Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Ого! А вечер-то «перестал быть томным»… Альберт лежит, привалившись спиной к стене дома, а над ним нависает внушительная фигура, явно не «брата милосердия». Уличный фонарь не горит, и в лунном свете мне сложно разобрать, что тут происходит. Но большого ума, чтоб об этом догадаться не требуется. Отработанным движением выхватываю из жилетки дерринджер и рявкаю налётчику:

— Стоять, босота! Одно твоё движение, и я стреляю!

Но, то ли я был не слишком убедителен, то ли грабитель глуховат. Только на моё требование не последовало никакой реакции. Зато справа от себя скорее ощущаю, чем различаю в темноте какое-то неясное движение и уже в развороте замечаю тусклый отблеск стали и щуплую фигуру. Звучит выстрел, и фигурка со стоном падает к моим ногам. Млять! Это девчонка! Раздаётся глухой рык, и в мою сторону начинает распрямляться фигура грабителя. Звучит ещё один выстрел, и вторая фигура уже молча падает на застонавшего под её тяжестью Альберта. Несмотря на темноту, на ощупь привычно перезаряжаю пистолет и уже после этого осматриваю трупы.

Пуля вошла девушке точно в сердце, хотя бы перед мгновенной смертью не мучилась бедняга, но мне её совсем не жаль. Знала на что шла, да и стилет, лежащий возле дамской сумочки, не оставляет сомнений, что будь я немного нерасторопней и он сейчас торчал бы во мне. Пуля грабителю попала точно в глаз, хотя стрелял по силуэту и как он умудрился так её словить, понятия не имею. Освобождаю Альберта от тяжести и помогаю ему подняться. Мой товарищ морщится от боли и прижимает ладонь к груди. Убираю ладонь в сторону и осматриваю грудь.

Мдя… На куртке разрез, рубашка тоже разрезана и уже намокла от крови. Но сам порез груди опасения у меня не вызывает, хотя осмотр у врача необходим. Складываю носовой платок и этим «тампоном» закрываю рану. Быстро осматриваю карманы грабителя, и в одном из них нахожу портмоне Альберта. Больше ничего существенного там нет, а вот в сумочке «подельницы» обнаруживаю пачку франков, серебряный портсигар и серебряную зажигалку. Явно эти аксессуары не принадлежат женщине, и под изумлённым взглядом товарища без зазрения совести опускаю их в свой карман.

Два громких выстрела в ночной тишине на пустынной улице ничьего внимания не привлекли. Полиция, конечно же, делает в этом квартале свои «рейды». Но, видимо не сегодня, а любителей «сделать селфи» в этом времени как-то не наблюдаю. Недавняя война отучила обывателей от излишнего любопытства и от выстрелов бегут, опасаясь попасть под случайную раздачу. Это не моё будущее время, когда «фотолюбители» стремились запечатлеть себя на фоне горящей машины или только что начавшейся перестрелки, воспринимая это как «экстрим» и бравируя своей «крутостью».

На наше счастье почти сразу удаётся поймать свободное такси, и мы направляемся в «Жернис», вызвав ухмылку на лице таксиста, принявшего нас за двух загулявших молодых повес. В кабаре сразу проходим в «медицинский кабинет», и Николас по телефону вызывает нашего лекаря, но первой прибегает Мишель, вся «в слезах и соплях». Ей передали, что её парня только что видели всего в крови, а Николас вызывал к нему врача. Ну, кровь-то у меня была только на руках, немного испачкался, когда раздевал Альберта, но такое неподдельное сопереживание подруги тронуло мою душу. А спустя пару минут Мишель ещё раз «тронула» меня, но уже физически… влепив оглушительную пощёчину. Узнав при каких обстоятельствах мой товарищ получил ранение.

Альберт отделался легко, заполучив «на память» всего лишь четыре шва и напутствие неделю обходиться без физических нагрузок. Мне же всю неделю пришлось ударно доказывать своей подружке, что у меня и в мыслях не было, чтоб изменить ей, а поездка «к конкурентам» имела для меня всего лишь «разведывательный интерес», но никак не поползновение «сходить налево». Вот жешь… вечная фигня с этими женщинами! Сами себе придумают, сами обидятся, а ты потом оправдывайся… Но иначе бы с ними и не так интересно было. У меня, кроме Мишель близкого друга во Франции нет, и терять её по глупости не хочу.

