Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

Во Франции ещё в прошлом веке Олимпия де Гуж представила революционному Национальному собранию «Декларацию прав женщины и гражданки», в которой требовала полного равенства с мужчинами. Увы, Национальное собрание отправило её на гильотину, как и ряд наиболее яростных суфражисток.

Правда, в Англии несколько лет тому суфражистки всё же добились Акта об опеке над детьми, впервые закрепляющего за женщиной хоть эти права, но в мире подвижек особенных нет, хотя волна женского протеста нарастает во всех странах Европы.

На их фоне Россия — тихое болото, разве что пальцем покрутят у виска, дескать, ишь чего дурные бабы восхотели, забыли, что «бабе дорога от печи до порога». Так что да, Глориана, Иоланта, Сюзанна и прочие активистки — героини, им уже перепадает на орехи, а перепадёт ещё больше. Слава Богу, мы не Франция.

Я молча кивал, а у самого в черепе крутятся, отпихивая один другого доводы, как убедить суфражисток, в первую очередь Глориану, отказаться от эффектных походов в Щели, а заняться более нужными и понятными делами, как вот сумел занять Сюзанну Дроссельмейер.

— От Питера до оранжевой Щели, — рассказывала Иоланта с жаром, — да еще по такой скверной дороге ехать и ехать, потому Глориана заранее велела отыскать в городке приличную гостиницу и забронировать в ней номера на пять человек. Как минимум, на сутки, а там будет видно.

— Прекрасно, — сказал я, — поужинаем в номерах?

Иоланта посмотрела на меня очень выразительным и понимающим взглядом.

— И не мечтайте, барон! В кои-то веки удаётся улизнуть от опеки старших, почему не поужинать в большом зале ресторана на нижнем этаже гостиницы. Там наверняка есть оркестр, а то и даже площадка для танцев.

Последнее произнесла совсем уж мечтательно, хотя танцует почти каждый день на уроках танцев, но одно дело танцевать даже в императорском зале под строгим надзором старших, другое — без навязчивой опеки, когда какое-то па можно пропустить или сделать несколько вольнее…

В город въехали уже по темноте, я периодически связывался с Матой Хари, пока она не сказала:

— Шеф, вы мне не доверяете?.. А ещё венец творения!..

— Потому и венец, — напомнил я. — Иосиф Виссарионович сказал: доверяй, но проверяй!

— Я не спускаю с них глаз и лазерного прицела. Чуть что — и вас предупрежу, и сама… приму меры.

— Будь гуманисткой, — предупредил я. — Убитых допрашивать можно, но трудно и некрасиво…

Сказал и ужаснулся, это же я, который котят подбирал и щеночков приносил домой, плакал в детстве, что львам разрешают в национальных парках ловить и кушать бедных оленей, в студенчестве хотел бросить универ и поехать в Африку мирить задравшихся между собой готтентотов и бушменов.

Но вот спокойно просчитываю, как всю погоню убить, чтобы один, пусть покалеченный и стонущий, остался для допроса. И допрашивать буду, смиреннейший ботан, без всякой гуманитарности, будто это не я читал «Философию права» Гегеля.

Широк человек, скажет Федор Михайлович, широк!.. Сам тогда ужаснулся и добавил опасливо: «я бы сузил», но тут ошибочка, суженные не прошли бутылочное горлышко эволюции, а я, выходит, из тех, кто протиснулся на эту сторону. Так что могу в морду, могу «ручку пожалуйте».

Иоланта расстелила на коленях карту, красочную и на полотняной основе, сказала водителю весёлым голосом:

— Прямо по центральной!.. Там единственная в городе гостиница.

Городок, как и всё на Руси, засыпает с приходом темноты, автомобиль уже еле ползёт, протискиваясь по тесной дороге между оставленными у обочин колясками, каретами и бричками, явно не у всех здесь помещения для повозок.

Впереди забрезжил слабый свет фонаря, автомобиль чуть прибавил скорость, наконец-то вырисовался из темноты двухэтажный дом, приземистый и растянутый в стороны, больше похожий на барак.

У входа слабо светит единственный фонарь на деревянном столбе, хотя их два, но на другом нет даже металлического ящичка для свечи.

