Феодалка - Полина Верано

На третий день появились бубоны. Герцог пребывал на грани сознания, иногда начинал что-то кричать в бреду и горничная в ужасе убегала. Но вера в амулет и мой пример делали свое дело, и она возвращалась, чтоб менять компрессы.

Ее я тоже обучила делать уколы, хоть это и не требовалось, так как антибиотик закончится раньше, и лечить ей никого не придется. Но девушка оказалась старательная и любопытная, выспрашивала все до мелочей: в котором часу колоть, каким коньяком протирать руки…

– И какую молитву при этом читать: “За здравие” или лучше “На погибель вредителям”?

Это я уже провела ликбез по безопасности среди слуг и рассказала, что чуму вызывают крошечные создания, которые поселяются в крови.

– Да все равно, давай любую, – ответила я, зная, что ответ “никакую не надо” будет звучать кощунственно.

– Э, нет, так нельзя! Может результат другой получиться! И вместо чумы наш сеньор вылечится от перхоти. Зря только силу волшебного зелья потратим!

– Да как он получится другой, если зелье одно и то же? – спросила я, хотя магическому мышлению пора уже перестать каждый раз удивляться.

– Ага, вода тоже одна, а яйца варит с разной молитвой по-разному! Если читаешь “Накорми голодного”, то яйцо сварится в мешочек, а если “Пир Анисимов”, то вкрутую! Это любая кухарка вам скажет, как молитвы действуют!

Вот оно что! А я-то гадала, как Марсель умудряется готовить меренги без таймера!

– Ладно, тогда я буду колоть, а ты читай “За здравие”.

Через день она сказала:

– Видите, как вдвоем и с правильной молитвой лучше-то получилось! Господин наш уже не бредит и слабость ушла, почти всегда сидит. И нарывы эти сдуваются.

Герцог и правда пошел на поправку. При служанке он по-прежнему молчал, а наедине поддерживал беседу и расспрашивал меня как там в округе. Не было ли вестей снаружи, много ли жгут и с какой стороны. Делами в самой деревне он не слишком интересовался. Я сообщила ему, что пока признаков болезни ни у кого из местных жителей не наблюдается. Он только сухо кивнул. Не очень-то он любил эту деревушку, и, как оказалось, взаимно.

Однажды вечером прибежал сын старосты, красный, запыхавшийся от быстрого подъема и начал бегать снаружи перед окнами крыла слуг и звать Марселя. После той пьянки и нашего переселения в поместье он проникся ко мне таким почтением, что заговорить на прямую не решался.

Наконец они подошли ко мне в гостиной вдвоем и Марсель сказал:

– Ваша милость, Лукас говорит, там в деревне что-то нехорошее намечается.

– Они собираются поджечь поместье! Сейчас придут сюда! Сеньору надо бежать!

– Погоди, как поджечь? Сеньор уже почти выздоровел! Других больных у нас нет! – оторопела я.

Лукас замялся, переглянулся с Марселем. Тот кивнул ободряюще и Лукас нехотя продолжил.

– В том-то и дело, что выздоровел! Видите ли, ваша милость, не все в нашей деревне одинаково преданы своему сеньору. Пока он болел, они сидели тихо и надеялись, что все скоро решится само… ну, вы понимаете… А теперь, когда он вот-вот выздоровеет, они кричат, что это последний шанс от него избавиться! Просто все спалить, и дело шито-крыто! Будто умер от чумы, как все…

Так вот как они его “почитают как святого”!

Перед тем, как скакать в селенье, я догадалась взять с собой дворецкого, пару стражников герцога, кого удалось быстро найти и у кого были родные в деревне. Марсель и Лукас тоже поскакали с нами.

Все жители деревни собрались у колодца на центральной площади и ожесточенно спорили. Несколько женщин отчаянно кричали и ругались. Один из стражников узнал в них своих мать и сестру. Они были явно против поджога поместья, но оказались в меньшинстве.

При виде нашего небольшого отряда шум затих. Мужики хмуро переглянулись. Поняли, что на внезапность рассчитывать не приходится, а это был их единственный козырь. Наш отряд был вооружен, а бунтовщиков было больше, но все с голыми руками, максимум пару кольев успеют из забора выдернуть. Одно дело, поджигать спящий дом, а другое – вступать в схватку. Нести потери они были не готовы. Впрочем, мы тоже.

– Что вы тут делаете? – поинтересовалась я мирно, чтоб как-то начать диалог.

Родственницы стражника заголосили, чтоб он уходил. Из толпы мужиков вышел один верзила, видимо, кузнец.

– Уезжайте, сеньора. Это не ваши проблемы. Вы хорошая госпожа, заботитесь о своих и умеете лечить… Мы не причиним вам зла. Уезжайте к себе, тут скоро будет жарко.

– Хорошо, я уеду. Только сначала я хочу знать, что такого плохого сделал ваш сеньор, чтоб у меня самой когда-нибудь не стало жарко.

Мужики загомонили наперебой:

– Он ручей велел перекрыть!

– Он не разрешает продавать наше вино в городе!

– А пушнину разрешает!

– Он вообще о деревне не заботится и не бывает здесь!

– Судить Милея поставил! Какой из него судья?

– И правом первой ночи не пользуется!

– И…

Поток прегрешений наконец иссяк. Мне было сложно судить об их значимости, да и сами селяне как-то выдохлись и задумались.

– И вот ради этого вы готовы сжечь герцога и еще десяток человек в доме? – спросила я.

– Да мы бы их выпустили! – уверил меня кузнец. – Мы же не звери какие! Они бы вышли с черного хода, они ж не больны, ходить могут!

– Герцог тоже может.

– Погодите, какой герцог?

– А вы не знали? Ваш господин – герцог, правитель всего Антонийского княжества.

Новость произвела впечатление. Мужики сначала стихли, постояли в замешательстве, потом начали бурно обсуждать. Ну все, боевой запал прошел, сегодня они точно не соберутся ничего поджигать.

Мы вернулись в поместье.

Герцог сидел в гостиной и поглощал баранью ногу. О перенесенной болезни напоминала только небольшая бледность.

– Взбунтовались, значит, – констатировал он. Ага, уже доложили. – Перевешать бы их всех…

Я представила опустевшее селение и вереницу виселиц и мне стало дурно. Убегала от одной казни, нашла кучу других.

– Да вы что! Они ничего бы не сделали! Они не способны на такое! Просто трепали языками. Я сама съездила посмотреть и, как видите, осталась жива и невредима. Это простые селяне, ваши верные слуги…

– Есть