Чиновник - Владимир Анатольевич Тимофеев

— Прекрасно. Просто прекрасно, — засуетился Арон Моисеевич около девушки. — Великолепный типаж. Фас, профиль, фигура... Да с вас, уважаемая Светлана, картины надо писать. Эх, где мои семнадцать лет!..

Смущённая Светка позволила хозяину студии помочь ей с пальто, усадить в кресло, зарделась от парочки комплиментов, благосклонно приняла от него небольшое зеркало, чтобы самой поправить причёску и, если понадобится, макияж...

Николай же тем временем с интересом рассматривал развешанные по стенам «рекламные» снимки. Известные и не очень артисты, передовики производств, большие начальники, увешанные регалиями военные, обычные люди, удачно схваченные объективом фотографа...

Висела там и его фотография, сделанная в субботу пятнадцатого, в тот день, когда он возвратился из армии. В простой гимнастёрке, с медалью...

Николай не мог не признать: получилось и вправду неплохо. Совсем не парадно. Прямо «как в жизни». Или даже «на передовой». Усталый солдат, который не думает о наградах, а просто делает свою работу. Вызванный в штаб лишь на пару минут попозировать корреспонденту столичной газеты. А когда съёмка закончится, он снова наденет прожжённую телогрейку, спрячет медали, закинет на плечо автомат и двинется в часть, к своим...

К своим, оставшимся, кто навечно «за ленточкой», кто на отрогах Кавказских гор, кто на ЛБС посреди разваленных взрывами хат и высохших от пожаров ставко́в, а кто и на просто не напечатанных пока в этом времени фотографиях...

Мысленно выдохнув, Стрельников перевёл взгляд на соседнее фото и... замер.

Арон Моисеевич был действительно мастером. Подобную композицию из вывешенных рядом снимков — солдата и девушки, словно бы ждущей его с далёкой войны — сам Николай никогда б не составил. Ему бы такое и в голову не пришло. А если бы и пришло, он просто не смог подобрать бы нужные типажи и запечатлеть их именно так, как сумел это сделать провинциальный фотограф.

Красавица на фотографии была похожа на персонажа старого фильма. Девочку Дороти из «Волшебника Оз» в исполнении Джуди Гарленд. Николай смотрел эту киносказку в начале двухтысячных на фестивале ретро-кино и... Нет, ничего у него тогда на сердце не ёкнуло. Зато сейчас... Это было как удар молнией, прыжок в жерло вулкана, выход в открытый космос без скафандра и шлема. Он просто стоял и смотрел. Смотрел и стоял, не в силах пошевелиться...

— Николай, мы вас ждём. У нас всё готово, — вывел его из ступора голос фотографа.

— Что?.. А, да, конечно. Я понял. Сейчас...

Следующие полчаса прошли, как в тумане. Стрельников заученно делал то, что просил его Арон Моисеевич. Садился, вставал, поворачивался, улыбался, снова садился, вставал, опять улыбался... Даже удивительно, что ни фотограф, ни бывшая одноклассница ничего подозрительного в его действиях не заметили. А когда фотосессия завершилась, он заплатил не торгуясь аванс, получил квиток об оплате, квитанцию и вышел со Светкой на улицу.

По городу они гуляли ещё часа два или три. За временем Николай не следил.

Светка что-то там щебетала, смеялась, кавалер её слушал, кивал...

А перед глазами стояла та фотография со стены в ателье.

Конечно, он понимал, что это всего лишь образ, что реальная девушка может оказаться совсем не такой, какую он вообразил себе, глядя на снимок, и значит... И значит не стоит, наверно, искать её. Не стоит просить хозяина студии, чтобы тот посмотрел в своих записях, назвал бы имя, фамилию... Пусть она лучше так и останется в памяти... отретушированной фотографией. Запечатлённым мгновением. Идеалом. Своего рода мечтой. Несбыточной и бесконечно далёкой...

Глава 23

Первого декабря в понедельник, в первый день календарной зимы, потеплело, если верить термометру, аж до плюс четырёх. Снег таял, на улице моросил лёгкий дождик.

Вроде бы стоило радоваться (всё-таки плюс на дворе), однако ни Стрельников, ни Геладзе подобным не обольщались. Назавтра опять прогнозировали морозы, а постоянные переходы туда-сюда через ноль с сопутствующими им замерзаниями и оттаиваниями ничего положительного строителям, как правило, не несли. Тем не менее, не воспользоваться сутками тёплой погоды было бы с их стороны непростительно.

«Леший» пришёл в понедельник на стройку с забинтованной физиономией. Отёк ему в пятницу в стоматологии сняли, но десна, по его словам, до сих пор побаливала. Ставить его на тяжёлые физические работы Стрельников побоялся. А вот на относительно лёгкие «механические» — наоборот.

Как и пообещал перед выходными Геладзе, с утра команда «монтажников-металлистов» начала устанавливать ступени на лестницу. Не долеченного приятеля Николай поставил на кран. Механик Шестаков отвечал за строповку на месте. Сам бригадир руководил процессом подъёма и спуска сверху, с перекрытия над вторым этажом. Там же, только с другой стороны от лестничной клетки за работой монтажников наблюдал неожиданно заявившийся на объект Зубарев, инженер по техническому надзору из исполкома.

— Я теперь каждый день у вас буду, — сообщил он с утра бригадиру и мастеру. — Личное распоряжение товарища Петухова.

— С чего нам такое счастье, Виктор Михайлович? — ехидно поинтересовался Геладзе. — Нет, в целом, мы только за, но раньше, как помнится, товарищ Петухов нашу стройку замечал только на планёрках.

— А вон из-за этого, — указал Зубарев на висящий на стене «сетевой график». — Сегодня его утвердили и в исполкоме, и в тресте. А после ещё и горкомовские позвонили. Так что, Гурамыч, не обессудь, комиссии к вам теперь зачастят.

— И кому ж мне за это спасибо сказать? — закатил глаза к небу Геладзе.

— Товарищу Стрельникову, конечно. Ну, и себе заодно, — усмехнулся гость. — Он это дело нарисовал, а ты поспособствовал. Поэтому всё, боржоми пить уже поздно.

— Вот это ты верно сказал. Боржоми пить поздно, — вздохнул Гурамыч. — Хочешь не хочешь, придётся теперь исполнять. Но, правда, не нам одним. И, ты не поверишь, Михалыч, вот это «не нам одним» греет мне душу лучше любого боржоми..

— Не только тебе, Георгий. Не только тебя, — ответно вздохнул технадзор...

На установку трёх с лишним десятков железобетонных ступеней (их отливали как раз на том ЖБИ, где работала Светка) ушло три часа.

И какой только, мать его, гений архитектуры нарисовал в небольшом типовом проекте лестницу «как в театре»? С широченным подъёмом на промежуточную площадку и последующим разветвлением на два узких. Нет, для парадного входа это, наверное, выглядело красиво, но для обычного интерната, максимум, на полсотни воспитанников подробная лесенка была перебором.