Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

– Спасибо, пацаны, как уберётесь – компотик попьёте. От души.

В глазах Прохора и Феди мелькнуло восхищение.

– Ого, Владимир Петрович! А можно я после каждого урока буду так убирать? – спросил Федя.

– Тебе губозакаточную машину принести?

– Понял, Владимир Петрович, оставить губу раскатывать.

Я ещё с минуту понаблюдал, как пацаны чистят пол от пены. А потом пошёл на следующий урок. История, которую предстояло отработать на шестом классе. Та ещё головоломка, честно говоря. В 11‑м классе мозги хоть как‑то уже начинают работать, а у шестиклассников в голове белый шум.

Жаль, конечно, что не про Советский Союз урок. Там бы я разошёлся. Но ладно… феодальная раздробленность на Руси – тоже рабочая тема. Хотя, блин, не знаю, чем думает министерство образования, когда в этом возрасте даёт такие серьёзные темы. Как по мне – рановато пацанам такие темы обсуждать. Ну или, по крайней мере, не в той подаче, которая есть сейчас.

Тут ведь как – либо всё «как есть» рассказывать – ни хрена непонятно будет. А «как есть»… ну, откровенно говоря, вариант так себе. Я же не начну молодым умам вещать на тему, что на сходняках князьядруг другу глаза выкалывали.

Вот тоже – не начнёшь. Это такой юный возраст, когда всё постигается опытным путём. И не хватало ещё, чтобы пацаны начали друг на друге такие опыты ставить.

По пути к кабинету я думал, как эту тему подать мелюзге. Хотелось сделать от души, так чтобы запомнили и свои выводы сделали.

Но как?

По таблицам и датам пройтись?

Так нет… хотелось, чтобы шестиклашки поняли не «когда» это было, а «почему».

Как ни крути, а задача, прямо скажем, не из лёгких. Сам я не историк, по крайней мере не в академическом смысле. Да и феодальную раздробленность я помнил по диагонали, по основным верхам. Князья, уделы, усобицы, брат брата рубит ради трона.

Короче, конкретная суета.

Но жизнь я видел в разных проявлениях и кое‑что понял точно. Войны, будь им тысяча лет или три дня, происходят из‑за одного и того же – денег, гордыни и женщин.

Вот она, формула истории, в трёх пунктах, чистая как слеза. Просто иногда на это навешивают гербы и летописи.

С этими мыслями я вошёл в кабинет, сел за учительский стол и вытащил из рюкзака учебник. Учеников ещё не было, в коридорах шумела перемена.

Впрочем, размышления шли на пользу. У меня в голове, кирпичик за кирпичиком, уже складывалось, как объяснить пацанам и девчонкам эту древнюю чехарду.

Начнём с того, что история – это не про даты и фамилии. Это конкретно про причинно‑следственные связи. Про то, как одно слово или жадный поступок запускает целую цепочку событий. И подчас влияет не на судьбы отдельных людей, а на целые народы и государства.

И вот ради этого историю и должны учить в школе. Молодёжь должна уметь распознавать причины и видеть, к чему они ведут. А для этого не обязательно помнить, как кого звали и когда что произошло. Главное тут – понимать, почему именно всё произошло. Ну а дальше – уже понимать, как сделать так, чтобы всё хорошее происходило снова, а всё плохое не происходило никогда.

В следующий миг прозвенел звонок. Дверь класса распахнулась, и внутрь ворвалась орава шестиклашек.

– А‑а‑а!

Они неслись как угорелые, будто стая обезьян. Толкаясь, спотыкаясь, матерясь… дети, блин. Они всегда одинаковые.

Среди мелькавших силуэтов я сразу приметил уже знакомых мне ребят: Волк, Дёма, Сильвестр и Элджей.

Я дождался, пока мелкие рассядутся, успокоятся, и поднялся со стула, чтобы начать урок.

– Класс, внимание! – гаркнул я.

Молодняк тут же встал по струнке. Все замолчали, заученным движением побросали рюкзаки и поднялись, встав из‑за парт.

– Здравствуйте, Владимир Петрович, – протянули они хором.

Ха! А эти куда организованнее, чем одиннадцатиклассники.

– Вольно… – я осёкся, понимая, что говорю не то. – Здорова, мелюзга, присаживайтесь.

