Книга пяти колец. Том 9 - Константин Александрович Зайцев

class="p1">Я отпил из пиалы, чувствуя, как горячий чай разливается по телу теплом. Даже здесь, в самом сердце адских чертогов, простой ритуал чаепития возвращал ощущение человечности. Но вопросы жгли изнутри сильнее любого пламени.

— Господин, — начал я, тщательно подбирая слова, — позвольте младшему задать вопрос. Зачем были нужны все эти испытания? Почему именно такая последовательность стихий?

Яма медленно поставил пиалу и посмотрел на меня долгим, проникающим взглядом. В его глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение.

— Хороший вопрос, сын воронов. — Голос Справедливого Судьи звучал размеренно, каждое слово весило как приговор. — Скажи мне, что ты чувствовал, проходя каждый круг?

Я задумался, вспоминая. Круг Земли с его давящей тяжестью гордыни, где каждый шаг требовал признания своих слабостей. Круг Воды, где страсти превращались в цепи, а желания пожирали изнутри. Огненный круг с его яростью, что грозила сжечь душу дотла. И Воздух с его бесконечными иллюзиями, где реальность растворялась как дым.

— В каждом кругу я сражался… с собой, — медленно произнес я. — В Земле — с собственной гордыней. В Воде — со страстями, что управляли мной. В Огне — с гневом, который мог поглотить меня. В Воздухе — с иллюзиями, что застилали глаза.

— Именно. — Яма кивнул. — Каждый круг — это не наказание, мальчик. Это очищение. Путь к пониманию того, кто ты есть на самом деле, когда с тебя сорваны все маски.

Бабушка тихо засмеялась, доливая себе чай.

— Мой внук быстро соображает, господин. Как я и предсказывала, он действительно талантлив. Он учится куда быстрее, чем большая часть владык.

— Но почему именно в этой последовательности? — не отставал я.

Справедливый Судья поднял руку, и воздух над его ладонью заискрился. Появились четыре символа — квадрат, круг, треугольник и спираль, медленно вращающиеся друг вокруг друга.

— Земля — это основа. Без смирения перед собственной природой невозможно двигаться дальше. Гордыня — самый тяжелый грех, потому что он ослепляет. Заставляет думать, что ты выше законов мироздания.

Квадрат пульсировал тусклым светом.

— Вода — движение, изменение, поток жизни. Но страсти могут превратить этот поток в бурю, которая сметет все на своем пути. Или в болото, где душа задыхается в собственных желаниях.

Круг заструился, как живой.

— Огонь — сила, энергия действия. Гнев может быть праведным, может очищать и карать. Но неконтролируемый, он сжигает не только врагов, но и того, кто его носит.

Треугольник вспыхнул ярким пламенем.

— И Воздух — мысль, восприятие, понимание. Но разум может создавать иллюзии прекраснее любой реальности. И тогда человек теряется в лабиринтах собственных фантазий.

Спираль закружилась, растворяясь в воздухе.

— А Круг Пустоты? — спросил я, чувствуя, как сердце бьется чаще. — Почему там нет стражей?

Яма улыбнулся — первый раз за все время нашего разговора его улыбка была почти теплой.

— Ты уверен, Ян? — Его вопрос сбил меня с толку, и я прислушался к своему внутреннему компасу. И ответом мне была тишина.

— Я не чувствую их, владыка.

— Потому что они все здесь. Страж сути, — Его палец указал на меня. — Страж крови, — Ардана ответила улыбкой. — И наконец, Страж Закона. — Он похлопал себя по животу. — Все дело в том, что Пустота — это не испытание, сын воронов. Это награда. Это место, где ты можешь быть собой — без масок, без притворства, без внутренней борьбы. Пустота не означает отсутствие. Она означает покой. И наша беседа — это тоже сражение.

Он встал, и беседка вокруг нас слегка содрогнулась.

— Когда человек проходит все круги, он очищается от того, что мешало ему видеть истину. Гордыня, страсти, гнев, иллюзии — все это исчезает. Остается только суть. И в Пустоте эта суть может наконец проявиться в полной мере.

— Но зачем? — Вопрос вырвался сам собой. — Зачем все это? Для чего такие мучения?

Бабушка поставила свою пиалу и посмотрела на меня с бесконечной нежностью.

— А ты как думаешь, мой мальчик? Что ты чувствовал, когда шел по Кругу Пустоты?

Я закрыл глаза, вспоминая. То ощущение абсолютной… правильности. Впервые за долгое время я не боролся с собой. Не сопротивлялся своей природе. Не пытался быть кем-то другим. Голодные духи не требовали, не призывали, не искушали — они просто были рядом, как старые друзья. Я был Ву Яном. Полностью. Без остатка.

— Я чувствовал… себя, — тихо сказал я. — Впервые за очень долгое время.

— Вот и ответ, — кивнул Яма. — Мир полон созданий, которые не знают, кто они такие. Которые мечутся между желаниями и страхами, между гордыней и отчаянием. Такие создания непредсказуемы. Они опасны — в первую очередь для самих себя.

Он сделал паузу, допивая чай.

— Но тот, кто прошел через очищение, кто познал себя до самой сути — такой становится опорой мироздания. Не потому, что он добр или зол. А потому, что он стабилен. Он знает свою природу и следует ей, не отклоняясь.

— И возвращает равновесие, — прошептал я, понимая.

— Именно. Ты станешь одним из тех, кто удерживает равновесие между мирами. Между жизнью и смертью, между порядком и хаосом. Станешь моим новым стражем. Тем, кто следит, чтобы весы не качнулись слишком сильно в любую сторону.

Голодные духи за моей спиной зашептали тише, почти ласково. Они тоже понимали. Они ждали этого момента веками.

— Но как же возможность вернуться в Нефритовую империю, господин? — спросил я. Яма встал и протянул мне руку.

— Она есть. Но у любого действия есть противодействие. Ты знаешь, сколько лет пришлось ждать Ардане, прежде чем она смогла выходить в Срединный мир?

— Нет, старший.

— Несколько столетий, внук. Но со мной все было проще, меня держала лишь моя воля и жажда мести.

— Ардана права, с ней все было просто. Она прошла свой ад. Стала достойной, и я возвел ее в ранг своих стражей. Сделал Владычицей голодных духов. С тобой все куда сложнее. — Он на мгновение замолчал. — По правилам мироздания твоя душа должна была уйти скверне, но своей смертью ты выжег ее из себя, и поэтому твоя душа стала принадлежать мне. Но Дзигоку тоже претендует на тебя.

— И что это значит, господин? — Опять начиналась вся эта заумь, а мне хотелось домой. К моей команде. К тем, кто стал для меня поистине