Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Так некому… Вадим Михайлович работает на четверть ставки, у него всего один урок в неделю… — начала оправдываться София. — Вадим же бизнесмен и в школе преподаёт, потому что сердце велит… и он очень любит детей.

Вон оно что.

Сразу вопрос — а бизнесмену-то это на хрена? В депутаты хочет? Думаю, что в этом отношении за 30 лет мало что изменилось. Ну не верю я в «сердце велит», красивая обертка и только.

Мы с завучем наконец подошли к высоким дверям спортзала. За ними гремел гул — смех, крики, стук мячей о паркет. София толкнула дверь, и шум вырвался наружу, как пар из котла.

Внутри царил хаос. Подростки сидели на полу, кто-то играл в «догонялки», мяч ударялся о стену и отскакивал обратно. Пара пацанов залезла на шведскую стенку и болталась там, свесив ноги.

Среди всего этого балагана тщетно пыталась навести порядок молодая учительница. Высокая, стройная, глаза красивые, но полные тревоги. Она хлопала ладонями, стараясь перекричать шум.

— Тише! Ну, пожалуйста! Сядьте по местам, ребята! Ребя-я-я-та!

Её никто не слушал.

— Чего ты орёшь, Марина Сергеевна, всё равно физрук не придёт!

Я прищурился и тихо спросил у завуча:

— А это кто у вас?

— Их классный руководитель, — ответила София. — Работает первый год. Девочка хорошая, но… сами видите — бестолковая! Об нее ноги вытирают!

Марина повернула голову, увидела нас. На лице мелькнуло облегчение, будто спасение пришло. Она посмотрела на меня и благодарно кивнула.

Завуч подняла руку, пытаясь установить в спортзале тишину.

— Минуточку внимания, дети! Минуточку внимания!

Глава 3

Насчёт детей… я бы, пожалуй, так не стал утверждать. В спортзале находились уже вполне себе сформированные тётки и дядьки. Не все, конечно, но в большинстве своём. Бородатые, фактурные пацаны и стройные, фигуристые девчонки с ногами от зубов. По крайней мере, именно такой контингент был на первых ролях, и что-то мне подсказывало, что эти ребята уже давно совершеннолетние. Второгодники так-то…

Ну или за 30 лет моего, скажем так, отсутствия люди начали взрослеть куда быстрее, что вряд ли

Шум немного стих. Подростки нехотя обернулись.

— Чё надо? — спросил здоровый бородатый «ребёнок».

— Исмаилов, я тебе почекаю, забыл, что ли, что у меня в кабинете повестка из военкомата лежит? — зашипела завуч.

— А чё сразу военкоматом пугаете? — буркнул Исмаилов, но сразу стал вести себя чуточку скромнее.

— Так, дети! Внимание! Поскольку ваш физрук получил травму, уроки физкультуры и ОБЖ временно будет вести наш уважаемый историк Владимир Петрович, — объявила завуч.

В зале пронёсся смешок, в задних рядах шепнули: «Пончик!» — и смех прокатился по рядам. Хм, уже как минимум три погремухи ко мне прилипло.

— Прошу любить и жаловать! — София не обратила внимание на недовольства.

Я стоял рядом и смотрел на класс. Оболтусы чистые. Волосы у пацанов под машинку, вместо школьной формы спортивные костюмы — по крайней мере, среди заводил. Девчонки в ярких кофточках, с телефонами в руках, грызут жвачку.

Любопытный контингент тут подобрали — я в их глазах просто толстый распустившийся «лохопед». Не более того. Ну… так-то всегда встречают по одёжке. Будем разбираться.

Мой взгляд остановился на молодой учительнице, классном руководителе. Она стояла сбоку, пальцы нервно теребили край тетради. По лицу читалось волнение: глаза бегают, губы поджаты. Красавица девчонка… глаза большие, волосы блестят, понятно, почему завуч её принижает. Тут естественная красота, безо всякой косметики, чувствует Соня конкурентку. Но держится Марина и правда неуверенно.

Я спросил, чуть повернув голову к классухе:

— А вы что ведёте, любезная?

Марина вздрогнула, на секунду опустила глаза, будто стеснялась.

— Я… русский язык и литературу.

— Ясно, — бросил я и снова посмотрел на класс.

Завуч протянула мне пухлый классный журнал с таким видом, словно передавала не бумаги, а бомбу с часовым механизмом.

