Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан

Услышав про кашу на молоке, я тут же оторвался от самолёта. Ведь, еда в этом мире были еще одной невероятной диковиной, который я мог часами восхищаться.

— … Паш, а конфеты сегодня будут? — вспомнив очень сладкие маленькие штучки, я тут же причмокнул, рот наполнился слюной. — Такие маленькие — Гусиные лапки?

— Вот ты какой быстрый! Ха-ха! — хохотнул Пашка, округлив глаза. — Ты губы-то закатай, Санька! Мамка конфеты только на праздники на стол ставит. Вчерась тебя выписали, вот она по три конфетки на брата и дала.

Я огорченно шмыгнул носом, поняв, что полюбившейся сладости сегодня больше не будет.

— Паш, а Паш, а ты мороженное пробовал? — по дороге домой я продолжал «пытать» брата по поводу других вкусностей, о которых слышал. — Помнишь, рассказывали?

— Я же тебе говорил, что пробовал! — отмахнулся от меня Пашка, явно уже злясь. Похоже, мои вопросы его достали. — Ванильное и шоколадное!

— Ва-ниль-ное, шо-ко-лад-ное, — я смаковал каждый слог этих незнакомых слов. — Вкусные, наверное…

— Вкусные, вкусные, не сомневайся. Если попробуешь один раз, то больше никогда этот вкус не забудешь… Слушай, Санек, спросить хотел, — Пашка вдруг повернулся ко мне. — А ты чего тогда в больнице заплакал, когда мамка тебе суп принесла?

Я нахохлился, ничего не ответив.

— Забыл что ли?

Я отвернулся и пошел быстрее. Сразу же пропало все желание разговаривать.

Конечно же, я помнил тот момент. Это суп в больнице мне вдруг напомнил вкус той самой похлебки, что один раз в год готовила моя мама. Весь наш род тогда собирался, чтобы поблагодарить Подгорных Богов за нашу жизнь, и жизнь наших близких. Очень большой праздник для Подгорного народа.

Только я ложку с супом положил в рот, как на меня тут же накатило. Сами собой лить слезы начали, захотелось обнять своих родных. Очень тяжко было.

Вот так первые дни и проходили.

п. Красный Яр

Дом Фёдора Архипова

К третьему дню я уже порядком освоился в своём новом доме. Вопросов стало гораздо меньше, об одном мне стало ясно и понятно, о другом сам догадывался.

Стал помогать по дому и огороду, мать все никак нарадоваться не могла. Гномье упорство и упрямство помогали доводить до конца все домашние задания. Там, где оба моих брата капризничали или старались улизнуть на улицу, я «впрягался» в работу без всяких слов.

Когда же я смастерил из подручных средств насос и провёл трубы для полива огорода, мать, и вовсе, при всех расцеловала. Теперь нужно было не на себе тяжеленные ведра с колодца таскать, а пользоваться насосом. Просто и легко.

Завтра я должен был вернуться в школу. Братья о ней все уже рассказали: и про книги-учебники, и про тетрадки, и про палочки-чертилки, и про одноклассником и все школьные дела.

Словом, я так вжился в человеческую личину, что уже начал забывать свою гномью суть. Однако сегодня за обедом случилось то, что напомнило об этом и полностью изменило мою жизнь.

— … Мальчики, ваш папка уже сел полдничать, и вы давайте за стол. — Прасковья, моя мама в этом мире, вышла во двор и махнула нам с братьями рукой. — Только прежде руки мыть!

Вскоре все наше семейство уже сидело за столом. Отец был во главе стола, мать — рядом с ним по правую руку, я, как старший сын, — по левую руку. Мои братья рядом со мной. Иерархия, сразу видно.

— Ну, мать, чем сегодня мужиков будешь кормить?

— Щи, а потом бульба с огурчиками…

Прасковья быстро поставила перед каждым по миске со щами, в центр стола — большое блюдо с нарезанной краюхой хлеба. Самый младший, Петька принёс деревянные ложки; первую отдал батька, вторую — матери, остальные своим братьям.

— Как, удались щи? — Прасковья замерла, глядя на мужа.

Тот одобрительно прогудел, и она тут же расцвела.

— Ошень вкушно, матушка! — забывшись, я прошамкал с забитым ртом. — Ошень вкусно, прямо ел бы и ел.

— Матушка? — удивилась мама такому обращению.

— Ошень вкушно, мама! — сразу же исправился я и широко улыбнулся. Мол, это вам все послышалось.

Дальше все молчали, слышался только стук ложек о тарелки, и довольное чавканье.

