Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Моя «учёная защита» в Консерватории прошла успешно. Теперь я «доцент», правда, только французский. В Союзе это учёное звание необходимо подтверждать, но стоит ли? У меня совсем другие планы. А вот то, что подтверждать не надо, но может мне аукнуться на Родине, так это звание «Почётного профессора Парижской Консерватории». И не отказаться от него, французы просто не поймут. Так, как наградили от чистого сердца, «За заслуги перед Консерваторией». Этот титул ни к чему не обязывает и не несёт никаких преференций. Оно сродни нашей «Почётной грамоте». Но! Это самое пресловутое «но»… Чувствую, что ещё хлебну с этим званием лиха. Да и чёрт с ним!

Месяц назад проводил Альберта в Мексику. Как-то незаметно мы с ним сдружились, и расставание вышло грустным. Двое молодых одиноких парней, оказавшись в отрыве от своих прежних друзей и семей, но связанные одним общим интересом, поневоле вынуждены оказывать друг другу поддержку. В одиночку жить можно, но вдвоём веселее. За три месяца, что шло обучение в школе пилотов, постарался хоть немного «промыть мозги» этому «рыцарю без страха и упрёка». Что-то удалось, и барон уже не так презрительно относится к окружающим его «плебеям».

Меня вообще подозревает «в благородном происхождении», которое я тщательно скрываю. Но расспросами не пытает, списывая мои отговорки на «семейную тайну». Перед самым отъездом торжественно поклялся прийти мне на помощь в трудную минуту, считая своим спасителем от неминуемой смерти. После нашего разговора и прощания немного поразмыслил и пришёл к тому же выводу, что и Булгаков — «Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен. Вот в чём фокус!» © После чего смотался на два дня в Цюрих, оставил «на сохранение» свои «цацки» и составил завещание. Вонтобель, ознакомившись с текстом, только изумлённо присвистнул и озадаченно почесал затылок, но пообещал всё исполнить в соответствии с моими распоряжениями.

Пройдя под руководством Рене Фонка полный курс «лётной практики» на французском истребителе, неожиданно получил «Свидетельство пилота», дающее право на управление самолётом «Девуатин 500». А это, на минуточку, военный самолёт-истребитель! Причём новейший и только-только начавший поступать на вооружение ВВС Франции. Теперь я не только «гражданский пилот» и инструктор по пилотированию, но и пилот военного самолёта, хоть и не военнообязанный, и даже не гражданин Франции.

Подозреваю, что этот «финт ушами» Эмиль Девуатин провернул с подачи Артура Антоновича, знающего о моей мечте. Но учёба шла «без дураков», и Рене Фонк оказался отличным инструктором. Он рассказал и показал мне многое из того, о чём в учебниках не пишут, но с чем ему лично пришлось столкнуться в реальных боях. Мы с Рене друзья, даже несмотря на огромную разницу в возрасте и опыте. Свои-то ровесники Рене недолюбливают, а вот мой неподдельный юношеский восторг от «откровений» опытного пилота явно пришёлся ему по вкусу. Ну, прибрёхивает иногда, так что из того? Я что, рыбаков и охотников никогда не слышал? На их фоне Фонк просто «кристально честный» рассказчик. «Не любо, не слушай, а врать не мешай!» ©

Самым сложным и тягостным было прощание с Мишель. Мы оба понимаем, что расстаёмся навсегда. Через полгода, сразу после завершения моего контракта на Бродвее, прямо из Нью-Йорка пароходом уплыву в Одессу. Моя виза во Францию истекла, да и нет причин сюда возвращаться. Как же мне тяжело даются расставания с моими женщинами! Что в моей прошлой жизни, что сейчас. Когда наша связь только начиналась, мы оба считали, что это лишь «временно». Но не зря же говорят, что «нет ничего более постоянного, чем что-то временное». © Прошло меньше двух лет с нашей первой встречи, а как-то за это время «прикипели» друг к другу, да так, что расставаться безумно тяжко. Вот тебе и «временно»! Хоть совсем с девушками не знакомься…

Перед отъездом переговорил с Лепле, и мы переписали наше соглашение «О партнёрстве». Из «моей половины» двадцать процентов отходит к Луи и тридцать к Мишель. Пора ей становится самостоятельной и «младшее партнёрство» первый шаг на этом пути. Мне всё равно из Союза до этих денег не дотянуться, да и не нуждаюсь я сейчас в деньгах. Мюзикл во Франции дал хорошую прибыль, в Америке ожидаются ещё более крупные гонорары. А что будет на Родине, так это только время покажет. Пригласили Мишель и ввели в суть дела, вызвав у неё шок. Никто в кабаре даже не предполагал, что я являюсь совладельцем заведения. Теперь и она владеет частью прибыли от заведения и это хороший для неё стимул. Но без слёз, конечно, не обошлось, а я имел просто феерическую ночь. Мишель постаралась, чтоб «запомнил её на всегда». Малышка, да разве я смогу когда-нибудь тебя забыть?

