Орден во всю спину 2 - Константин Владимирович Ежов

- Пойдём, – твёрдо сказал Хромов. – Мы сможем узнать правду, только если увидим всё своими глазами".

Он осторожно взял себе пластиковый листок и спрятал его в нагрудный карман, словно это была не выцветшая безделушка, а святыня. Пальцы его задержались на ткани – так крепко он прижимал находку к груди, будто боялся, что она рассыплется, если чуть отпустить. Булавкин переминался с ноги на ногу, его взгляд то и дело возвращался к искорёженной пластиковой кукле, валявшейся на земле.

- Что, и это тащить с собой будем? – спросил он с явным отвращением. – Она ж порванная, страшная….

"Страшная она не потому что порванная, а потому что её такой делали…"

Хромов покосился на него и пожал плечами.

- Возьмём. Мало ли – вдруг пригодится. Нельзя отбрасывать то, что не понимаешь.

"Вот было бы смешно, если бы реально пригодилась… по прямому назначению".

Кукла издала тихий скрип, когда её подняли – будто нечто неживое попыталось вдохнуть пыльный воздух пещеры. От неё пахло плесенью и какой-то затхлой, почти сладковатой гнилью. У некоторых мороз пробежал по коже, но никто не сказал ни слова.

Они вышли из тёмной расселины в утренний лес. Сквозь кроны пробивались золотые лучи солнца, воздух был густ от запаха хвои и влажной земли. И всё же тянуло холодом от той находки – зелёного пластика и мёртвой куклы, которые теперь шли с ними дальше, вглубь Урала.

Разумеется, Косой, Хромов и Журавлёва вовсе не горели желанием тащить за собой эту жутковатую, надорванную куклу с пустыми глазницами. Но раз уж Людвиг Булавкин сам первым заикнулся о том, брать её или нет, то все как-то дружно решили: ему и нести.

И хотя каждый в глубине души понимал, что толку от этой куклы, скорее всего, никакого, всё же никто не возражал против того, чтобы прихватить её в дорогу. В конце концов, раз несёт не ты – значит, и проблемы не твои.

Людвигу же было совсем невесело. Он шагал угрюмо, ссутулившись, держа куклу на согнутых руках так, будто она могла рассыпаться при малейшей тряске. Временами она противно скрипела пластиком, и этот звук отдавался у него в зубах. Спина и без того ныла от усталости, плечи жгло, словно их поливали горячим песком, а теперь ещё и этот обуза в руках.

Хуже всего было то, что в желудке у всех урчало так, что казалось – лесная чаща вот-вот отзовётся эхом. С самого утра они не ели ни крошки, и голод теперь точил изнутри, превращая мысли в липкую кашу.

Хромов первым не выдержал и резко остановился. Он приложил ладонь к животу, словно хотел унять бурю внутри, и хмуро оглянулся на остальных. Влажный ветер тянул запах сырой хвои, но в этом аромате не было ни намёка на еду.

- Всё, хватит терпеть, – сказал он твёрдо. – Нужно найти сосны с шишками. Хоть что-то перехватим, иначе ноги подкашиваться начнут.

Все согласно закивали, хотя лица оставались мрачными. Они знали цену сосновым шишкам – выковырять оттуда кедровые орешки было делом мучительным. Твёрдая шелуха не поддавалась пальцам, приходилось раскалывать её камнями, и даже тогда в каждой шишке попадалось не больше десятка сморщенных орехов. Их вкус был смолистым, горьковато-сладким, и он только чуть-чуть притуплял зверский голод. Но выбора не было.

Ярослав Косой в это время вёл себя так, словно голод его вовсе не касался. Он молча вытащил свой потемневший от времени кинжал и уверенным движением полоснул по коре незнакомого дерева, росшего чуть в стороне. Сокровенно-тихий звук реза пронёсся по тишине леса, будто нож рассёк не дерево, а сам воздух.

Из свежего надреза густо выступил белый млечный сок. Капля за каплей он потянулся вниз, оставляя липкий след. От него повеяло чем-то терпким, горько-сладким, смолистым – запах этот был сильнее хвои и влажной земли.

Глаза Станислава Хромова загорелись так, будто перед ним открылась сама разгадка всех их бед. Он шагнул ближе, не сводя взгляда с сочащегося сока, и в его облике появилось то же нетерпеливое голодное волнение, что и в глазах остальных.

- Ты это выпьешь? – недоверчиво спросил кто-то. Остальные тоже переглянулись, уставившись на Ярослава Косого.

Он лишь покачал головой, как человек, объясняющий очевидное:

- Большинство млечных соков, что встречаются в лесу, пить нельзя – велик риск отравиться.

- Тогда зачем ты сделал надрез? – осторожно поинтересовался Станислав Хромов, прищурившись.

- Намажу соком клинок, – просто ответил Ярослав, будто речь шла о самой банальной вещи.

В тишине, прерываемой только посвистом ветра в верхушках сосен, остальные переглянулись. Мысль, что Косой использует яд, казалась им и жуткой, и пугающе разумной. "Коварный тип", – мелькнуло у каждого. Но ни один не решился осуждать его: все они слишком сильно зависели от него.

Любая рана – и только он умел зашить её и залить чёрным лекарством, после чего кожа затягивалась, как будто там и не было разреза. Правда, стоило это недёшево. У Людвига Булавкина, Любови Синявиной и Вани Лея ещё оставались заначки – так называемые "страховые деньги". Они прекрасно понимали: деньги в руках Ярослава – это почти как запасная жизнь.

Но при этом в глубине души каждого сидел холодный страх: а если он решит, что вместе с раной неплохо бы прихватить лишнюю почку или кусок печени? Что тогда?

Пока все обдумывали эту мрачную мысль, Людвиг, карабкаясь на сосну за шишками, соскользнул вниз и грохнулся прямо на землю. Щепки разлетелись, ветки хрустнули, и он с громким "ух!" распластался на ковре из мягких иголок. К счастью, хвоя смягчила удар. Он вскочил, отряхиваясь и бормоча проклятья:

- Всё волки виноваты! Люди в крепости уверяли, что стая ушла к другой гряде, так с чего им взбрело им на хвост нам сесть и вернуться сюда? Если бы не эти твари, мы уже давно сидели бы в тепле!

И добавил с раздражением:

- Как в поговорке: "Волк да шакал всегда заодно". Не к добру их встречать!

Ярослав в этот раз не согласился. Его голос прозвучал спокойно, но твёрдо:

- Слыхал я эту присказку. Только вот скажи – кто из вас хоть раз видел шакала живьём?

Слова повисли в воздухе. Остальные уставились друг на друга.

- Так шакал же, – неуверенно сказал кто-то, – это зверь, что на волчью спину взбирается? Ну, в пословице говорится, что они вместе скот уводят: волк