Эльфи последний раз говорила с Животным. Кто, спросила Эльфи у Княгини, заколдовал её? Но та не призналась – отчасти из самозащиты, поскольку смерть чародея порой прекращала действие его заклинаний, а её проклятие обеспечивало ей безопасность.

– Но стоит ли жизнь того, чтобы существовать не в своём облике? – спросила Эльфи.

– Внутренняя суть не меняется, – ответила она, – кроме как по собственной воле. А этого бояться не стоит, разве что действовать осторожно.

– У меня нет никакой внутренней сущности, – покачала головой Эльфаба.

– Но ведь что-то заставило пчёл убить повара, – заметила княгиня Настойя, и глаза её блеснули.

Эльфаба побледнела.

– Я этого не делала! – запротестовала она. – Нет, это не я! И откуда ты это узнала?

– На каком-то уровне это сделала именно ты. Ты сильная женщина. А я слышу пчёл, как ты понимаешь. Уши у меня чуткие.

– Я бы хотела остаться здесь с тобой, – попросила Эльфаба. – Жизнь у меня выдалась очень трудная. Если ты видишь во мне то, чего я сама в себе не вижу, – а этого не умела даже мать-настоятельница, – ты могла бы помочь мне не приносить новые беды в наш мир. Это всё, чего я хочу, – не приносить бед.

– Ты сама говорила, что у тебя есть дело, – проговорила Княгиня. Она обхватила хоботом лицо Эльфабы, ощупывая его черты, улавливая правду. – Ступай и закончи его.

– Можно мне будет вернуться к тебе? – спросила Эльфи.

Однако Княгиня не ответила. Она уже уставала – она была очень стара, даже для Слонихи. Её хобот качнулся взад и вперёд, словно маятник часов. А затем эта грандиозная рука-нос протянулась к Эльфабе и опустилась на её плечи с удивительной точностью и тяжестью. Слегка обвила её шею.

– Послушай меня, сестра, – сказала Слониха. – Запомни: ни на что нет воли звёзд – ни этих, ни каких-либо иных. Никто не управляет твоей судьбой.

Эльфаба не смогла ответить – так потряс её этот жест. Когда её отпустили, она отступила на шаг, почти ничего не сознавая, не владея собой.

Затем последовало возвращение на верблюдах через зыбкие краски ночной травы: гипнотические, смутные и тревожные.

В этой ночи было и некое благословение. Эльфаба успела забыть, каково это чувство – как и многие другие.

И вот стоянка скроу и княгиня Настойя тоже остались позади.

Травяной обоз теперь двигался широким кругом на север.

Иго умер, его похоронили в песчаной насыпи.

– Пожелаем его душе свободного полёта, – сказала Эльфи на церемонии прощания.

Позже рафики признался, что думал, будто одного из гостей на торжественной встрече с княгиней Настойей ритуально зарежут, принеся в жертву. Такие случаи уже бывали. Княгиня, хоть и сжилась со своей двойственной природой, была не чужда чувству мести. Щипача спасла только его честность, поскольку он был самым очевидным выбором. Или, возможно, близкая смерть оставила на Иго заметный отпечаток, которого не могли видеть люди, и Слониха сжалилась над ним.

Вороны были невыносимы: они донимали пчёл, гадили по всему фургону, задирали пса. Рарайни из Гликкуса во время остановки у колодца повстречала одинокого вдовца, предназначавшегося ей в мужья, и покинула Травяной обоз. Её беззубый жених уже воспитывал шестерых осиротевших детей, и они мгновенно прилипли к Рарайни, точно осиротевшие утята – к пастушьей собаке. Путешественников осталось десять.

– Теперь мы въезжаем на земли племени Арджики, – объявил рафики.

Первые представители племени встретились им несколько дней спустя. Они носили не столь роскошные синие узоры, как Фиеро. Это были кочевники, простые пастухи, сгонявшие овец с западных отрогов Келлского горного хребта для ежегодного подсчёта – вроде бы они продавали скот на Восток. Тем не менее один их облик рвал сердце Эльфи на части. Их дикость. Их инаковость. «Возможно, это ещё одно наказание перед моим смертным часом», – подумала она.

К этому времени в Травяном обозе осталось всего два фургона: в одном ехали рафики, Овси, мальчик Лирр, делец Щипач и гилликинский механик по имени Коуп. В другом – сама Эльфи, пчёлы, вороны и Ворчун. Её окончательно начали считать ведьмой, но эта новая личина не вызывала у неё отторжения.

До Киамо Ко оставалась неделя пути.

Травяной обоз повернул на восток, к серо-стальным перевалам и кручам Великих Келлских гор. Почти наступила зима, и последние путники благодарили судьбу, что снег пока не выпал. Овси собиралась перезимовать на одной из стоянок племени Арджики примерно в двадцати милях. Весной она отправлялась обратно в Изумрудный город, двигаясь северным путём через