Всю неделю перед отъездом наносил «прощальные визиты» своим знакомым. Анатра, Лопато, Вронская, Лепле, Мишель, Дюка… Сколько же у меня здесь хороших людей в близких друзьях! И вряд ли когда-нибудь я вновь их увижу. Мы это понимаем и прощаемся с печалью. Люда вообще меня всего слезами облила. Девушка! Что с неё возьмёшь? Хотя она молода, и с ней-то может ещё и встречусь. Кто знает, как судьба нами распорядится в будущем?

Простился с преподавателями и студентами Консерватории, всё-таки за это время мы стали хорошими друзьями. Даже небольшую пирушку закатили с бывшими актёрами и музыкантами моей труппы, вот только Саблон и Маре на ней не присутствовали. Оба уехали за океан, получив по окончанию мюзикла заманчивые ангажементы. И на сколько мне известно, не прогадали. Жан Саблон стал в штатах популярным певцом и теперь востребован на радио. Не прошло и полгода, а его уже иначе, как «Серебряный голос Франции» не зовут.

Да и Жан Маре, по моему совету принявший предложение от киностудии в Голливуде, уже снимается в каком-то вестерне. Этот фактурный красавчик на вторых ролях долго не задержится. Конечно, он не Арнольд Шварценеггер, но мускулатуру имеет не менее впечатляющую и на лицо фотогеничен, самое то, чтоб сделать карьеру брутального мачо на «фабрике грёз».

Последний визит с некоторым опасением нанёс в полпредство, для него у меня особые «прощальные подарки». Не везти же мне моего «монстра» в Америку? Передаю Марселю Израилевичу дарственную для полпредства на «Бентли». Вот для посольства Советского Союза такая шикарная машина будет в самый раз. Покатался — и хватит, пора и честь знать. Ничего, я себе в Америке «Форд» куплю. Чтоб на полгода тоже «колёса» были, к хорошему быстро привыкаешь. Мотоцикл подарил Александру, пусть катается.

К моему удивлению и внутреннему облегчению радиостанция, собранная на базе «телефункена», Розенберга не заинтересовала. Ну подумаешь, чуть легче, чем немецкая, её же всё равно не на себе носить. Рациями сейчас никого не удивишь. Но «спасибо», всё-таки сказал. И мои тетрадки с описанием, схемами и рекомендациями по применению забрал, пообещав передать специалистам. За «фотоальбом» с полётными картами, получил вполне ожидаемую взбучку и выволочку. Оказывается, Марсель Израилевич давно в курсе моих «похождений», но не подозревал, насколько далеко я умудрился «зайти».

Доброжелатели «засекли» меня на аэродроме ещё во время авиашоу, о чём сразу и доложили Розенбергу. Но в тот раз он лишь пренебрежительно отмахнулся от этой информации, мол, какой пацан не мечтает о небе? Вот только принадлежащие мне «корочки» пилота после их просмотра вывели моего «куратора» из себя, и я многое узнал о «безответственном разгильдяе и махровом анархисте», не признающем авторитетов и не понимающем всех последствий того вреда, что мог нанести себе и своей Родине. О том, что я обучаюсь пилотированию, он не знал и даже не предполагал от меня такого «пренебрежения оказанным доверием».

Подозреваю что, если бы не мой отъезд завтра спозаранок и не красавец «Бентли», припаркованный внутри «Почётного двора», простой выволочкой я бы не отделался. Но прооравшись и спустив пар Розенберг успокаивается и даже на прощание желает мне счастливого пути и успехов в моей дальнейшей работе. Пожимая при расставании руку задерживает её на минуту, изучающе взглянув в мои глаза и словно спрашивая: — Кто ты Миша? — и уже отводя взгляд в сторону чуть слышно шепчет: — Знать бы ещё, на кого ты работаешь… — вопрос риторический и ответа не требует. Потому что ответ очевиден. — На Родину, Марсель Израилевич. На Родину!