Опасные видения - Коллектив авторов

это, кажется, называют попросту «читкой». Подниметесь на ступень выше, сравняетесь с господином Цзо-пинем, не раз это слово услышите… а уж если догоните господина Петеля – тем более, – посерьезнев, добавила она. – К вашему сведению, господин Чень, Петель – особа высокого, очень высокого положения. Никакой идеологической школы в Сан-Фернандо не существует, а эти экзаменационные работы – липа, сфабрикованная специально для вас. Для всестороннего анализа вашей идеологической благонадежности. Вам уже удалось отличить правоверную работу от еретической? – Тут ее голос зазвучал насмешливо, на грани злорадства, в глазах словно бы заплясали проказливые чертенята. – Ошибетесь с выбором, и ваша расцветающая карьера навеки застрянет на полпути. Выберете верно, и…

– А вам известно, какая из них какая? – оборвал гостью Чень.

– Да, – со всей серьезностью кивнув, подтвердила она. – Все разговоры в личном кабинете господина Цзо-пиня мы слушаем тоже и внимательно выслушали его беседу с господином Петелем… вернее, вовсе не Петелем, а Джаддом Крейном, генеральным инспектором Нарпола. Возможно, вы о нем слышали: в девяносто восьмом, на Цюрихском процессе по делу главных военных преступников, он был старшим помощником Генерального прокурора, Ворлавского.

– П-понятно, – с трудом выдавил Чень.

Действительно, это многое объясняло.

– Меня зовут Таня Ли, – представилась гостья.

Чень молча кивнул. Ошеломлен он был так, что на время утратил не только дар речи, но и способность пораскинуть мозгами.

– Официально я – всего-навсего младшая канцеляристка из вашего министерства, – продолжила госпожа Ли, – однако вам со мной, кажется, сталкиваться не доводилось. Мы стараемся занимать и удерживать за собой любые должности – чем выше, тем лучше. Например, мой начальник…

– А стоит ли рассказывать обо всем этом здесь и сейчас? – перебил ее Чень, кивнув в сторону включенного телевизора. – Разве наш разговор не слушают?

– Мы глушим… забиваем помехами трансляцию аудио– и видеоматериалов из этого здания. На поиски глушилки уйдет почти час, а значит, еще пятнадцать минут можно разговаривать без опаски, – успокоила его Таня Ли, сверившись с крохотными часиками на тонком, изящном запястье.

– Тогда скажите, какое из сочинений идеологически безупречно.

– Вас только это сейчас и волнует? Серьезно?

– А о чем мне, по-вашему, еще волноваться?

– А вы, господин Чень, не понимаете? Теперь вам известно кое-что новое. Наш Вождь – вовсе не Вождь, а некто совсем другой, но кто – неизвестно. Пока неизвестно. При всем уважении, господин Чень, скажите: приходило ли вам когда-нибудь в голову отдать на исследование воду, которую вы пьете? Знаю, знаю, на вид – паранойя чистой, простите за каламбур, воды, но все же?

– Нет. Разумеется, нет, – ответил Чень, прекрасно понимая, что она скажет дальше.

– Наши анализы, – резко, энергично заговорила госпожа Ли, – показывают наличие в ней галлюциногенов. Так было, есть и будет. Не тех, что использовались в войну, не дезориентирующих, а синтетический алкалоид сродни производным спорыньи под названием «Датрокс-три». Эту воду вы пьете здесь, дома, как только проснетесь, и в ресторанах, и в гостях у знакомых, и в министерстве, на службе: в водопроводные трубы ее подают из одного, общего для всех источника.

С каждым словом голос девушки звучал все суровее, яростнее.

– Допустим, с этой проблемой мы разобрались, как только ее обнаружили: достаточная доза фенотиазина нейтрализует галлюциноген. Однако реальность подкинула нам неприятный, противоречащий всякой логике сюрприз, вариативность подлинных впечатлений. Казалось бы, варьироваться от человека к человеку следует галлюцинациям, а реальность должна быть единой для всех и каждого, а тут… все наоборот, наизнанку. Нам даже не удается выстроить гипотезу, хоть сколько-нибудь убедительно объясняющую такой поворот – а мы, Господь тому свидетель, старались изо всех сил. Двенадцать взаимоисключающих галлюцинаторных образов – явление вполне понятное, но двенадцать различных реальностей, тогда как галлюцинация – одна на всех…

Умолкнув, госпожа Ли наморщила лоб и наскоро перелистала экзаменационные сочинения.

– Идеологически безупречно вот это, с арабским четверостишием, – обнажив в улыбке ровные, белые, потрясающей красоты зубы, констатировала она. – Выберете его – заслужите доверие и повышение в должности. Подниметесь на новую ступеньку в иерархии партийного чиновничества. Видите, какую прибыль приносят утренние инвестиции? Карьерный взлет вам обеспечен… по крайней мере, на ближайшее будущее, а кем? Нами.

– Я вам не верю, – откликнулся Чень.

Инстинктивная осмотрительность, осторожность, развитая на протяжении жизни среди безжалостных политиканов из Ханойского городского комитета КП Востока до необычайной остроты, не оставляла его никогда. Способов расправы с соперниками в среде партийных бонз имелось без счета: некоторыми Чень успешно пользовался сам, некоторые испытал на собственной шкуре, а сколько всякого повидал со стороны… Кто поручится, что сейчас на нем не пробуют нечто новенькое, незнакомое? К подобным вещам следует быть готовым в любую минуту.

– Сегодня в вечерней речи Вождь говорил о вас. Отличил вас, – напомнила госпожа Ли. – Вам это странным не кажется? Не кого-нибудь – вас, мелкого госаппаратчика из скромного министерства…

– Признаться, да, – согласился Чень. – Да. Действительно, странно.

– А между тем ничего странного тут нет. Его Величие исподволь пестует избранных, готовит новые кадры из молодежи, послевоенного поколения, надеясь вдохнуть в заскорузлую, чахнущую на корню организацию из высокопоставленного старичья, оседлавшего мелкую партийную сошку, новую жизнь. Другими словами, Его Величие остановил выбор на вас по той же причине, что и мы: построенная с умом карьера приведет вас к самому верху. Как минимум на некоторое время… насколько мы можем судить. Вот так-то, господин Чень.

«То есть, – подумал Чень, – в меня верят практически все вокруг. Практически все, кроме меня самого. Лично я после пережитого сегодня, после щепотки антигаллюцинаторного снадобья, не уверен ни в чем».

Действительно, увиденное, противоречившее всему, в чем он ни секунды не сомневался с самого детства, потрясло его до глубины души. Тем не менее в эту минуту Чень, понемногу приходивший в себя, опомнился окончательно. Шагнув к видеофону, он снял с аппарата трубку и начал во второй раз за вечер набирать номер ханойского управления Народной Полиции.

– Выдать меня властям, конечно, не самое, но второе из худших возможных решений, – заметила госпожа Ли. – Я попросту заявлю, что вы затащили меня к себе с целью подкупа, решив, будто мне, служащей министерства, известен ответ на задачу о двух экзаменационных работах.

– Ну, а какое же из возможных решений самое худшее? – полюбопытствовал Чень.

– Больше не принимать фенотиазин, – спокойно, как ни в чем не бывало отвечала госпожа Ли.

«Не понимаю… что со мной происходит? – задумался Тун Чень, опустив трубку на рычаги. – Две силы: Партия и Его Величие, с одной стороны, эта девица, якобы представляющая некую группу, – с другой. Первая стремится как можно выше поднять меня в партийной иерархии, вторая… да, а чего, собственно, добивается Таня