Господин Орлов - Redstone

колясках. В заграничных журналах я видел рисунки. Неуклюжие, смешные. Но идея… идея гениальна. Экипаж, которому не нужна лошадь. Который не устает, которому нужен только бензин. Представьте, какие возможности это открывает для торговли, для армии, для почты! А железные дороги? Мы строим их, но мы можем строить их в десять раз быстрее и лучше. Мы можем соединить Санкт-Петербург с Владивостоком стальной нитью, по которой будут мчаться поезда со скоростью, о которой сейчас и не мечтают. Это кровь империи, ее артерии. Тот, кто будет контролировать эти артерии, будет контролировать будущее.

Я говорил спокойно, уверенно, оперируя понятиями, которые двенадцатилетний мальчик знать не должен был. Мой многопоточный разум в реальном времени анализировал их реакцию и корректировал мою речь, подбирая нужные слова и интонации. Я видел, как в глазах отца, помимо недоверия, промелькнул хищный блеск. Он был дельцом, и слова «торговля», «возможности», «контролировать» были для него музыкой.

— Отец, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Я прошу вас дать мне возможность доказать, что это не просто мальчишеский бред. Я больше не хочу учиться в гимназии. Это пустая трата времени. Я хочу сдать экзамены за гимназический курс экстерном в течение следующего года. Я готовлюсь сам. Я уверен в своих силах. Я знаю, что справлюсь. А после — так же экстерном пройти курс Института инженеров путей сообщения. Но это потом. Главное сейчас — я хочу дело. Свое дело.

Петр не выдержал и хихикнул.

— Дело? Сашка, тебе двенадцать! Какое дело? Продавать оловянных солдатиков?

На этот раз отец так зыркнул на него, что Петр поперхнулся и уставился в тарелку.

— Продолжай, Александр, — ровным голосом сказал Дмитрий Алексеевич.

— Мне не нужен большой капитал. Мне нужна земля. Тот пустырь за Невской заставой, что достался вам за долги винокуренного завода. Он все равно простаивает без дела, принося одни убытки по налогам. И небольшой стартовый капитал. На инструменты, на материалы, на наем нескольких толковых мастеров-механиков. Я докажу вам, что мои идеи чего-то стоят. Я построю там мастерскую и создам прототип. Не просто самобеглой коляски. Я создам двигатель. Двигатель внутреннего сгорания, но не такой, какие сейчас пытаются делать немцы Даймлер и Бенц — маломощные, капризные. Я создам простой, надежный и мощный двигатель, который сможет двигать не только легкий экипаж, но и грузовую платформу, и даже лодку. Дайте мне год. Если через год я не представлю вам работающий образец, можете снова отправить меня в гимназию и забыть об этом разговоре как о дурном сне.

Я закончил и замолчал. В столовой повисла звенящая тишина. Мое предложение было неслыханной дерзостью. Ребенок, едва избежавший смерти, просит у своего властного отца, купца-миллионщика, землю и деньги на какой-то фантастический проект, отказываясь от положенного ему пути образования и взросления.

Дмитрий Алексеевич долго молчал, барабаня пальцами по столу. Он смотрел на меня, и в его взгляде боролись здравый смысл, удивление и, как мне показалось, тень надежды. Он был дельцом до мозга костей и не мог не учуять в моих словах запах огромной, неслыханной прибыли. Но разум говорил ему, что это невозможно. Что перед ним его сын, повредившийся рассудком от травмы.

И тут я применил свое секретное оружие. Я не стал пробиваться через его ментальную защиту или подчинять его волю. Это было бы грубо, рискованно и могло оставить следы. Я использовал тончайшее Внушение. Это была не команда, а скорее настройка. Я не приказывал. Я лишь подсветил, усилил те мысли, которые уже были в его голове. Сомнения в адекватности сына я отодвинул на задний план, а вот азарт, купеческую хватку, мысль о том, «а что, если?..», я вывел на передний. Я вложил в его сознание кристально чистый образ: его сын, Александр Орлов, стоит рядом с императором Александром III, который восхищенно смотрит на чудо-машину, созданную его сыном, и пожимает ему руку, а за спиной у них стоят новые заводы, дымящие трубами во славу Российской Империи и дома Орловых.

Этот образ, яркий и манящий, стал последней гирей на чаше весов. Я видел, как в его сознании пронеслись расчеты. Пустырь не стоит ничего. Деньги, что я прошу — риск, но приемлемый. А потенциальная выгода… Потенциальная выгода была безграничной. Стать первым в России, кто поставит на поток производство автомобилей? Это не просто деньги. Это власть. Это влияние. Это место в истории.

Дмитрий Алексеевич Орлов медленно выдохнул. Он снова посмотрел на меня, и на этот раз в его взгляде была не просто строгость, а тяжелая, свинцовая решимость.

— Хорошо, — произнес он, и это одно слово прозвучало в тишине столовой как выстрел.

Николай, до этого сидевший с насмешливой ухмылкой, выронил вилку. Она звякнула о фарфоровую тарелку.

— Отец? — переспросил он, не веря своим ушам. — Вы… вы серьезно?

— Я сказал, хорошо, — повторил Дмитрий Алексеевич, поднимая руку и пресекая дальнейшие возражения. Он говорил, глядя только на меня, словно нас в комнате было только двое. — Пустырь за Невской заставой — твой. С завтрашнего дня можешь считать его своей вотчиной. Я выделю тебе тридцать тысяч рублей на первоначальные расходы.

Тридцать тысяч! Сумма была огромной для прихоти ребенка, но незначительной в масштабах его торговой империи. Это был идеальный компромисс между безумным риском и реальной возможностью что-то построить.

— Но, — продолжил отец, и его палец уперся в стол, подчеркивая каждое слово, — деньги ты на руки не получишь. Ими будет распоряжаться мой главный приказчик, Степан Иваныч. Он человек честный и дотошный. Каждая копейка будет учтена. Ты будешь предоставлять ему сметы на постройку, на материалы, на жалованье рабочим, а он — оплачивать счета. Раз в две недели я жду от тебя подробный отчет о проделанной работе и расходах.

Я спокойно кивнул.

— Условия разумные. Я согласен.

— Касательно учебы, — продолжил отец. — Я найму тебе лучших репетиторов по всем предметам. Если через год ты не только покажешь мне свою машину, но и сдашь экзамены за весь курс гимназии, я признаю, что был неправ. Если же нет… — он сделал паузу, и его голос стал твердым как гранит. — У тебя год, Александр. Ровно год с сегодняшнего дня. Если через год я не увижу работающую машину, о которой ты говорил, или хотя бы действующий прототип твоего «чудо-двигателя», то наша сделка аннулируется. Мастерская будет продана с молотка, а ты без всяких разговоров вернешься за парту. Ты будешь учиться тому, чему положено учиться мальчику твоего сословия. И больше никаких фантазий. Ты меня понял?

— Да, отец. Я вас понял, — мой голос прозвучал