Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

Папа хмыкнул, задумчиво поглаживая бородку.

— Славно… А статус? Согласись, студент-первокурсник, доказавший теорему Ферма, сам годится в преподы.

— Буду вольным слушателем, — мои губы раздвинулись в улыбку. — Понимаешь… Я закопался в математику очень глубоко, но… слишком узко. Целые пласты не тронуты. Да и диплом не помешает…

— Эт-точно! — хохотнул папа. Лукаво сощурясь, он покосился на меня. — Не знаю уж, как там с огнем и водой, но от испытания медными трубами не отвертишься. Слава! Да еще мировая! И тут есть один нюанс… — Отцовская улыбка приобрела мефистофельский оттенок. — Это на Западе рекламируют лохматых рокеров и смазливых киноактеров, а у нас и поэты знамениты, и ученые…

— Это ты к чему? — задрал я бровь, не улавливая скрытой сути.

Отец хлопнул в ладоши и потер их с отчетливым шорохом.

— Хех! Жди нашествия девчонок, сына! Оккупируют поклонницы наше парадное, да так, что не пробиться, вот тогда узнаешь цену славы!

— Свят, свят, свят!

Тут хлопнула дверь, в прихожей закопошились, и оживленный мамин голос разнесся по всей жилплощади:

— Народ, я вырезки достала! Сейчас жаркое заделаю… На ночь наедаться, конечно, не полезно… А как еще? Праздник же сегодня!

— Мы согласны! — громко ответил я за весь народ.

Воскресенье, 11 февраля. День

Ленинград, Невский проспект

С утра, как все порядочные Люди Понедельника, я ударно поработал «на оборону», к обеду вымотался, разгорячился, и решил пройтись — «остыну», заодно и аппетит нагуляю.

Выйдя к началу Невского, я свернул и побрел по проспекту. Моцион и впрямь снял горячку в мыслях, а вот идеи охотно посещали холодную голову.

Со стороны только и видно было, что «молчела», рассеянно созерцавшего катившиеся «Икарусы» да «Волги», а меня просто распирало от дрожащей внутри радости, от предвкушения грядущей славы, что вознесет на высоту, недосягаемую для цепкого хвата спецслужб. Конечно, та самая gloria mundi, мало того, что преходяща, еще и свяжет меня всяческими зависимостями, как от верхов, так и от низов. Ну и что?

Любая публичная особа, будь то президент или не чесанная «мегазвезда», зависимы, скованы и опутаны обязательствами. Полная свобода возможна лишь при условии полного одиночества.

Вот Робинзон Крузое был свободен. Но спокоен ли? Счастлив ли? Ответ отрицательный…

Да и не в этом же дело. Слава — это известность… Я тут же, как истинный математик, уточнил для себя, что известность, она же популярность, придет ко мне лишь в том случае, когда рекомые верхи захотят «раскрутить» юное дарование. Прежде, чем толпы поклонниц оккупируют наше парадное, как мыслит папа, я должен примелькаться. Интервью на Центральном телевидении, фото на обложке журнала «Смена», статья в «Комсомолке»… Маховик агитпропа завертится, набирая обороты.

Я утрачу приватность, чего бы мне очень не хотелось бы, но… За всё нужно платить. Зато у меня появится возможность не прятаться от сильных мира сего, а договариваться с ними. Я буду честно и совершенно искренне хвалить советский строй — и обязательно попытаюсь донести до людей, особенно молодых и рьяных, свои взгляды на мир и действительность.

А у идеологов Страны Советов появится новый Гагарин или Каспаров — он станет живым воплощением «мягкой силы» социализма! Я стану.

«Размечтался! — усмешка скривила мои губы. — Ты стань сначала…»

— Андрей! — донесся приятный девичий голос, и я едва устоял под вихревым движением, не сразу узнав Софи в молоденькой женщине, закружившей меня. — Кричу ему, кричу! Еле догнала!

— Ох, Софья Ивановна, да вы похорошели! — заулыбался я, откровенно любуясь свежим личиком. И кокетливыми ямочками. — Влюбились, небось?

— Ах, всё куда сложней, любезный Андрей Владимирович, — девушка жеманно повела кистью в тонкой перчатке. — Замуж выхожу!

Наверное, выглядел я в этот исторический момент самым забавным образом, поскольку Софи весело рассмеялась, отмахиваясь свободной ладонью.

— Да пра-авда!

— Софья Ивановна… — затянул я, выходя из сумрака изумления. — Дела житейские принято обсуждать в ресторациях, но, быть может, вас устроит «Минутка»?

— Вполне! — хихикнула девушка, церемонно беря меня под руку.

Мы заглянули в пирожковую, с холода окунаясь в тепло — и плотные слои аппетитнейших запахов. Пока Софи прихорашивалась, стоя за высоким круглым столиком, я взял пару пирожков, еще горячих.

Румяная продавщица с жутким ожерельем из крупных красных бусин, резво повернулась к огромному титану и налила два кофе с молоком в граненые стаканы.

Я в два приема перенес яства, и добродушно проворчал, чувствуя себя строптивым дядюшкой рядом со своевольной племянницей:

— Тебе какой? Один с мясом… Вот этот. Или этот? А другой — с капустой.

— А мне по половинке того и другого! — прыснула со смеху Софи. Отпив кофе, она глянула на меня поверх стеклянных граней. Взгляд синих глаз неожиданно наполнился печалью. — Андрей… Спасибо тебе за всё, за всё. Я понимаю, что благодарить надо было иным способом…

— Прекрати, — улыбнулся я.

— Да правда! — не унималась девушка. — И мне же самой было бы легче на душе! Наверное…

— Лучше скажи, кто он, — сказал я, унимая суетливые мыслишки.

— Илюша — тоже врач, только хирург. Кандидат наук!

— Ах, Илюша… — затянул я, не выходя из роли ревнивого дядюшки.

— Ну, Андре-ей… Я, может, и искала тебя для этого… Ну, как бы для благословления!

— Совет да любовь! — ухмыльнулся я. — Вот, правда, очень рад за тебя! Ну, беспокоюсь, конечно… Мало ли какой там Илюша! Будет еще девочек обижать…

— Не будет, чудо, — заворковала Софи, лучась. — Илюша хороший, и любит меня… А свадьба будет в апреле. И стану я Ганшина… Попробуй только не приди! — Она грозно погрозила мне пальцем, тут же теряясь: — И… Я тогда перееду к Илье. Томочка одна останется, ты навещай ее почаще… — Вспыхнув нервным румянцем, невеста накрыла ладонью мою руку и сказала тревожно: — Без намеков, Андрей! Эта девочка любит тебя не по-детски! Знаешь, ведь…

— Знаю, — вздохнул я. — Повезло мне с ней, повезло…

Вздохнул, малость преувеличивая трудности, уже существующие, и те, что могут возникнуть в ближайшие месяцы. Но всё же грела душу мысль — тебя любят и никогда не бросят, ни при каких обстоятельствах. Ни при каких.

— Ну, вот… Побегу я… — пробормотала Софи, тщательно вытирая руки салфеткой, каждый палец в отдельности, по выработавшейся привычке медика. Подхватив сумочку, она неловко