Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

костей, нанизанные на нитку зубы и высохшая когтистая лапа додо, сморщенная и буро-коричневая, как вяленое мясо, – то ли в качестве украшения, то ли для колдовского ритуала. Стол из бледно-жёлтого дерева – на удивление изящная вещь! – с тремя выгнутыми ножками, плавно переходящими в резные оленьи копытца. Несколько жестяных тарелок, красных в белую крапинку, тканевый свёрток с едой, перевязанный бечёвкой. Стопка книг у кровати. Кошачья игрушка на верёвочке. Но самое жуткое и эффектное – череп слона, подвешенный под балкой; из центрального отверстия в его массивном своде торчал букет засушенных кремово-розовых роз. «Будто взорвавшиеся мозги Животного», – невольно подумал Фиеро, вспомнив юношеские тревоги Эльфабы. Или, возможно, дань уважения гипотетическому колдовскому дару слонов?

Ниже висел кустарного вида стеклянный овал, поцарапанный и потрескавшийся. Возможно, его использовали в качестве зеркала, хотя такое отражение было бы весьма ненадёжно.

– Значит, это и есть твой дом, – заключил Фиеро, пока Эльфаба ставила перед кошкой еду, упорно игнорируя его.

– Не задавай мне вопросов, и я не стану лгать, – отозвалась она.

– Можно сесть?

– Это вопрос. – Однако она улыбнулась. – Ну ладно, посиди десять минут и расскажи мне о себе. Как вышло, что из всех возможных кандидатур именно ты сделался таким утончённым господином?

– Внешность обманчива, – сказал он. – Я могу позволить себе богатый наряд или изобразить высокую манеру речи, но внутри я всё тот же дикий мальчишка из племени Арджики.

– И как теперь выглядит твоя жизнь?

– Есть что-нибудь выпить? Не алкоголь – просто в горле пересохло.

– У меня нет водопровода. Я всё равно не пользуюсь водой. Есть молоко, сомнительной свежести, – но, по крайней мере, Малки его ещё пьёт. Или, может, на полке найдётся бутылка эля – посмотри сам.

Она отлила себе немного эля в маленький кувшин, а остальное оставила ему.

Фиеро в общих чертах рассказал Эльфабе о своей жизни. Его жена Сарима, с детства предназначенная ему в невесты, выросла и стала весьма плодовитой – у них родилось уже трое детей. Старое здание Управления водных ресурсов находилось в Киамо Ко, которое его отец когда-то превратил в резиденцию вождя и племенное укрепление, захватив его во времена Регента. Головокружительная двойственная жизнь: весной и летом они кочевали по Тысячелетним Пастбищам, охотились и пировали, а осень и зиму проводили в стенах Киамо Ко.

– У князя Арджики есть деловые интересы в Изумрудном городе? – удивилась Эльфаба. – Будь это банковское дело, ты поехал бы в Шиз. Главный бизнес этого города – военное дело, старый друг. Чем же ты занимаешься?

– Я сказал всё, что хотел, – парировал он. – Я тоже могу разыгрывать загадочность, даже если на самом деле у меня нет никаких тёмных тайн, которые стоило бы скрывать.

Фиеро догадывался: его скучные торговые соглашения не произведут на давнюю приятельницу должного впечатления. Ему было неловко, что он не может похвастаться никакими дерзкими или захватывающими приключениями.

– Но в целом так, продвигаюсь понемножку, – договорил он. – А ты, Эльфи?

Несколько минут девушка молчала. Развернула вяленую колбасу и сероватый хлеб, нашла пару апельсинов и лимон. Не церемонясь, выложила всё это на стол без скатерти. В тусклом, пыльном свете она казалась скорее тенью, чем человеком; её зелёная кожа выглядела мягкой, как нежные весенние листья, и в то же время поблёкшей, как старая медь. Фиеро вдруг нестерпимо захотелось схватить её за запястье, заставить замереть – если не поговорить с ней, то хотя бы просто чтобы рассмотреть её без помех.