— А ты знаешь, что Микки и Филипп теперь парочка? — Мишель уютно устроилась у меня под боком и благосклонно принимает мои нежные ласки.

— Конечно знаю. Я же сам их в пару поставил, очень уж сексуально они выглядят в парных танцах, как будто бы специально друг для друга созданы.

— Нет! Я имею ввиду, что они теперь ПАРОЧКА! Микки уже три месяца как рассталась со своей подругой и очень тяжело переживала этот разрыв, а Филиппа его друг бросил две недели назад. Луи опасался, что парень что-нибудь с собой нехорошее сделает, и попросил Микки за ним присмотреть, она-то уже прошла через такое и справилась с разлукой.

— Да? И что дальше? — мне действительно интересно, что может произойти между активной лесбиянкой и пассивным гомиком, переживающими разрывы с партнёрами.

— Что-что… — девушка фыркает, — Сначала изливали друг другу свои души и проклинали изменщиков, а потом напились… И переспали! — Мишель тихонько смеётся, видя моё непритворное изумление.

— Два дня «пьянствовали и предавались разврату», пришлось отменять их номера, но Луи распорядился их не тревожить и дать отдохнуть. Типа отпуск им дал. А вчера эти голубки выползли из своего номера чуть живые и помятые. И Микки предупредила девушек, что загрызёт любую, кто на Филиппа глаз положит. Он теперь только её парень. Весь кордебалет в шоке, о таком никто и не слышал никогда! — нихренасе! Я тоже не слышал, но скорее рад за нашу «Приму» и её партнёра, может у них наконец-то в мозгах всё на место встало.

* * *

Навестил и своего курсанта на его квартире. Передал пачку журналов авиационной тематики, чтоб тому было нескучно «болеть». Альберт идёт на поправку, рана оказалась поверхностной и неопасной. Пусть учит теорию, экзамены через три недели никто не отменял. По моему мнению, лётчик из него получится, но только вот в мозгах у него полная каша. Парень не нацист, но «расовое превосходство» находит в его душе отклик. Хотя тут скорее обида за то унижение, что Австрия получила по итогам Версальского договора. Этот договор многим немцам, даже вполне разумным и адекватным, «как тупым серпом по нежным причиндалам». Вот и получили в итоге Адольфа, обещавшего это «унижение нации» искоренить и отомстить за него.

— Мишель. Ты жестокий человек… Убил двух гражданских и даже глазом не моргнул, да ещё и ограбил их! Это мародёрство! — нифига себе наезд!

— Альберт, я что-то пропустил? Тебя в переулке дубинкой по голове случайно не приголубили? Ты где там «двух гражданских» увидел? Это были вооружённые налётчики, и они получили то, что заслужили. Или ты предпочёл бы, чтоб тебя прирезали как свинью, и мне надо было просто пройти мимо? — моему изумлению и возмущению нет предела. Вместо того, чтоб сказать «спасибо», он меня ещё и мародёром обозвал!

— Но там была девушка! Как у тебя рука не дрогнула? Это низко, убивать беззащитных женщин!

— Беззащитных? Да у неё стилет в половину твоего локтя! Если бы она его успела мне воткнуть, нас обоих уже давно бы отпели, или ты думаешь, что тебя оставили бы в живых? Даже не обольщайся! Меня вот интересует, а какого хрена ты вообще попёрся в тот проулок? Я же тебе немецким языком внятно сказал, от меня не отходить ни на шаг! Что у тебя за натура такая, вечно приключения искать на свою задницу? Почему ты считаешь, что самый умный и не слушаешь ничьих советов?

— Может тебе и лётное наставление не указ? Так могу тебя заверить, оно написано кровью погибших пилотов и если будешь своевольничать, то следующую строчку впишут уже твоей кровью. — меня действительно раздражает тупое упрямство Альберта в некоторых вопросах, где он ставит на первое место не безопасность, а своё извращённое понятие о «рыцарской чести». Тот же парашют с большим трудом заставил надевать перед полётами. Мол, «отец никогда его в полёт не брал!» Ну, и где теперь папа?

— Всё равно, убивать женщин — это не по-рыцарски! — блин! Опять за рыбу деньги!