Крафтер II - Иван Ладыгин

все обновки в сумку-бездну и направился к выходу, поправляя родовую печатку на пальце. — И добавьте к каждому комплекту плащи с капюшонами. Чтобы скрывали лица.

— Но…

— Денег хватит на всё, — бросил я через плечо. — И на ваше молчание — тоже.

Плюм, уставший терзать особенно бездушный манекен, уселся ко мне на плечо. Его кошачья морда блестела от слюны, а в глазах читалось явное разочарование — так и не смог разорвать мерзкую куклу.

Таксист, получив щедрые чаевые, благоразумно ожидал меня возле лавки. Сев в машину и обозначив адрес, я направился к старым знакомым.

Спустя несколько минут я уже был у них. Мастерская артефакторов напоминала адский цех, брошенный на произвол сумасшедшего инженера. Двор был усеян обломками неудачных экспериментов: ржавые шестерни размером с телегу, кристаллы, пронзавшие землю, как клыки, и куски металла, извивавшиеся словно змеи при приближении. Воздух гудел от магического напряжения, а запах озона смешивался с вонью перегоревшей кожи. Над крышей висело облако чёрного дыма, принимавшего формы то дракона, то вопящего лица.

Артёмка, внук Степана Игнатьевича, стоял у двери, прижимая к груди артефакт в виде черного клинка с красной выемкой у рукояти. Его комбинезон был в пятнах сажи, а лицо светилось нездоровой бледностью, будто он месяц не видел солнца. На лбу красовался свежий ожог в виде руны огня.

— Где дед? — вместо приветствия спросил я.

— Заболел, господин… Давление замучило беднягу. Я сегодня за него.

— Сколько сделали?

— Пятьдесят штук, барон! — голос его задрожал, словно он попытался удержать в руках живую молнию. — «Огневёрты»… э-э-э… стреляют огненными шарами и отражают вражеские заклинания. Только… — он глотнул, переводя взгляд на ворону, которая устроилась на заборе. — Иногда заедает кнопка на эфесе. Но это лишь на двух экземплярах.

Я взял артефакт. Вес приятный. Лезвие было выковано из метеоритной стали и украшено витыми узорами, но рукоять явно слегка кривилась влево.

— Твой прадед перевернулся бы в гробу, — пробормотал я, нажимая на кнопку, которая скрипнула, будто не смазывалась годами.

Артёмка заёрзал, словно его поставили на раскалённую сковороду:

— Старик говорил: «идеальный артефакт — мёртвый артефакт. Если не взрывается при первом выстреле — уже шедевр!»

— Тогда понятно, почему вы находитесь в таком запустении… — сказал я и навёл острие на обитую ржавчиной бочку в углу двора. Плюм приподнял ухо, почуяв развлечение. Кнопка щёлкнула с усилием, словно мне пришлось переломить хребет какому-то механическому зверю.

Громыхнуло.

Струя сизого дыма вырвалась из лезвия, а следом — огненный пульсар размером с кулак среднего мужчины. Он впился в бочку, и та взорвалась в щепки, осыпав двор искрами. Осколки металла воткнулись в забор, а одна из искр подожгла штаны Артёмки.

— А-а-а! — он забился, шлёпая по огню руками. — Тушите! Тушите!

Плюм прыгнул с забора, превратился в миниатюрного дракончика и плюнул на пламя. Огонь погас, оставив дырку в форме сердца.

— Качество оставляет желать лучшего, — усмехнулся я, разглядывая артефакт. На рукояти появилась трещина, из которой сочилась темная жидкость. — Но на первый раз сойдёт. Чуть позже доработаете.

Артёмка, всё ещё трясясь, вытер пот с лица сажей:

— Это… э-э-э… особенность конструкции! Жидкость — стабилизатор. Если течёт, значит, артефакт готов к перезарядке!

— Перезарядке? — я встряхнул «Огневёрт», и брызги жидкости попали на сапог. Кожа начала дымиться. — Надеюсь, следующую партию вы сделаете без «сюрпризов». Или я проверю их на ваших ботинках.

Плюм грозно мяукнул в такт моим словам.

— Клянусь! Это только из-за спешки… Всего два экземпляра оказались бракованными! — завопил Артёмка, пятясь к мастерской. — Это… фича! Сигнализация! Если враг украдёт артефакт…

— Враг задохнётся от смеха, — перебил я, швыряя «Огневёрт» обратно в его дрожащие руки. — Пакуй товар.

Артёмка кивнул так, будто его шею дёргал невидимый кукловод. Из мастерской донёсся грохот — видимо, кто-то из подмастерьев уронил наковальню. Плюм, унюхав хаос, рванул внутрь, сбивая ящик с болтами на крыльце.

Я поднял взгляд выше. На крыше мастерской, среди труб и антенн, маячил силуэт Степана Игнатьевича — призрачного, полупрозрачного. Видно, старый артефактор сгорал от стыда, вот и ныкался, как мог, используя свои наработки. Дурдом…

В общем итоге Артемка оказался расторопным и честным малым и быстро перетаскал на улицу все, что я заказывал. Беглым взглядом ощупав каждый экземпляр, я убедился, что, действительно, бракованными оказались только два клинка. Глаза Артемки расширились от удивления, когда я все это добро погрузил в свою сумку-бездну.

— Научите? — робко спросил парень, ткнув пальцем в мой волшебный рюкзак.

— Может быть… Если будешь прилежно работать и выполнять мои заказы. — хмыкнул я и перевел ему кругленькую сумму на карту, чтобы не расстраивался. Может, купит деду бутылку коньяка. Пусть старый обнулится…

Я прыгнул в машину и указал таксисту следующий адрес.

Дорога к поместью напоминала змею, избитую до полусмерти. Колёса такси подпрыгивали на выбоинах, выбивая из подвески стон, похожий на предсмертный хрип. Плюм, принявший облик горностая, вцепился мне в плечо, шипя на каждую кочку. За окном мелькали обугленные пни, словно чёрные пальцы, торчащие из земли в немом проклятии. Где-то вдали, за холмом, дымились остатки древнего амбара — неизвестные «доброжелатели» явно решили, что огонь убедительнее слов.

Григорий и Матвей Семёныч ждали у ворот, будто два сторожа из старой легенды — один в потрёпанном фраке, другой в строгом костюме с потёртыми локтями.

— Добро пожаловать на огонек, барин, — прохрипел Григорий, его голос звучал уныло и тускло. — Бандиты отметились. Дорогу к деревне превратили в дырявый сыр.

Я вышел из такси, и ветер донёс запах гари. Плюм спрыгнул на землю, обнюхивая колею, где земля была вспахана взрывами.

— А само поместье? — спросил я.

— Чисто, — Матвей Семёныч поправил очки, заляпанные сажей. — Ваши… э-э-э… помощники оказались весьма… усердны.

Мы обошли забор. Три трупа лежали в позах, достойных экспозиции в музее абсурда. Первый — здоровяк с татуировкой глаза на лбу — был расплющен в лепёшку. Отпечаток на его груди повторял узор подошвы Утюга. Второй, худой как жердь, обуглился до угольно-чёрного блеска. Его пальцы всё ещё сжимали нож, лезвие которого сплавилось в гармошку. Третий… Третий явно пытался бежать. Его ноги были привалены гранитной плитой, а лицо — утыкано осколками витражного стекла из разбитого окна гостиной.

— Утюг явно перестарался, — пробормотал я, тыча ногой в череп первого бандита. Кость хрустнула, обнажив мозг,