Проклятый Лекарь. Том 5 - Виктор Молотов

Оболенская, промакивая платком расцарапанную щеку. — Откуда такая гадость? Это вообще законно — держать мертвых животных?

Я подошел к дамам, стараясь выглядеть строгим и профессиональным:

— Дамы, раз уж вы все здесь и более-менее успокоились, прошу следовать за мной.

— Зачем? — надменно спросила статс-дама Курагина, глядя на меня как на прислугу.

— Затем, что я лечащий врач барона Долгорукова, и мне нужно обсудить с вами его состояние.

Эффект был мгновенным. Все разговоры прекратились, все взгляды устремились на меня.

— Миша! — воскликнула графиня. — Как он? Операция прошла успешно?

— Он жив? — спросила княжна.

— Когда можно его увидеть? — добавила купеческая дочь.

— Пройдемте в конференц-зал, — я жестом указал направление. — Там и поговорим. Здесь слишком много ушей.

И инквизиторских глаз. Хотя обсуждение состояния пациента — это нормальная врачебная практика. Ничего подозрительного.

Но нужно помочь Долгорукову разобраться с этим цирком. Десять невест на одного барона — это слишком даже для распутника.

Конференц-зал располагался в административном крыле больницы — небольшая комната с овальным столом из полированного дуба, двенадцатью стульями с высокими спинками и портретом императора на стене.

— Садитесь, дамы, — я жестом указал на стулья.

Они расселись, инстинктивно разделившись на две группы. Графиня Воронцова заняла место во главе стола справа, княжна Оболенская — слева. Остальные распределились между ними, создавая подобие двух враждующих лагерей.

Как на военном совете. Две армии перед битвой. Только вместо генералов — влюбленные дамы, а вместо солдат — их амбиции.

Я остался стоять, опершись руками о стол:

— Итак, дамы, прежде чем обсуждать состояние барона, я хочу понять — что вас всех сюда привело? И не говорите, что случайно встретились.

— Мы пришли навестить жениха! — заявила графиня с таким видом, словно это объясняло все.

— Будущего мужа! — поправила княжна.

— Он обещал жениться на мне! — вставила купеческая дочь.

— Нет, на мне! — возразила баронесса фон Штейн.

— Девочки, он раньше всех присматривался ко мне, — величественно произнесла статс-дама Курагина.

— Это потому что вы старше всех! — съязвила одна из сестер Веселовских.

— Дерзкая девчонка! — возмутилась статс-дама.

— Дамы! — я повысил голос. — Тихо!

Они замолчали, но продолжали обмениваться злыми взглядами.

— Значит, барон обещал жениться на каждой из вас? — уточнил я.

— Не обещал, а намекал, — уклончиво ответила фрейлина Волконская.

— Очень прозрачно намекал! — добавила вторая сестра Веселовская.

— Он подарил мне кольцо! — графиня продемонстрировала перстень с сапфиром.

— А мне — брошь! — княжна показала украшение на груди.

— А мне написал стихи! — купеческая дочь полезла в ридикюль за бумагой.

— Стихи⁈ — фыркнула баронесса. — Он и мне писал стихи! Те же самые, готова поспорить!

— Как вы смеете! — возмутилась купеческая дочь.

— А давайте сравним! — предложила одна из сестер.

— ТИХО! — я рявкнул так, что задребезжали стекла.

Наступила тишина.

— Так, продолжим, — продолжил я уже спокойнее. — Барон Долгоруков — редкостный ловелас, который обещал жениться всем подряд. Прекрасно. Теперь перейдем к медицинской части. У меня есть новости о состоянии барона после операции.

Все дамы напряглись.

— Боюсь, новости неутешительные, — я сделал паузу для драматического эффекта. — Крайне неутешительные.

— Он умер⁈ — воскликнула одна из сестер.

— Нет, но возможно, смерть была бы милосерднее.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась графиня.

— Операция прошла с осложнениями. Серьезными осложнениями.

Я обвел взглядом притихших дам:

— При извлечении осколка хирург повредил важнейший нерв. Спинномозговой нерв в области поясничного отдела позвоночника. Если точнее — нервус спиналис лумбалис, — так на латыни звучит «поясничный спинномозговой нерв». Пафосно и устрашающе. — Отвечающий за иннервацию нижних конечностей.

— Говорите по-человечески! — потребовала купеческая дочь.

— По-человечески? Хорошо. Барон парализован ниже пояса. Навсегда.

Несколько дам ахнули.

— Парализован? — переспросила графиня. — Но это же…

— Это значит, что он больше никогда не сможет ходить. Остаток жизни проведет в инвалидном кресле. Потребуется постоянный уход — кормление, мытье, смена белья, массажи для предотвращения пролежней.

— Пролежней? — не поняла фрейлина.

— Некроз мягких тканей от постоянного давления. Если парализованного человека не переворачивать каждые два часа, на коже образуются язвы. Глубокие, гноящиеся, с неприятным запахом.

Несколько дам поморщились.

— Но это еще не все, — продолжил я. — Паралич нижних конечностей часто сопровождается нарушением функций тазовых органов. Проще говоря — недержание мочи и кала.

— Фу! — воскликнула одна из сестер Веселовских. — Это отвратительно!

— Это медицинская реальность, — пожал я плечами. — Барону потребуются памперсы. Как младенцу.

Сестры Веселовские переглянулись.

— Я… мне нужно подумать, — сказала первая.

— И мне, — добавила вторая. — Это слишком… неожиданно.

— Конечно, — кивнул я. — Понимаю. Не каждая готова связать жизнь с инвалидом.

Они встали и быстро вышли, не прощаясь.

Две долой. Осталось восемь. Продолжаем отсев.

— Разумеется, — продолжил я, — инвалидность — это дорого. Очень дорого. Специальное кресло — сотни тысяч рублей. Сиделка — тысячи рублей в месяц. Лекарства от осложнений — еще пятьдесят. Массажист — тридцать. Врач для регулярных осмотров — двадцать.

— Двести тысяч рублей в месяц? — купеческая дочь быстро считала. — Это два миллиона четыреста тысяч в год!

— Минимум. А если начнутся серьезные осложнения — инфекции мочевыводящих путей, пневмония от застоя в легких, тромбозы от неподвижности — расходы удвоятся.

— Пять миллионов в год… — она продолжала считать. — За десять лет — пятьдесят миллионов. За тридцать — сто пятьдесят!

— А барон проживет тридцать лет в таком состоянии? — практично спросила баронесса.

— При хорошем уходе — возможно. Хотя средняя продолжительность жизни парализованных — десять-пятнадцать лет. Из-за осложнений.

— И все его состояние уйдет на лечение? — уточнила купеческая дочь.

— Все и еще придется занимать. Его состояния хватит на него одного лет на двадцать при экономном расходовании. И это единственное, что радует

— А потом?

— Потом — нищета. Богадельня. Или смерть от отсутствия ухода.

Купеческая дочь встала:

— Что ж, очень жаль барона. Искренне сочувствую. Но я не могу связать свою судьбу с… с банкротом. У меня репутация. И папенька не поймет.

Она направилась к двери, остановилась:

— Передайте барону, что я буду молиться за его здоровье. Это все,