Око за око (СИ) - Ромов Дмитрий

Он покрутил головой и поморщился. Видок у него был, конечно, как из фильма ужасов. Морда в крови, нога в крови, взгляд шальной, губы запеклись. В доме было холодно, пахло пылью и сыростью, а ещё старым деревом и мышами.

— Итак, — сказал я, — снарядов в моей пушке хоть жопой ешь — ты можешь это проверить, если есть сомнения. Собственной жопой, кстати.

— Нет, — прохрипел он. — Сомнений нет.

— Ну тогда поговорим, — кивнул я. — Думаю, не надо объяснять, что твоё будущее напрямую зависит от этого разговора?

Он поморщился.

— Как ты оказался в этом доме, когда мы впервые встретились? — спросил я.

Он закрыл глаза и снова поморщился. За окном зашумели ветки деревьев и кустов. Поднимался ветер.

— Понял тебя, — хмыкнул я. — В принципе нога уже всё равно испорчена, так ведь?

Я приставил глушитель к его левому колену.

— Погоди, погоди, — почти спокойно отреагировал он. — Погоди. Чердынцев.

— Чердынцев, — повторил я за ним. — Что Чердынцев? Чего товарищ майор хотел?

— Он никакой не майор, — отрезал Харитон. — В отставке давно.

— А кто же он, в таком случае?

— Он работает в охране Назарова.

Назаров, понятно, что и требовалось доказать.

— Получается, в охране Назарова, тоже есть майоры, — усмехнулся я. — Итак, каков был заказ или задание? Не знаю, как там у вас это называется.

— Нужно было взять часы и передать ему содержимое, — выдавил вьетнамец и замолчал.

— Продолжай, продолжай, не останавливайся.

— А тебя убрать по-тихому. Но только после того, как он получит документы.

— Убрать по-тихому, — кивнул я. — Любопытно. А если бы меня не оказалось в доме, когда ты сюда заявился? Всё равно убрать?

— Он сказал, что ты проявляешь ненужную активность.

Его слова, конечно, могли быть правдой, но скорее всего, не были. А вот сам Чердынцев вполне мог оказаться тем, кем представлялся мне, а мог состоять в действующем резерве в конторе, мог, также, быть штатным сотрудником под прикрытием, мог не быть ни тем, ни другим, а быть бывшим комитетчиком, переметнувшимся к Назару. Варианты быстро замелькали у меня перед глазами.

— Херня, — покачал я головой.

— В смысле? — дёрнулся вьетнамец.

— В смысле, не болтайте ерундой, батенька, — улыбнулся я и нарисовал стволом большую восьмёрку. — Зачем Назарову или Чердынцеву устранять школьника? Пусть даже и следопыта. Полное дерьмо. Кажется, тебе, всё-таки, хочется получить ещё одну дырочку в теле.

— Ладно, да. Он не говорил…

— А зачем ты наврал?

— Ну… чтобы… Блин. Типа я тебя от смерти спас…

— А зачем ты меня увёз в бомжатник? Меня бы искали, это проблема.

— Хотел продать быстренько.

— Продать? — переспросил я. — Меня? Кому? Невольничьих рынков вроде нет.

— Нашлись бы желающие, — кивнул он серьёзно.

— И за сколько, если не секрет?

— Ты бы удивился, — усмехнулся он.

— Ладно, твои фантазии пусть останутся с тобой. Почему сразу не забрал бумаги, а оставил часы у Стакана? — спросил я.

— Он сказал, там возни на два дня, — ответил вьетнамец. — Ублюдок, хитрожопый.

— Что есть, то есть, — подтвердил я.

— Всё, больше мне ничего не известно, — пожал он плечами. — Больше ничего не знаю.

— Жалко, я хотел поговорить об обыске у меня дома.

Харитон помолчал, скривился от боли и, сплюнув на пол, пожал плечами. По стеклу застучала ветка. Харитон повернулся к окну.

— Что о нём говорить, всё и так ясно — ответил он. — Ты увёл бумажки, и нужно было их достать.

— Ну, да, — согласился я. — А ты разве не знал, что незадолго до твоего прихода у меня уже был обыск?

— Обыск обыску рознь, — отозвался он. — Тогда ничего не нашли. Я хотел проверить, что проверили всё.

— Что надо было от тебя Раждайкину?

— То же, что и Чердынцеву.

— Так, так, так, — покачал я головой, прокручивая информацию. — Чердынцев и Раждайкин оба обращаются к тебе за одним и тем же?