В сторонке от входа четыре автомобиля, три из них принадлежат нашим суфражисткам, ещё трое саней приткнулись неподалёку и один обшарпанный тарантас.

Иоланта тоже сразу заметила, сказала, весело блестя глазками:

— Девочки нас опередили!.. Поспешим, пока не улеглись!

Толкнув входную дверь, оказались в фойе, хотя какое на фиг фойе, даже не холл, а что-то вроде тамбура между жилыми помещениями и холодной улицей, типа атриума или деревенских сеней, что вообще-то одно и тоже, но с фойе вместо сеней можно повысить цену за номера.

Здесь свечей побольше, на трёх диванах мужчины среднего возраста с трубками в руках ведут неспешные беседы, у стола с ключами никого, но едва мы вошли и громко застучали подошвами, отряхивая снег, появился рыхловатого вида мужчина в затрёпанном сюртуке, бросил в нашу сторону быстрый взгляд

— Переночевать? Или ужин в зале?

Иоланта скромно смолчала, хоть и суфражистка, но когда рядом мужчина, должен говорить он, это вбито с пелёнок.

Я поинтересовался:

— Недавно приехали трое женщин благородного происхождения. Они уже устроились?

— Да, — ответил он живо и приятно заулыбался. — Сейчас перешли в зал, изволят хорошо поужинать. Без мужчин прибыли, что странно!

Иоланта сказала живо:

— Юрий, выбери мне номер поближе к ним, себе тоже можешь… а я пойду в зал, пока там не всё слопали!

Хозяин сказал уже теплее:

— Благородная госпожа, они только изволили, испоследовали в зал-с, им ещё на стол не успели…

Двери в обеденный зал распахнуты, доносятся весёлые громкие голоса, Иоланта двинулась туда без всякого стеснения, хотя под локоть её не поддерживает мужчина или женщина преклонных лет.

Я торопливо договорился насчёт размещения ещё и нас двоих, нет-нет, в один номер не стоит, хоть и весьма бы, два раздельных, один самый лучший, второй поскромнее, я сам скромный, хотя это и вредит имиджу аристократа.

Когда я вошёл в зал, достаточно просторный, столов для еды не меньше десятка, Иоланта уже отыскала наших суфражисток, там как раз для неё свободный стул. Её встретили весёлыми возгласами, хотя и так в их сторону уже внимание всего зала, не часто сюда заглядывают столь знатные гости, к тому же молодые красивые женщины! И без мужчин!

Когда в зале появился я, мужчины на меня не обратили внимание, но едва обозначил свой путь к столу суфражисток, засопели, нахмурились, повсюду начали рыть пол копытами, из ноздрей уже дым, вот-вот полыхнёт огнём…

Глориана во главе стола, как и вообще во всём глава, всмотрелась в меня с неодобрением, я снова не увешан с ног до головы оружием и артефактами, да и вид легкомысленный, что может быть чревато для нашего предприятия, пусть в прошлые разы и обошлось без особой чреватости.

Я ухватил по пути стул от свободного стола, где четверо, там и пятый к месту, что ещё больше не понравилось мужчинам, уже начали делить суфражисток, кому какую отрендюливать.

— Проголодались? — спросила Глориана повелительным голосом королевы. — Мы пока не начинали. Поужинаем и определимся, если чего не учли…

Мужчины по всему залу поглядывают в нашу сторону, на лицах только тоскливая зависть, вот же повезло тому кадету, то есть мне, явно какой-то впендюрит этой ночью, а ещё три барышни останутся необъезженными, но, увы, не их уровень, так что пей дешёвое пиво и думай о том, как задрать подол кухарке или посудомойке.

Глава 4

Стол наискось от нашего занимают четверо мужчин, что не смотрятся местными работягами. Скорее, ближе к элитной гвардии местного боярина, видно как по рослым и крепким фигурам, так и по прицельным взглядам, когда сразу оценивают мощь противника, а противник у них здесь только один.

Половых подбежали сразу двое, угодливые, припомаженные волосы блестят от масла, склонились в поклонах.

Вообще-то я, как самец, должен заказывать для женщин, но Глориана и не думает выпускать власть даже в такой мелочи, начала заказывать себе и подругам, а я, оставшись в хвосте, смиренно попросил себе свиную вырезку с гречневой кашей, которую предпочитаю всяким изысканным гарнирам.