Мелюзга села, начали вытаскивать учебники по истории, ручки, пеналы, дневники и контурные карты с атласами.

Я же встал у доски, взял мел, постучал им пару раз по краю стола, привлекая внимание.

– Ну что, юные историки, кто‑нибудь из вас знает хоть одно имя из эпохи феодальной раздробленности на Руси? – спросил я, глядя поверх голов.

Ответа не последовало.

Волк ковырял ручкой в тетради, Сильвестр зевал, а Элджей что‑то писал на парте, изображая всем своим видом скуку.

Но один ученик, паренёк с длинными волосами, забранными в хвост на макушке, потянул руку. Причём по‑правильному так, придерживая локоть тыльной стороной ладони второй руки.

– Ну‑ка, дай жару, – хмыкнул я.

– Александр Невский, Юрий Долгорукий… – начал перечислять он русских князей, как заведённый.

Я, положа руку на сердце, знал лишь некоторых – да это потому, что одноимённо назывались бойцовские клубы: Невский, Коловрат. Сами имена я, конечно, слышал, когда ещё сам на школьной скамье сидел.

– Молодец, пацан, – похвалил я.

– Даня – ботаник, – тут же послышался комментарий заднего ряда.

Длинноволосый пацанёнок снова поднял руку; я показал кивком, что он может говорить.

– Владимир Петрович, мама говорит, что они просто мне завидуют, когда ботаном обзываются, – искренне выпалил он.

– Есть такое, – я не стал отрицать. – Пусть завидуют. И ещё, молодой, ты в следующий раз, если что‑то подобное хочешь сказать, то говори – не надо ни у кого разрешения спрашивать. Понял?

– Хорошо, Владимир Петрович.

– Присаживайся.

Я поймал себя на мысли, что не всё у современной молодёжи потеряно, раз растут ребята, которые книжки умные читают. Вот только – что в моё время, что сейчас – таких на всю школу по пальцам руки можно пересчитать.

– А остальные знают Долгорукого? Невского? Боголюбского? – подкинул я варианты.

Но нет.

Остальной класс молчал, как будто я перечислял названия марок пылесосов.

– Ладно, вижу, что энтузиазма ноль. Тогда слушайте внимательно. Волк, Дёма, – я перечислил погремухи своих знакомых пацанов в этом классе. – Это, к вашему сведению, я называл погремухи князей. Только они свои погремухи потом и кровью выгрызли.

– Ого, – присвистнул Дёма. – А расскажите!

– Рассказываю: наша сегодняшняя тема – феодальная раздробленность на Руси.

– Бе‑е‑е, – отреагировал Волк, уже забыв про погремухи.

– А если я скажу, что на Руси сталкивались с теми же самыми проблемами, что и вы во дворе? – я улыбнулся. – И, изучая эту тему, вы сможете узнать, как поступать в той или иной ситуации. Когда с другими пацанами общий язык не находите, когда старшие напрягают?

Внимание было поймано мгновенно.

– А причём здесь история? – спросил Сильвестр. – Мне папа сказал, что история нужна лишь для того, чтобы лапшу на уши вешать!

Все заржали; я отдал ученикам посмеяться, а потом продолжил, когда они затихли.

– Я думаю, что твой папа изменит своё мнение, когда ты ему расскажешь, что я на уроке рассказывал, – заверил я.

Сильвестр коротко пожал плечами. Я бы, наверное, жёстче сказал, но не хочется ставить под вопрос авторитет отца моего ученика.

Глава 17

– Представьте, – продолжил я. – У нас есть один большой район с кучей дворов.

Я повернулся к доске, нарисовал большой круг и подписал его: Район.

– Вот этот район – это наша Русь.

Я подписал рядом со словом «Район» слово «Русь».

– Поехали дальше, теперь обозначим дворы, – добавил я и нарисовал внутри круга несколько поменьше. – Дворы – это, как раньше были, княжества. Вот Суздальский двор, вот Черниговский, вот Галицкий.

Я повернулся обратно к классу, видя, что мелкие наблюдают. Вряд ли они ещё поняли, куда я клоню, но интерес определённо имелся.

Дальше я объяснил, что почти в каждом дворе есть своя площадка, турники, беседки. Ученики отрывисто кивали, показывая, что понимают.