— Ну, Раждайкин не то чтобы обратился, он меня сгрёб, — ощерился Харитон. — Утащил к себе в нору.

— Почему он вышел именно на тебя? — настаивал я. — Как так вышло?

— Этого он мне не объяснял, — сухо ответил вьетнамец и снова сплюнул на пол. — Но, чтобы понять, особого ума не надо. Стакана ты завалил, пошли разговоры. Он, урод, кому-то сболтнул, хотел узнать, за сколько можно эти бумажки толкнуть. Хотел меня кинуть. Вот и всё. А раз разговоры пошли, менты услышали. Они разговоры контролируют. Так что, два плюс два равно четыре, как тут ни крути. Когда я услышал эти слухи, понял, рано или поздно они на меня выйдут.

— А как ты вырвался из лап Раждайкина? — спросил я.

— Обещал достать то, что ему надо, — ответил он. — А если не достану, то пожалею, потому что у него есть толстая пачка бумажек, включая информацию по тому бомжатнику, который ты разорил. Там в аптечке есть армейский обезбол. Вколи мне.

— Хорошо, вколю, — кивнул я.

— Посмотри в аптечке, — скривился он.

— Вколю, но не сейчас. По итогам нашего разговора. Кстати, правду говорят, что вьетнамцы смерти не боятся?

— Ага, — усмехнулся он.

— Один знакомый кореец из Ташкента сказал, что вьетнамцы смерти не боятся, — пояснил я и подошёл к окну. — Но я тогда не поверил.

За пыльными, грязными стёклами густая сухая трава гнулась от порывов ветра. На голых ветвях трепыхались сухие, не успевшие облететь листья. Надвигались низкие свинцовые тучи, а вместе с ними — тяжёлый и мрачный сумрак.

— Кажется, будет дождь, — сказал я. — Знаешь как в песне, дожди размоют отпечатки наших кед, перегородит дорогу горная стена, но мы пройдём и грянут волны в парапет… и что-то там ещё.

— Нет, — ответил он. — Я такую песню не знаю.

— Ну, ещё бы, — кивнул я. — Ладно.

Я поставил второй стул напротив Харитона и уселся. Некоторое время мы просто молча смотрели друг на друга, почти в полной тишине. Было слышно редкие тихие шлепки. Это капельки его крови падали на пол. А ещё дом издавал жалобные скрипы и вздохи. Опустевший, обезлюдивший, давно потерявший хозяина, он продолжал свою затухающую жизнь, как заброшенный и никому не нужный старик.

— Ну что же, — кивнул я. — Разговор у нас получается хороший.

— Я сказал всё, что знал, — помотал головой Харитон.

— Нет, — сказал я. — Думаю, он ошибся.

— Кто?

— Да тот кореец. Я думаю, смерти все боятся. Вот ты боишься?

Вьетнамец ощерился и снова сплюнул.

— Дай попить, — просипел он. — В машине есть вода.

— Ещё осталась пара вопросиков, — сказал я. — А потом всё будет.

— Давай скорее свои драные вопросики, — прохрипел он.

— Смотри, как мы поступим. Мне свою тачку пришлось бросить, а там кое-что было подготовлено. Поэтому придётся смотаться в город и собрать всё заново.

— Что у тебя было приготовлено?

— Цепь, кандалы, ещё кое-что по мелочи. Одеяло, хавчик, вода. Тебе придётся пожить в этом чудесном доме пару дней. Антибиотики, опять же. Тут есть чудесный погреб. Но это в случае, если мне понравятся твои ответы. И если ты будешь говорить правду. Смотри какая штука. Если ответы не понравятся, то я просто вышибу тебе мозги. А если понравятся, то я кое-что предприму. И тут от твоей искренности будет зависеть мой успех, а от моего успеха твоя жизнь. Круто я придумал? Кроме меня ни одна живая душа не будет знать, где ты находишься. И, соответственно, если я не приду и не открою люк, заваленный разными тяжёлыми предметами, то твой приют здесь станет последним. Прикольно? Ну, а что, око за око, ты же меня в бомжатник законопатил? Законопатил. А там тоже было несладко.

Он пошевелился проверяя, насколько крепко зафиксирован проволокой.

— Я в таком положении не смогу долго сидеть.

— Пару часиков протянешь, а там и я вернусь. Сможешь отдохнуть, поспать, сил набраться. Но сначала мы поговорим про дядюшку Нико.

— Какого дядюшку Нико? — переспросил он, не меняя голоса.

— Ты к нему вчера заезжал в «Кавказскую кухню», забыл что ли? — усмехнулся я.