Господин Орлов - Redstone

и Лондоне в этот момент шок смешался с невольным восхищением.

Я же спокойно стоял на трибуне. Я не просто предсказывал будущее. Я его назначал. И вся планета, затаив дыхание, готовилась смотреть, как я исполню свое обещание. Рубеж был взят. Земля была моей. Теперь пришло время заявить права на небеса.

Глава 18. Валькирия в Небесах

1903–1904 годы.

Мир изменился. Он изменился не постепенно, не эволюционно, а скачком, словно перелистнув страницу скучной прозы и начав новую главу, написанную в жанре научной фантастики. Мой план, некогда бывший лишь набором директив в моем сознании, теперь был выгравирован на самом небосводе. Ночное небо перестало быть просто россыпью далеких огней, оно стало освоенным, рабочим пространством. Новым рубежом Российской Империи.

С высоты своего кабинета в центральной башне Орлов-Града, я мог, при желании, вывести на огромный настенный экран карту околоземного пространства. Она была похожа на сложную паутину, сплетенную гигантским и невероятно аккуратным пауком. Сотни точек, каждая из которых была моим спутником, двигались по выверенным орбитам, выполняя свою задачу.

Система глобальной связи **«Эфир»** насчитывала уже семьдесят два активных ретранслятора, обеспечивая стопроцентное покрытие планеты. Мгновенная, защищенная от прослушивания связь и телевещание стали нормой от Антарктиды до Шпицбергена. Торговые сделки заключались в реальном времени между Токио и Буэнос-Айресом, а император Александр III мог поздравить германского кайзера с днем рождения по видеосвязи, будто тот находился в соседней комнате.

Группировка спутников **«Око»** разрослась до сорока восьми аппаратов. Их метеорологические модули давали точнейшие прогнозы погоды на недели вперед, превратив сельское хозяйство из лотереи в точную науку. Урожаи в моих агрокомплексах стали еще стабильнее и выше. Геологические сканеры «Ока» просвечивали земную кору, создавая подробнейшую карту полезных ископаемых планеты, от урановых руд в Австралии до алмазных трубок в Африке. Все эти данные стекались в мои аналитические центры, позволяя планировать экономику на десятилетия вперед.

И была третья, самая секретная система, о которой официально не говорилось, но о существовании которой догадывались все мировые лидеры. Двенадцать спутников серии **«Зоркий»**. Это были мои глаза. Космические телескопы, направленные не в глубины космоса, а на поверхность Земли. Каждый из них был способен с высоты в четыреста километров различить не просто автомобиль, а его номерной знак. Они видели все. Строительство нового завода в Пенсильвании, передвижение французского патрульного катера в Средиземном море, учения американской кавалерии в прериях. Любая попытка скрыть что-либо от меня была обречена на провал. Я достиг абсолютной, тотальной стратегической прозрачности. Мир стал для меня аквариумом, а я — его единственным наблюдателем.

В этом новом мире старые геополитические модели рассыпались в прах. И самым ярким примером этого стали Соединенные Штаты Америки.

Весь 1902 год Америка жила в состоянии шока. Их «момент Спутника» оказался не просто уколом в национальную гордость, а констатацией экзистенциального отставания. Их промышленность, основанная на стали, угле и паре, не могла конкурировать с моими технологиями. Их банкиры проигрывали на биржах, потому что мои финансисты получали информацию через «Эфир» на несколько часов раньше. Их генералы с ужасом смотрели в небо, понимая, что вся их армия находится под постоянным невидимым наблюдением. Президент Теодор Рузвельт, человек несгибаемой воли и ярый патриот, оказался в немыслимой ситуации. Он мог либо вести свою страну по пути гордой, но безнадежной изоляции, обрекая ее на участь второсортной аграрной державы, либо… принять новую реальность.

В январе 1903 года в Санкт-Петербург прибыла американская делегация во главе с государственным секретарем Джоном Хэем. Это не было визитом вежливости. Это была тихая, деловая капитуляция, обставленная как просьба о союзе. Я принял их в Екатерининском дворце, в том самом зале, где когда-то решались судьбы Европы. Американцы, привыкшие к своему деловому стилю, выглядели в этих имперских интерьерах немного потерянно.

«Князь Орлов, — начал Хэй, стараясь сохранять достоинство. — Президент Рузвельт и народ Соединенных Штатов с восхищением наблюдают за прогрессом, которого достигла Российская Империя под вашим… руководством. Мы видим будущее, которое вы строите. Будущее без голода, болезней и войн. И мы не хотим оставаться за бортом этого будущего. Мы просим рассмотреть возможность вступления США в ваш Союз Прогресса и Безопасности».

Я молча слушал, хотя знал каждое слово, которое он скажет, заранее. Мои доппельгангеры провели с ними предварительные переговоры, а «Зоркий» зафиксировал каждое совещание в Белом Доме.

«Я рад, что здравый смысл возобладал, господин секретарь, — ответил я спокойно. — Двери в будущее открыты для всех, кто готов работать ради общего блага. Но вхождение в Союз — это не только привилегии, но и обязанности».

Условия были просты, но всеобъемлющи. США сохраняли свою политическую систему и внутреннюю автономию. Но они должны были полностью интегрировать свою экономику в имперскую. Это означало переход на мои технологические стандарты, от калибра железнодорожной колеи до протоколов передачи данных. Это означало открытие рынков для моих товаров и допуск моих корпораций к разработке американских ресурсов. Это означало включение их армии в общую систему безопасности под моим верховным командованием. По сути, Америка становилась еще одним, самым крупным и развитым, протекторатом моей Империи. Огромным, самоуправляемым, но прочно сидящим в позолоченной клетке.

Хэй и его делегация согласились на все. У них не было выбора. Через неделю договор был подписан. Американский флаг был поднят рядом с флагами России, Германии, Италии и Южноамериканской Конфедерации у здания Адмиралтейства. Последний реальный конкурент сошел с дистанции. Теперь вся планета, де-юре или де-факто, была моей.

И когда земля была окончательно обустроена, я вернулся к главному — к небесам. Обещание, данное миру, должно было быть исполнено. Человек в космосе в 1904 году.

Подготовка шла полным ходом. В Звездограде был построен новый корабль — **«Восход-1»**. Он был развитием идей, заложенных в беспилотном «Мире-1», но гораздо сложнее. Это была сферическая капсула диаметром чуть более двух метров, обитаемый отсек, набитый системами жизнеобеспечения, управления и связи. К нему крепился приборно-агрегатный отсек с тормозной двигательной установкой для возвращения на Землю. Все было просчитано и многократно проверено. Но главным вопросом был не «что», а «кто».

Кто станет первым человеком, покинувшим колыбель цивилизации?

В моем кабинете состоялся разговор с Гансом.

«Очевидный выбор — военный летчик-испытатель, — сказал он, просматривая списки кандидатов. — Мужчина, тридцать-тридцать пять лет, идеальное здоровье, инженерное образование, член партии… ой, простите, этого у нас нет. Просто абсолютно лояльный гражданин».

«Скучно, Ганс, — ответил я, глядя на экран, где вращалась модель «Восхода». — Предсказуемо. Банально. Первый