Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Директор слегка приподнял брови.

– А что плохого в том, что он принёс апельсины, София Михайловна? – уточнил Леня, делая очередной глоток кофе.

– Вы что, считаете это нормальным⁈ – завуч выпучила глаза так, что, казалось, они сейчас выпадут.

– А что если он их прямо в школе продавал⁈ – в голосе её звучала смесь ужаса и личной обиды. – Посмотрите, какой он ушлый! Он может!

Леня выдержал паузу. Я видел, как он изо всех сил сдерживал улыбку, но дипломатично остался серьёзен.

– Я ничего не считаю, – заверил он. – Мне просто нужно разобраться до конца. Кто‑то отравился или случилось что‑то подобное?

– Нет… – неуверенно пробормотала Мымра.

– Хорошо. Тогда следующий вопрос: вы уверены, что он продавал апельсины? – уточнил директор. – Есть доказательства на этот счёт?

Завуч замерла. Вид у неё стал такой, будто вся её блистательная речь внезапно потеряла смысл.

– Ну… доказательств как таковых… – начала она мяться. – Но ведь может же быть!

Леня тяжело вздохнул.

– Понимаю. То есть не продавал, никто не отравился, но гипотетически мог.

Он перевёл взгляд на меня и впервые за всё время чуть заметно усмехнулся.

Я лишь развёл руками:

– Виноват, товарищ директор. Преступно накормил страну витамином С.

Не скажу, что Леня был на моей стороне – нет, он просто пытался разобраться. Взвесить, насколько страшно преступление «с апельсинами». Сидел, слегка нахмурившись, как судья, перед которым вдруг возник вопрос: давать ли пожизненное за витамин С.

– На данный момент мне не известно о последствиях, – продолжила Мымра. – Но, во‑первых, ещё не вечер, – добавила она с мрачным торжеством.

– А во‑вторых, повторю: даже если ничего и не случится, дети должны есть в школе только в столовой! Мы же не хотим, чтобы произошло что‑то ужасное!

Она выдержала паузу, чтобы слова произвели должный эффект.

– Ну а насчёт того, продавал он или нет, я хоть и сказать не могу, но кто же признается, если нарушает закон⁈

– Угу, – выдохнул Леня.

И снова начал мешать ложкой кофе.

В кабинете стояла тишина, нарушаемая только звоном металла о стекло и сбивчивым дыханием завуча. Мымра, похоже, и сама уже не понимала, где заканчиваются факты и начинается её собственная фантазия.

Я же молчал. Просто сидел и наблюдал – собирал информацию, так сказать, систематизировал компромат, который она накопала против меня.

Я уже приготовился, что сейчас она начнёт сыпать обвинениями про сегодняшний урок ОБЖ. Там была дымовуха и эксперимент с эвакуацией… Но нет, Мымра благоразумно этот эпизод обошла стороной.

Наверное, даже её богатая фантазия не позволила поднимать тему пожарной безопасности. Не удивлюсь, кстати, что за неё отвечала именно она. Видимо, завуч решила не стрелять себе в ногу.

Но вот про сегодняшний урок истории у 6 «Б» она, конечно, вспомнила.

– А представляете, Леонид Яковлевич, – начала она с показной возмущённостью. – Что у нас сегодня произошло на уроке истории! Детям в 6 «Б» классе следовало рассказывать о периоде феодальной раздробленности! Это же важнейшая тема, связанная с историей нашей страны!

Директор приподнял голову, отставил кружку и даже откашлялся, чтобы лучше услышать.

– И что же произошло? – спросил он.

Мне даже показалось, что в голосе Лени слышалась смесь любопытства и готовности ко всему. Не знаю, от поджога кабинета до сражения с саблями.

Мымра расправила плечи, приосанилась и вдохнула полной грудью.

– Вы же знаете, что коверкать историю нельзя! – начала она.

– Конечно нельзя, – машинально согласился директор, будто ответил по инерции. – Это преступление.

– Вот! – победно выпалила Мымра. – А Владимир Петрович сделал именно это!

Леня чуть приподнял брови и сильнее насторожился.

– Это как? – уточнил он.

– Представляете, – завуч развела руками, словно не могла подобрать слов от ужаса. – Вместо того чтобы преподавать по утверждённым методичкам, он начал… начал приводить какие‑то совершенно неуместные сравнения с… двором! Он, понимаете ли, сравнил князей с мальчишками, а феодальную раздробленность – с ссорой во дворе!

