Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

– У меня семьдесят…

Я не выдержал и расхохотался.

– Да шучу я! Спрячьте деньги, пригодятся на булочку.

Я уже собирался идти в здание, но пацаны всё ещё стояли на месте. Снимки они сделали, довольные до ушей, но не уходили.

– А теперь что вам надо? – спросил я, глядя на них поверх очков.

Валек ответил за всех.

– Мы… э‑э… Владимир Петрович, хотим, чтобы вы нам дали погремухи.

Я чуть не рассмеялся, но сдержался. Внутри аж кольнуло – вот ведь номер. С одной стороны, понимаю: малолетки. Ещё вчера играли в песочнице, а сегодня уже «бригада». Погремухи им подавай. С другой – чёрт возьми, я ведь помню, как это было в девяностые. Тогда погремуха была сродни метке, признания того, что ты чего‑то стоишь. Без погремухи ты как бы «никто», а с ним уже у тебя есть репутация. Это как у офицера звание – если взял, то должен соответствовать.

Я окинул молодёжь взглядом.

– Ну ладно, подойдите сюда.

Они тут же выстроились в ряд передо мной – ровно, как на плацу.

– Слушайте сюда, – сказал я, оглядывая строй. – Если кто себе погоняло взял, то вести себя потом надо соответственно, чтобы за каждым словом дело стояло. Поняли?

– Поняли! – хором ответили.

– Уверены, что хотите их взять? Это, пацаны, не игрушки. Погремуха, как присяга. Потом всю жизнь с ней жить.

Молодые закивали в унисон.

– Очень хотим, Владимир Петрович!

Я почесал затылок. Задачка, блин… Погремухи‑то просто так не раздавались – раньше за ними стояло что‑то реальное. Либо характер, либо поступок… а эти ещё молочные, не успели даже по‑настоящему вляпаться куда‑нибудь, чтобы оттуда имя вынести.

– Ладно, – сказал я, сдвигая брови. – Раз по делам вас ещё звать не за что, пойдем по фамилиям. Кто первый?

– Я, – поднял руку худенький парнишка в куртке на размер больше. – Волков я.

– Ну, тут и думать нечего, – сказал я. – Будешь Волк.

Пацан расправил плечи, гордый, будто ему орден повесили.

– Дальше кто?

– Демидов, – отозвался следующий, светловолосый, с веснушками.

– Ну, значит, Дёма, – кивнул я.

– А я? – вмешался третий. – У меня фамилия Сильвестров.

– Во блин… – я усмехнулся, воспоминания повеяли. – Ну, тогда будешь Сильвестр.

Я перевёл взгляд на последнего. Тот стоял чуть в стороне, переминался с ноги на ногу, глядя на асфальт.

– А ты чего молчишь? – спросил я, подходя к нему. – Фамилия какая?

Он замялся, будто собирался что‑то соврать, потом всё же выдохнул:

– Васько.

– Васько, значит… – повторил я. – Ну, тогда будешь Васёк.

Он сразу сник. Видно было, что обиделся. Щёки покраснели, глаза потускнели. Остальные переглянулись и захихикали.

– Эй, – сказал я, положив ему руку на плечо. – Не дуйся. Погремуха рабочая.

Но было видно, что ему совсем не нравится. Вообще по малолетству это нормально – пацанам редко нравятся свои имена или фамилии. Возраст такой: всё кажется не тем, всё хочется переделать под себя. Я вот всю жизнь был Вова. И, честно говоря, завидовал тем, у кого имя короткое и прямое, без всяких уменьшительно‑ласкательных соплей. Макс, например. Просто Макс – и всё. Ни тебе Вовчика, ни Володя, ни Вовки, ни Воло.

А ведь есть и те, кому с фамилией вообще не повезло. Ну Васько… ещё куда ни шло, нормальная фамилия, а вот есть же какие‑нибудь Слабодрыщенки или Козлодоевы… Или бедные Антоны – имя вроде обычное, но рифмуется со всем, что только можно.

Это потом, когда взрослеешь, понимаешь всё. Гордость за имя или фамилию приходит, а пока… можно и подыграть малолетке.

Я посмотрел на Васько – пацан сцепил зубы, обижен, но хоть не плачет, уже молодец.

– Так, ладно, – сказал я, будто принимая важное решение. – Будешь у нас Лютый. Идёт?

Он осторожно поднял на меня глаза и выдал:

– А можно лучше Элджей? – неуверенно спросил он.

– Это кто ещё такой? – уточнил я.