— Уф, хорошо! — наконец, поглаживая живот, Фёдор отвалился от стола. — Петька, а ну-ка, сгоняй в сени и принеси мою сумку.

Младший тут же сорвался с места и скрылся в дверях. Через мгновение он уже вернулся с сумкой в руках.

— Вот, батя.

— Так… Санька, подь сюды!

Я тоже не стал медлить, и сразу же подошёл к отцу, гадая, чтобы это могло быть.

— Мы тут с мужиками поговорили, и решили, что ты в шахте не сдрейфил, не стал к мамке под юбку проситься. Ты теперь настоящий рудокоп. Поэтому мужики попросили передать тебе нашу шахтёрскую лампу…

В руках у меня оказалась массивная шахтерская лампа с отполированной бронзовой решеткой и толстым стеклом. Такие лампы светило долго и довольно ярко, оттого и использовались в шахтах. Дорогая вещь, которую была не так просто достать.

— И вот еще…

Отец снова засунул руку в сумку и достал оттуда странного вида кирку, в которой я тут же узнал священное орудие из моего мира. Именно эта кирка уничтожила орочью волну и перенесла меня сюда.

— Твоя кирка, сынок. Держи, и больше не бросай. Настоящий шахтер всегда заботится о своём инструменте. Запомни, от твоего снаряжения зависит твоя жизнь.

С трудом сдерживая дрожь в теле, я схватился за рукоять кирки.

— Ой!

Мое тело вдруг скрутило судорогой, ноги подогнуло. Думал, прямо сейчас на глазах у родных и грохнусь в обморок.

— Сынок, ты чего? — обеспокоенно вскинула голову мама.

— Все хорошо, мам, — я другой рукой быстро вцепился в край стола. — Просто голова немного закружилась. Все уже хорошо.

Я сел на место, переводя дыхание. Кирку положил рядом так, что бы рукоятью она касалась моего бедра.

Все вокруг успокоились и обед продолжился. Мои братья шустро убрали пустые тарелки, а Прасковья уже ставила на стол большое блюдо с вареной картошкой, рядом миску с малосолеными огурчиками, распространявшими вокруг изумительный пряный аромат.

Отец взял картофелем первым, осторожно очистил её, надкусил, сразу же загрустил крохотный огурчиком, и одобрительно гугукнул. Одобрил, значит. Следом к картошке потянулись и остальные.

— Огурчики, Прасковья, хороши, — Фёдор с улыбкой качнул головой. — Ядреные, хрустящие, да под водочку…

— Вечером, Федь, вечером, — то же улыбнулась она.

Я же сейчас больше делал вид, что ел, чем ел на самом деле. Мял в руках маленькую картофелину и медленно покусывал огурец. Мысли же мои крутились вокруг Священного орудия — кирки предков. Правы были слухи, что любой гном взявший её в руки тут же ощущает Зов земли, когда-то заставивший первого предка спуститься в пещеры, в забой и начать рубить руду. Зов помогал «чуять» жилу, её ход, состав руды.

— Санька, чего примолк-то? — отец повернулся ко мне. — Чай, после больничных харчей соскучился по материной стряпне?

— Точно, бать. Просто вкуснотища.

Прямо объелся, живот как барабан стал.

— Ну-ну.

Он вернулся к еде, и хорошо, а то на меня накатили воспоминания о прошлой жизни. Я со всей силы вцепился в столешницу, чтобы меня не качало.

Подгорные Боги, как же мне не хватало моей прошлой жизни. Перед глазами возникли лицо родных — матери, отца, брата, друзей. Я почувствовал вязкую тишину глубокого забоя, ощутил влагу в воздухе, в нос ударил резкий запах грибов.

Жутко захотелось оказаться там, размахнуться и со всей силы ударить по камню. Кирка, «чувствуя» мое желание, начала мелко подрагивать, выбивая по скамейке дробь. Пришлось её слегка прижать рукой, чтобы она так сильно не вибрировала.

— Сань, хлебца дай, — толкнул меня локтем в бок младший, Петька. — Сам не дотянусь.

— На…

Я почти не соображал, что делаю. Все мое внимание было там, где был мой настоящий дом.

— … Пацаны, а может завтра порыбалим? — вдруг предложил отец, оглядывая сыновей. — Как раз воскресенье будет. Махнем на зорьке на старый пруд. Мишка со второй бригады рассказывал, что там на прошлой неделе здоровенный лещей ловил. С ладонь и даже поболе, — показал ладонь, а она у него была как лопата. У моих братьев сразу же глаза загорелись. Ведь, вытащить такого леща — мечта всех окрестных пацанов. — Ну, пацанва?