Мымра помолчала, походу решив, что этого достаточно, чтобы директор схватился за сердце. Но, не дождавшись, продолжила:

– И это ещё не всё! Он каким‑то образом приплёл сюда футбольное поле! – она почти выкрикнула это слово. – Он называл дружинников и бояр футболистами, а князя – капитаном команды.

Как по мне, то совсем немного не хватало до того, чтобы Соня вытащила учебник по истории и начала бы им размахивать, изгоняя из меня ересь.

Леня, между тем, хмурился. Он прикрыл рот рукой, будто задумался, но по глазам было видно, что он уже представил 6 «Б», где дети слушают, как князья делят футбольное поле…

Мымра же не замечала ничего – она была в ударе. В её мире я только что перевернул основы исторической науки и, вероятно, лично оскорбил память Рюриковичей.

Её пламенная речь, наконец, подошла к кульминации.

– Я прошу… нет, я требую, чтобы Владимира Петровича немедленно отстранили от занятий и уволили из школы! – тарахтела она, словно пулемёт. – Такой человек, как он, не должен работать с детьми! Ещё чего не хватало, чтобы наша школа покрылась позором из‑за того, что здесь работает такой нехороший человек!

Вот это уже было конкретно – без намёков и полуфраз. Соне не терпелось, чтобы меня наказали, публично и показательно. Возможно, с выговором, а лучше сразу с записью в трудовой. И если бы у неё была кнопка «уволить немедленно» – она бы не раздумывая нажала её двумя руками.

Директор медленно кивнул, давая понять, что услышал.

– Я вас услышал, София Михайловна, – повторил он вслух, спокойно, глядя на завуча, а потом повернулся ко мне. – Владимир Петрович, есть что сказать в своё оправдание?

В кабинете снова повисла тишина. Мымра стояла сбоку, едва дыша от торжества, ожидая, что я начну мямлить, оправдываться и униженно объясняться.

– А что он скажет! – попыталась снова завестись завуч.

Но Леня поднял глаза и посмотрел на Мымру так, что даже мне стало немного неловко за неё. Взгляд был не злой, но предельно строгий.

– Дайте Владимиру Петровичу высказаться, – мягко попросил он.

Мымра всё‑таки замолчала. Уперлась взглядом в пол, стиснув руки. Я заметил, как от возмущения слегка подрагивали уголки её губ.

– Владимир Петрович, – Леня повернулся ко мне.

– Я хочу вас послушать. Вам есть что сказать?

– Послушаем, как он будет оправдываться, – не удержалась завуч, но тут же осеклась, увидев, как директор снова на неё посмотрел.

Она сделала жест рукой, будто повесила себе на рот замок, и отступила к стене.

– Возразить нечего, – я коротко пожал плечами. – Не по форме, но по сути она права. Так всё и было.

Леня чуть не поперхнулся кофе, который в этот момент пил. Ложка выпала из его руки, звякнула о столешницу. Ну а Мымра, похоже, на секунду перестала дышать от восторга – не ожидала такой подачи.

– Вы вопрос задайте, а я поясню, – продолжил я. – Я думаю, вы понимаете, что у палки бывают два конца.

– Понимаю, – нехотя согласился Леня. – Ну вот это вот всё, что только что говорила нам София Михайловна… как вы можете это прокомментировать?

– Вы на него посмотрите! – не удержалась снова Мымра, всплеснув руками. – Он теперь делает вид, что не понимает, о чём речь!

– Вы же понимаете, что это кошмар… – начал директор, как мне показалось, распаляясь. – Так быть не должно.

Леня вдруг поднялся из‑за стола и начал ходить по кабинету, сложив руки за спиной.

– Всё, что я услышал – совершенно неприемлемо. Это противоречит нормам воспитания, правилам педагогики… И, честно говоря, я даже не знаю, чем для себя это объяснить. Но ясно, что школа не может это терпеть! Вы… вы… совершенно не понимаете, что натворили!

– Не стоит, – пресек я, понимая, что директор пытается меня отчитывать. – Обороты сбавь.

– Вот! – мгновенно вспыхнула завуч, словно ждала сигнала. – Видите! Он ещё и на «ты» общается! Совершенно никакой субординации! Указывает вам, что делать! Никакого уважения к руководству!