Пацаны дружно прыснули со смеху. Один даже сквозь хихиканье пояснил:

– Это рэпер, Владимир Петрович. У него глаза белые, волосы белые, и он крутой!

Я покачал головой. Понятно… раньше все Чак Норрисами да Ван Даммами хотели быть, а теперь вот… Элджей.

Ладно, дело хозяйское.

– Ну хочешь быть Элджеем – будь, – я коротко пожал плечами. – Но запомни: чужое имя не сделает тебя крутым. Настоящий пацан не копирует кого‑то, а делает по‑своему.

Новоиспечённый Элджей закивал, всё ещё немного смущённый, но я видел, что внутри его уже тлеет искорка.

– Крутое погоняло, Дим… то есть Элджей!

Я посмотрел на довольные физиономии пацанов и вспомнил про багажник. Точно – там же у меня целая гора апельсинов, десять ящиков. Ну а что, витамины – дело нужное. Ребятня растёт, нервы учителям треплет, силы тратит. Пусть хоть организм укрепляют.

– Так, братва, – сказал я, хлопнув ладонями. – Налетай!

Я подошёл к машине, открыл багажник.

– Вот, – сказал я, показывая на ящики. – Апельсины. Раздача от Владимира Петровича. Берите, пока добрый.

Они замерли, переглядываются, будто я сейчас проверку устрою.

– А сколько можно взять? – осторожно спросил Волк.

– Сколько унесёшь, столько и бери, – заверил я. – Не стесняйтесь.

Пацаны рванули к багажнику. Волк и Дёма взяли по одному, Сильвестр прихватил сразу три. А Элджей не стал церемониться – начал складывать в майку.

Минут через пять багажник опустел, подключились и другие школьники. Остался один ящик, который я решил оставить для учительского состава. Учителям тоже иногда нужен витамин С, а то на этой работе и без авитаминоза с ума сойдёшь.

Я взял ящик с апельсинами, манекен и закрыл багажник.

– Волк, Дёма, – я кивком подозвал пацанов.

Те, лопая апельсины, подошли.

– Ящик в руки и тащите в учительскую, – распорядился я.

Мелкие, не задавая лишних вопросов, взяли ящик и потащили. С трудом – ящик всё‑таки был нелёгкий, а сами пацаны весили килограммам по сорок. Ну ничего, нагрузка лишней не будет.

В итоге с горем пополам мы зашли на второй этаж. Я открыл дверь в учительскую и велел пацанам ставить ящик прямо на стол. За длинным столом сидели учительницы, занятые кто чем. А у окна, развалившись в кресле, дремал Глобус с красной мордой. Видно, что уже с утра «успел».

Я только шагнул через порог, как всё затихло. Учительницы одновременно подняли головы и разговоры мгновенно стихли. Одна даже встала, будто я директор с проверкой.

Пацаны поставили на стол ящик апельсинов и тотчас вышли.

– Девочки, угощайтесь, – предложил я.

Тишина продержалась ровно три секунды. А потом, как по команде, все сразу начали копаться в своих сумках.

– Ой, Владимир Петрович, а я вот как раз пирожное домашнее принесла! – сказала учительница по физике, вытаскивая из пакета коробку с кремовыми завитушками.

– А у меня торт, – добавила химичка, ставя передо мной блюдо с корявыми розочками из крема.

– Ну а я салатик приготовила, – встряла училка по русскому и литературе, вытаскивая баночку из‑под майонеза.

Всё выглядело так, будто девчата неделю репетировали, и теперь одновременно решили показать, какие они хозяйственные и заботливые. Ну, как я понял, «предварительного сговора» здесь не было, а потому соперницы встретили блюда друг друга в штыки.

– Ты лучше мужа своего корми, а то, говорят, в столовой чаще, чем дома ест, – поддела физичка химичку.

– А у тебя пирожные, между прочим, пережарены, – парировала та.

– Это потому что духовка у меня, а не микроволновка…

Я стоял, опершись на край стола, и наблюдал, как этот женский оркестр разыгрывается на полные децибелы. Смешно, конечно, но и приятно – видно, что стараются и внимание выказывают, кто как умеет.

Я наконец поднял руки, вмешиваясь в спор.

– Спасибо, девчата, от души. Но я сейчас не голоден. Позже обязательно попробую всё ваше кулинарное искусство.

– Владимир Петрович, вы как‑то похудели! – первой отозвалась училка по русскому. – Хоть одну ложечку попробуйте моего салатика.