– Ешь, – наконец сказала Эльфаба. – Я не голодна. Ешь, давай.

– Скажи мне хоть что-нибудь, – взмолился он. – Ты бросила нас в Шизе, растаяла, как утренний туман. Почему, куда и что было потом?

– Как ты поэтичен, – усмехнулась она. – Мне кажется, поэзия – это высшая форма самообмана.

– Не переводи тему.

Однако Эльфаба нервничала. Её пальцы подрагивали; она подозвала кошку, но та быстро рассердилась и с шипением спрыгнула с её колен. Наконец Эльфаба вздохнула:

– Ладно, скажу хоть что-то. Но ты больше никогда сюда не приходи. Я не хочу искать новое место, мне и здесь хорошо. Обещаешь?

– Обещаю подумать над тем, чтобы пообещать. Больше ничего. Как я могу обещать что-то ещё? Я же ничего пока не знаю.

Эльфаба быстро заговорила:

– Шиза мне хватило по горло. Смерть доктора Дилламонда меня потрясла. Все только изображали скорбь, но никому не было дела по-настоящему. Да и вообще, мне там не место – среди всех этих глупых девчонок… Хотя Глинда мне нравилась. Как она там?

– Я с ней не общаюсь. Всё жду, что пересечёмся на каком-нибудь приёме во Дворце. Ходят слухи, что она вышла за баронета из Палтоса.

Эльфаба раздражённо выпрямилась.

– Всего лишь за баронета? Даже не за барона или, на худой конец, виконта? Какое разочарование. Значит, её ранние амбиции так и не оправдались… – Фраза прозвучала как шутка, но вышла недоброй и не смешной. – Она уже мать?

– Не знаю. Сейчас моя очередь спрашивать, помнишь?

– Да, но ты упомянул приёмы во Дворце, – заметила Эльфаба. – Ты теперь заодно с нашим славным Волшебником?

– Говорят, он стал затворником. Я никогда его не встречал, – ответил Фиеро. – Он посещает оперу, но слушает спектакли из-за переносной ширмы. На собственных официальных ужинах сидит отдельно, в соседнем зале за резной мраморной решёткой. Однажды я видел вдалеке профиль статного мужчины, прогуливающегося по бульвару. Если это и был Волшебник, то это всё, что мне довелось от него увидеть. Но всё-таки давай вернёмся к тебе. Почему ты так резко порвала с нами?

– Я слишком сильно любила вас, чтобы поддерживать связь.

– Что это значит?

– Не расспрашивай меня, – пробормотала Эльфаба, дёрнувшись, точно силилась разогнать руками темнеющий летний воздух.

– Нет, я всё равно спрошу. Ты жила здесь всё это время? Пять лет? Ты учишься? Работаешь? – Он потёр голые предплечья, пытаясь угадать, чем бы она могла заниматься. – Ты связалась с Лигой помощи животным или с каким-то ещё очагом гуманистического сопротивления?

– Я никогда не использую слова «гуманист» или «гуманистический», потому что, на мой взгляд, быть человеком – значит быть способным на самые гнусные преступления.

– Ты снова уходишь от ответа.

– Такова суть моей работы, – сказала она. – Вот тебе и подсказка, дорогой Фиеро.

– А поподробнее?

– Я ушла в подполье, – тихо произнесла Эльфаба, – и всё ещё остаюсь там. Ты первый, кто опознал меня с тех пор, как я попрощалась с Глиндой пять лет назад. Так что теперь ты понимаешь, почему я не могу сказать больше. И почему ты не должен меня больше видеть. Кто знает – может, ты сдашь меня штурмовикам?

– Ха! Этим солдафонам? Ты очень низкого мнения обо мне, если думаешь, что я…

– Откуда я знаю, откуда я вообще могу знать? – Она сложила руки, переплетя пальцы в подобии замысловатой головоломки из зелёных прутиков. – Они маршируют сапогами прямо по головам бедняков и слабых. Наводят ужас на семьи