Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

тутошней богемой… Пригласим «яйцеголовых» из Москвы… Хорошо бы зазвать хоть кого-то от нас!

— Ларс Хёрмандер тебя устроит? — подал голос Джордж. — Он из Стокгольма. Швед.

— Устроит! — крякнул Вудрофф, шлёпая в ладоши, и выговорил по-русски: — Начинаем действовать по вновь утвержденному плану!

[1] Фрэнк Карлуччи — заместитель Стэнсфилда Тёрнера, адмирала и директора ЦРУ. Вернон Энтони Уолтерс представляет военную разведку США. Мортон Абрамовиц — помощник министра обороны США по вопросам международной безопасности, главный планировщик специальной деятельности на Ближнем Востоке. Грэм Фуллер — шеф станции ЦРУ в Кабуле, разработчик стратегии вовлечения исламских радикалов в борьбу против СССР в Афганистане.

Глава 22

Четверг, 8 марта. Утро

Ленинград, Измайловский проспект

Сегодня выходной, и можно было поспать подольше, но особям мужеска полу в Международный женский день валяться не положено. Табу.

Восьмого марта все рыцари Советского Союза — от сопливых оруженосцев до престарелых дон кихотов — усиленно ухаживают за Прекрасными дамами, являя заботу и любовь.

Девчонок из класса мы поздравили еще вчера, скинувшись на шоколадки и открытки с цветочками — благодарность была отложена до переменки… По моим наблюдениям, отдельного «спасибо» удостоились всего трое. Паштет с Арменом гордо лучились весь следующий урок, а меня, брошенного, чмокнули и Яся, и Кузя.

По-моему, Зорька, судя по страдальческому выражению ее лица, тоже была не прочь, но выдержала характер, лишь бы сохранить надрыв в наших запутанных отношениях.

Но самым искренним поцелуем, робким и нежным, меня одарила Тома, оставшаяся в единственном числе; не Мелкая и подавно. А я ведь даже цветочка ей не подарил, поздравил просто…

…Мы с папой, шикая друг на друга, прокрались на кухню. Трогательные веточки мимозы, непременный атрибут 8-го Марта, как ёлка на Новый год, уже красовались в вазочке, радостно желтея соцветиями, а теперь нам предстояло сочинить завтрак для мамы — пускай хоть сегодня понежится в постели.

Не надо рано вставать, вскакивать и бежать, готовить-стирать-мыть-подметать! Зато, в кои-то веки, можно заняться собой — никуда не спеша, ни о чем не беспокоясь — в плавном ритме медленного танца…

— Поднос! — сурово шепнул отец.

— Вымыт и протерт! — отрапортовал я.

— Тогда за мной яишенка.

— Поджарь сразу пару хлебцев, — присоветовал Соколов-младший. — Она так любит.

— Ого! — хмыкнул Соколов-старший. — «Опыт, сын ошибок трудных»?

— Ой, пап, забыл совсем… — я смешался, и мысли раскатились, как бусины из порванных четок. — В эту субботу… Передача будет, «Очевидное-невероятное»… В общем… Меня там покажут.

— О как! — папа даже растерялся. — Дела… Эк ты растешь, сына.

— Не по дням, а по часам, — вздохнул я, стряхивая одеревенелость, и быстро нашел себе занятие: — О, кофе сварю!

Мазнув взглядом по отцовской задумчивой улыбке, я тихонько прикрыл дверь, чтобы заглушить дребезжание кофемолки, и достал отмытую с вечера, начищенную джезву. На минутку зависло молчание.

— О-хо-хо… — наигранно вздохнул папа, колдуя над глазуньей. — Проблемка-с!

— Какая?

— А ведь твоя мама и в обед трапезничать изволит! И что прикажете подать? Икру заморскую — баклажанную?

Отец подвинулся, пуская меня к плите. Хлопнул еще один синий венчик — я придавил огонь медным донышком турки.

— Пирог беру на себя, — мне удалось передать голосом уверенную весомость. — Конфитюр плюс замороженная клубника — мама еще не всю съела… Короче, будет с чем чаёк попить. И вообще — выпить!

— Коньячок-с! — плотоядно заурчал папа.

— Да-с! Первое, считаю, для праздничного ужина… м-м… не совсем, — смутно выразился я. — Разве что соляночка… Не, лимона нету. Слушай, а давай… голубцов?

— Эк ты мудрёно-то, — крякнул папа в жестоких раздумьях. — Фигуристо!

— Ленивых голубцов, — значительно сказал я, уточнив формулировку.

— А-а! — Отец моментом взбодрился. — Тогда другое дело. Принимается! Так. У меня всё готово.

— И у меня… — начал я и засуетился, звонко шлепнув себя по лбу: — Молоко забыли!

— Ась? Стакан!

— На!

Батька кинулся к холодильнику поперед меня, и плеснул пастеризованное из треугольного пакета — набралось ровно полстакана.

— Ковшик!

— Вот!

Вскипело быстро.

— Ситечко!

— Лей! — выдохнул я.

— Сахар!

— Сыпь! Не-не-не! В большую чашку мама три ложки кладёт!

— Всё-то ты знаешь… — хмыкнул папа, и выдохнул: — Понесли!

И мы торжественно прошествовали в родительскую спальню. Мама лежала под одеялом, но уже в цветастом халатике — ждала своих верных паладинов. Ненакрашенная, но симпатичная, розовая после сна, она выглядела именно такой, какой была — родной и милой.

— Доброе утро, мам! — сказал я с выражением.

— С праздником! — грянул отец.

— И вас, мои дорогулечки, — расчувствовавшись, мама села, протягивая к нам руки, — мои лапусяточки!

Я прыснул, щекой ощущая горячее касание губ.

— Так и вижу мужественного такого, брутального идальго… — мне еле удалось выговорить.

— Ага! — живо подхватил папа. — А прекрасная дева бросает ему свой надушенный платок с криком: «О, мой лапусёночек»!

Мамуля рассмеялась первой, и обняла обоих «дорогулечек».

— Пей свой кофе, Ирочка, — проворковал отец.

Я молчал и улыбался. Семейная идиллия…

Там же, позже

Праздник удался. «Голубчики-лодыри» зашли на «отлично» — да с густым болгарским кетчупом, да под духовистый «Арарат»… Вся наша дружная ячейка общества решила единогласно, что ужин стоит провести в том же формате, еще и на утро останется.

К вечеру мы с папой сильно притомились. Спасибо маме, дала передышку — послала нам воздушный поцелуй, и упорхнула в парикмахерскую. Третий час порхает…

А доблестные рыцари, кои с веником и шваброй наперевес одерживали победы над пылюкой, кои храбро сражались с посудой и выходили из битвы почти без потерь, устроились перед телевизором — набираться сил и терпения.

Шли «Новости». В неспокойном Тегеране женщины устроили марш протеста — возмущенные персиянки выступили против обязательного хиджаба.

Я кривенько усмехнулся. То ли еще будет… А что будет? Что грядёт? Будущее всё пуще, всё гуще заволакивалось туманом.

Если в Вашингтоне решили-таки устроить провокацию с «Боингом» — на три года раньше привычной мне реальности! — то чего еще мы дождемся от Картера? В Польшу Джимми точно не полезет — ситуация там потихоньку-помаленьку нормализуется, устаканивается, а «Восточный Общий рынок» обретает реальные черты, не дожидаясь Большого Совещания.

Нагадят в Афгане? Вполне возможно — как завещал великий Збиг… Бжезинский, правда,