Егерь. Системный зверолов - Николай Скиба

— новая воля короля, слишком уж часто молодые неопытные Звероловы гибнут. Так что, Макс, не торопись, — сказал он, и его голос был почти отеческим. — Всему своё время. Григорий и я, мы-то дело знаем, а ты… ты ещё молод, опыта нет, да и хворь эта… Лекарь разберётся, а там посмотрим. Не будем спешить, ради твоей же безопасности. А то сгинешь в лесах, как отец, кому это надо, да? Пожалей маму. Уж и не хочу тебе напоминать, но в прошлую твою вылазку у Ольги появилось пару седых волосков.

— Понял, — ответил я, чуть пожав плечами, и сжал губы. На этот раз Ефим ударил куда надо, этот момент я ещё не обдумывал.

— Всему своё время, мальчик, — сказал он. — Ты просто поправляйся, а мы разберёмся.

Он развернулся и пошёл прочь, постукивая тростью.

Стёпа смотрел ему вслед, пока старик не скрылся за воротами.

— Да уж, — пробормотал Стёпа. — И что теперь?

— А ты не знаешь, у меня в этом «хозяйстве» удочка есть? — спросил я.

Стёпка почесал затылок и неуверенно выдал:

— Была. Вот только вас же ограбили с год назад, не уверен, что осталась.

— Вот блин, — я разочарованно выдохнул. — Хотел порыбачить.

— В магазине ремёсел продаются, — подсказал парень и улыбнулся.

— Да нет, я…

Наш разговор оборвался на полуслове.

— АХ ТЫ ЗАСРАНЕЦ! КАК ТЫ ПОСМЕЛ⁈ — раздался яростный вопль мамы. Она выскочила из-за угла дома, глаза её пылали гневом. Чего это она вернулась с работы так рано, часа не прошло?

Глава 3

Ольга подлетела ко мне, как ястреб, глаза её полыхали гневом, а подол платья мотался из стороны в сторону.

Я сидел на лавке у колодца, чувствовал, как деревянная скамья впивается в тощие бёдра, и смотрел на неё, пытаясь сдержать улыбку. Всё понимаю, мать гневается, два года вытаскивала сына с того света, видя, как он угасает. И теперь он, когда едва начал ходить, уже не в кровати, а шатается по двору. Вот только всё никак не мог принять, что эта женщина сейчас будет пытаться меня отчитывать. Меня, мужика за пятьдесят.

Нужно держаться, если улыбнусь — быть беде.

Впрочем, если так и дальше пойдёт, она меня в комнате навсегда запрёт, а это с моими планами не билось. Я привык к свободе. А тут теперь должен лежать и ждать, пока мне очередной горький отвар в глотку зальют? Нет уж, я не для того десятки лет в тайге пробыл, чтобы теперь под одеялом киснуть. С этим точно нужно что-то решать, уж заниматься тренировками и делать что-то по хозяйству она мне не запретит.

— Макс! — выкрикнула мама, остановившись в двух шагах, и голос её дрожал от злости, смешанной со страхом. — Ты что удумал? Едва на ногах стоишь! Хочешь опять слечь, чтобы я тебя потом по кусочкам собирала?

Я почувствовал, как в груди закипает протест. Смотрит на меня, как на немощного, готового разбиться от малейшего толчка. Она сразу переключилась на Стёпу, который стоял рядом, втянув голову в плечи, будто ждал, что его сейчас пришибут.

— А ты, Стёпка, чего натворил? — сказала она холодно, уперев руки в бока. — Вывел его, а если б он упал? Если б хворь вернулась? Ты хоть головой думаешь, или у тебя там солома?

Стёпа замялся, почесал затылок, и я уловил его взгляд.

— Говорил же, убьёт, — шепнул он мне, отступая назад, и я невольно усмехнулся.

— Ну живой же, — бросил я и продолжил:

— Не надо, — старался чтобы голос звучал твёрдо, хоть и в горле почему-то пересохло. — Я в порядке. Видишь, стою, хожу. Не разваливаюсь. А на ноги я сам встал, Стёпка ни при чём.

Выпрямился, опираясь на лавку, и почувствовал, как мышцы почти не ноют от напряжения.

Мама замерла, глядя на меня, и я уже ждал новой порции криков, но вместо этого её лицо смягчилось. Она шагнула ближе, и вдруг её руки обхватили меня, притянув к себе. Я почувствовал тепло ладоней. Она дрожала, вцепившись в мою рубаху, и на миг мне показалось, что сейчас она разрыдается. Я напрягся — слёзы я всегда переносил хуже, чем бурю. Но вместо этого она отстранилась, и я увидел улыбку.

— Я же переживаю, Макс, — сказала она тихо, и в голосе её было больше облегчения, чем упрёка. — Ладно, если тебе и вправду лучше…

Хотел ответить, но она уже повернулась к Стёпе, и тон её снова стал нейтральным.

— А ты, Стёпка, домой иди, — сказала она. — Скоро Ирма придёт, отвар принесёт, не до тебя. Поправится Макс, тогда и наведывайся в гости.

Так-с, а вот это не по плану. Я ещё не всё хозяйство осмотрел, не разобрался, что тут к чему. Конечно, справлюсь и сам, но информацию-то откуда брать? Не с мамой же о лесе разговаривать? Вот уж точно тогда огребу.

— Да подожди, — сказал я. — Стёпа мне помогает. Хочется хозяйство глянуть, понять, что чинить надо. Потом домой пойдёт.

Она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло удивление. Понятное дело, так уж вышло, что Макс не особо работал по хозяйству, всегда неохотно и из-под палки, пока отец был жив. Рыбачил, да болтался с друзьями по деревне. С бывшими друзьями.

Мама захлопала глазами:

— Так я Стёпу и не выгоняю! — она повернулась к парню. — Отец твой ждёт, я только что с ним говорила. Срочная работа для тебя появилась, так что не задерживайся.

— Чего за работа? — Стёпа нахмурился, явно не ожидая такого поворота.

— Откуда мне знать, — отрезала она. — Пойдём, говорю, не зли отца! Прослежу чтоб ты в сторону дома пошёл, а то знаю уж тебя!

Стёпа горестно вздохнул, подмигнул мне и не стал спорить. Хлопнул меня по плечу и сказал:

— Я загляну ещё, — сказал он тихо. Наверняка хотел слинять на речку, как любил делать, только не вышло.

Кивнул, глядя, как они уходят, шаги глухо застучали по утоптанной земле. Пыль вилась вокруг их ног, а я остался сидеть.

Взгляд невольно упал на колодец передо мной. Он стоял крепко, сложенный из серого камня, с деревянной крышкой, чуть потемневшей от времени, но без трещин. Веревка была новой, аккуратно смотанной, а ведро —