Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев

легко согласился он. — Потому что втянул тебя в эту историю по дурости. Обрадовался, что встретил человека, который меня помнит, язык распустил. Меня ведь никто, нигде, ни в одном времени не помнит, можешь такое представить? Вот так с этими путешествиями.

Он стоял и грустно смотрел на меня. Что я мог сказать? Что мог сделать? Ударить? Седого, измождённого старика, который ещё месяц назад был молодым, полным сил мужчиной?

Я взял куртку, натянул.

— Где мы?

— Не знаю. Во всяком случае, это не первое июля. И это настоящее ничем не хуже любого другого. Возьми, это твоё, кажется.

Завадский пододвинул ногой сумку, — лишь сейчас я её заметил. Та самая, мазурская. Где он её нашёл, я и спрашивать не стал. Он ведь профессиональный путешественник во времени, всю жизнь этим занимался. Всю жизнь на это растранжирил…

— Устроишься где-нибудь. Чем дальше отсюда, тем лучше, — продолжал Радик. — Я там паспорт положил, взамен твоего. Настоящий, только фотографию переклеил. Вдруг для тебя и обойдётся всё, нормальной жизнью поживёшь.

Он постоял. Ждал ответа на своё предложение? Нет у меня ответа. И Радислав это понял.

— Прощай. Теперь мы точно никогда больше не увидимся.

Повернулся и побрёл вдоль ставка, опустив плечи.

Глава 20. Зима 2000 года — весна 2001 года

Это и в самом деле была зима, январь двухтысячного. Несколько минут нашей с Радиком потасовки обернулись полуторагодичным провалом в прошлое. Никогда прежде я не двигался во времени с такой скоростью. Почему хронобраслет так сработал? Падение в воду подействовало в качестве ускорителя? Радик какую-то неизвестную комбинацию кнопок нажал? Объяснений у меня не было, и, по всей видимости, не будет. Я застрял в этом настоящем навсегда. Отсюда мне предстояло брать старт новой жизни, вести свою «мировую линию». Завадский на это и рассчитывал. А я…

Полтора года — нормальная пауза. Достаточная, чтобы обдумать случившееся. А потом опять наступит первое июля две тысячи первого. И у меня будет ещё одна попытка. Последняя. О том, что стану делать дальше, я не думал. Если получится — это не так важно. Если нет… совсем не важно.

В одном Радислав был прав. Пока что мне следовало убираться подальше от родных мест. Один Геннадий Карташов сейчас был рядом с дочерью, ему ещё отмеряют полтора года счастливой жизни. Второй не имел права мешать.

Радик позаботился, чтобы Карташов-нынешний исчез хотя бы формально. Я стал Семашко Андреем Валентиновичем, одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения. Пока что без определенного места жительства. Впрочем, с этим проблем не предвиделось, передо мной лежала вся страна. Пачки долларов из майорской сумки не могли помочь путешествию во времени, но в пространстве — запросто. А так как предпочтений у меня не имелось, то я решил — приеду на вокзал и куплю билет в тот поезд, какой приглянется. Но оказалось, что выбирать буду не я.

Вокзальное табло обрадовало меня длиннющим списком. Я даже в затылке почесал, читая названия городов. Давненько я никуда на поезде не ездил… Вернее, ездить-то ездил, но когда тебя по этапу везут, это несколько иное.

Взгляд остановился на слове «Москва». Почему бы и нет? Махнуть до Москвы, а потом и дальше — во Владивосток, например. Деньги есть! А ещё лучше — в Петропавловск-Камчатский! Детская мечта была — «Долину гейзеров» увидеть. Вот и сбудется. Детские мечты должны сбываться!

Я вздохнул. В Москву захотел, умник. А то, что это заграница, что паспорт фальшивый, не подумал? Вот погранцы тебя и примут, не наши, так российские. Нет, Москва и Камчатка тебе, друг сердечный, заказаны. Ищи, что поближе.

Я перевёл взгляд строчкой ниже. Киев, тоже не плохо. В Киеве мне бывать доводилось. Конечно, за две поездки узнать город, как следует, не получилось. Вот и будет возможность познакомиться. Больше не раздумывая, я пошёл к кассе.

Только войдя в вагон, я сообразил, что по привычке взял плацкартный. В прежние времена о купе речи не шло, экономил, но теперь-то можно было шикануть. Эх, голова — два уха! Ничего, доеду. Сел у окошка, начал ждать отправления.

Билет мне достался верхний боковой, — желающих ехать до Киева было немало. Подтверждая это, люди всё шли и шли по перрону к своим вагонам. Странность я заметил, когда до отправления оставалось минут десять: мой вагон по-прежнему был полупустым. Только успел подумать, почему так, как ответ сам собой объявился: из здания вокзала высыпала шумная толпа детворы. Раскрасневшиеся лица, куртки-дутыши, пузатые спортивные сумки у кого в руках, у кого через плечо, — орава увидела мой вагон и бросилась к нему, кто б сомневался. «Повезло» с попутчиками, — сардонически хмыкнул я… и едва не поперхнулся, увидев рядом с детьми высокую молодую женщину, которую очень хорошо знал когда-то. А вот и Геннадий Викторович Карташов вышел из дверей вокзала. Тоже с сумкой через плечо, по другую сторону — супруга, придерживает под локоть. Конечно, это же зимние каникулы двухтысячного, мы с коллегой везём школьных спортсменов на соревнование.

Это настоящее отличалось от моего, Оксаны почему-то не было в составе команды. Зато Светлана приехала провожать по-прежнему.

Женьшенька подошла к проводнице, достала из сумки билеты. Оглянулась, махнула рукой, подзывая Карташова. Он быстро поцеловал жену в щеку, поспешил к растущей возле вагона детской толпе. Только тут я опомнился. Это ж через минуту он в вагон зайдёт, меня увидит… Через полминуты!

Я вскочил, бросил по коридору к другому тамбуру. Благо, переход между вагонами не закрыт. Побежал по соседнему навстречу пассажирам, извиняясь, проталкиваясь. Снова через сцепку. И дальше, дальше, дальше.

Очередной вагон оказался купейный, и служебный тамбур в нём был заперт. Я вернулся к основному, спустился на перрон мимо удивлённо воззрившейся на меня проводницы.

— Мужчина, вы куда? Через две минуты отправление!

Отмахнулся: «Я провожающий!» — быстро скользнул за ближайший столб, чтобы не отсвечивать.

Пока я пробирался через вагоны, школьники успели загрузиться, внизу оставалась одна Женьшенька, последний раз сверялась со списком. Светлана стояла в стороне. Вот помахала рукой, улыбнулась мне-тогдашнему, выглянувшему из двери. На миг аж сердце сдавило, так захотелось поменяться с ним местами, навсегда остаться в этой счастливой жизни. Глупости! — одёрнул себя. Спустя полтора года это счастье разобьётся вдребезги, и у меня-тогдашнего нет ни единого шанса помешать этому. У меня-сегодняшнего пока что есть.

Тепловоз дал гудок, проводница поторопила Женьшеньку. Физручка подала Карташову сумку, протянула руку. Раз, и взлетела на