— Разбирайтесь, Владимир Петрович, — сказала она с натянутой улыбкой. — Я думаю, у вас получится… не с первого, так со второго раза.

Я взял журнал, почувствовал под пальцами его тяжесть. Листы были исписаны мелким корявым почерком: оценки, замечания, подписи. Мельком его пролистав, закрыл.

Завуч поспешила к двери.

— Я вас оставляю. У меня совещание, — бросила она торопливо и выскочила в коридор, будто сама боялась этих учеников.

Дверь хлопнула, и мы остались вдвоём — я и молодая классная руководительница.

Марина поправила волосы, посмотрела на меня виновато.

— Ой… у меня тоже урок. Русский язык. Мне нужно идти…

— Идите, — я пожал плечами. — Я сам справлюсь.

— Правда? — в её голосе прозвучала надежда.

— Правда, — подтвердил я.

Она улыбнулась, неловко, но искренне.

— Спасибо вам большое, Владимир Петрович. Вы даже не представляете, как выручаете.

Она помялась, переступила с ноги на ногу.

— Дети не забудьте выучить стихи к следующему уроку, — неуверенно проблеяла она, как овечка перед стадом волков.

— Хочешь я щас расскажу? — руку вытянул какой-то шкет формата метр с кепкой. И не дожидаясь разрешения зачитал с выражением и расстановкой. — Е… баб на свежем сене, с приветом к вам — Сергей Есенин.

Слово загремел хохот.

Классуха почти галопом выбежала в коридор, оставив меня одного перед десятками глаз, что теперь смотрели прямо на меня.

— Ну чё, Пончик, — тот самый бородатый, которого завуч припугнула военкоматом, поставил ногу на баскетбольный мяч и как-то нехорошо улыбнулся. — Добро пожаловать.

— Пончик! — снова раздался смех всего класса.

Исмаилов, видимо взявший на себя роль вожака, сделал несколько шагов назад. Я сразу смекнул, что он хочет. «Ребёнок» разогнался и лупанул по мячу с пыра. Метил, естественно, в меня.

Будь я в прежнем теле, и я бросил бы этого Исмаилова вместо мяча в баскетбольное кольцо. Но мне нынешнему пришлось изрядно напрячься, чтобы успеть вскинуть руки до того, как тяжёлый баскетбольный мяч влетел мне в лицо.

Клац!

Хлопок мяча по ладоням растёкся по залу. Я взял мяч и ловко, как умел ещё в прошлой жизни, закрутил его на указательном пальце. Надо было видеть лицо Исмаилова — брови его поползли вверх по лбу.

— Встали. Смирно, — распорядился я так, как говорил во взводе во время первой Чеченской.

Шум оборвался. Коробочки с яркими экранами опустились. Те, что сидели, машинально вскочили.

Я видел в глазах «детей» замешательство. Они сами не понимали, почему подчинились. В их картине мира «Пончик» должен был лежать на полу с расквашенным носом.

— Ровнее, — рявкнул я.

Впервые за урок никто не смеялся.

— Во-первых, не Пончик, а Владимир Петрович! Во-вторых, кто тут основной? — я обвёл тяжёлым взглядом исподлобья класс. — С кем могу перетереть по ситуации?

Я понимал, что подростки в таком возрасте крайне своевольные. И жизнь видят категорично, деля на белые и чёрные цвета. С этой точки зрения, как в девяностых — либо ты лох, либо бандит. Третьего не дано по определению. Вот и сейчас — либо я жёстко и сразу ставлю класс на место, либо сядут мне на шею. Конечно, осложняется тем, что мой предшественник всё запустил и позволил молодёжи к себе так обращаться. Но думаю, не всё потеряно.

Сейчас надо вычленить среди этого разношёрстного коллектива лидера и… занять его место. Остальные сами смекнут, что лучше головы не поднимать — в стае новый вожак.

Исмаилов вышел вперёд, высоко задрав подбородок. На его лице застыла ухмылка. Он покосился на одноклассниц и подмигнул, явно работая на публику.

— Ну я, допустим, Пончик. А чё такое? — протянул он, делая вид, что он в классе самый главный.

Я крутанул баскетбольный мяч и сделал вид, что собираюсь бросить его Исмаилову. Он дёрнулся, руки подставил и уже собрался ловить.

Но я лишь усмехнулся.

— Расслабься, молодой, — бросил я.