Мир сошел с ума (СИ) - Greko

Я устало потер глаза, слезящиеся из-за яркого солнца, и посмотрел на Осю. Интерес этого пожирателя сердец к происходящему в России не укладывался у меня в голове.

— В России голод не редкость, — произнес равнодушным тоном.

Он вспыхнул.

— Вась, ты понимаешь, какой ужас там творится, если комиссары разрешили такое напечатать?

Ответил ему печальным взглядом — в моей душе бушевали свои демоны, свои бури кошмаров.

— Дети, Босс! Так мрут от голода маленькие дети в огромном числе, и уже сообщают о случаях каннибализма.

Я чуть не вспылил — о детях мне не стоило напоминать. Горечь гарротой сдавила горло, волна душевной боли от постигшей утраты окатила меня, выметая из головы все мысли.

— Не хотелось бы как-то ущемить твое достоинство резкостью… Просто мысль вслух: кто вернет мне Олю и дочь⁈

— Не могу поверить своим ушам! — рассердился Ося. — Ты готов наплевать на всех детей мира из-за своей беды⁈

Я смутился.

— Ты уверен, что все так плохо?

— Да. Иначе бы не подключился Герберт Гувер, министр торговли и глава Американской организации помощи, ARA. Он отправил Горькому телеграмму, обещая помочь. Объявил о сборе денег для умирающих в России.

— Забей, — отмахнулся я. — Это все вашингтонские игры. Гуманизм, бла-бла-бла…

— Нет ничего бессмысленнее, чем упиваться страданием, Баз, — попытался докричаться до меня Ося. — Мы граблями гребем прибыль. Давай хотя бы отправим чек.

— Давай, — согласился я, лишь бы он от меня отвязался.

— Вернись, Босс! Прошу, вернись к жизни. Прежнем ты уже не станешь, но, быть может, сострадание к чужой беде поможет тебе найти себя нового?

— Не гони волну, Ося, дай мне собраться с мыслями.

— Просыпайся, Босс, просыпайся, — завершил тягостный разговор мой друг.

Он встал и ушел, оставив газету на столе.

Я покосился на нее, как на змея искусителя.

Почитать?

В конце концов, нужно же понять, на что мы собрались потратить деньги. С тяжелым вздохом я развернулся пахнущие типографской краской листы.

… Усилия Оси не прошли даром. Я стал просматривать прессу, выискивая сведения о связях ARA с Москвой. И неожиданно признался себе, что эта история меня зацепила. Голод ширился, охватывая все новые губернии. Между Гувером и комиссарами шли торги, последние панически боялись попасть в зависимость от проклятых капиталистов. Но, видимо, Ося оказался прав: все обстояло так плохо, что Ленин согласился на переговоры. Гувер через свою ARA кормил послевоенную Европу, чтобы, как он утверждал, защитить ее от распространения большевистской заразы. Теперь он хотел заключить сделку с Дьяволом. Известие о начавшихся в Риге переговорах о поставках продуктов подтолкнуло меня на странный шаг — я отправил на имя Гувера чек на сто тысяч долларов. Для меня такая сумма не была чем-то критическим, зато совесть успокоил.

Вскоре из Вашингтона пришло письмо с благодарностью и личным приглашением Герберта Гувера встретиться и обсудить, как потратить мои деньги. Мне такой ответ понравился: я понял, что имею дело не с политиканом, но с человеком дела.

Между тем, события набирали оборот. Правые газеты изощрялись в нападках: ARA контролируют большевики, евреи и коррупционеры. Я счел такую рекламу достаточным основанием для того, чтобы воспользоваться приглашением м-ра Гувера. Неожиданно проснувшаяся тяга к неизведанному понесла меня через всю страну. Захотелось своими глазами взглянуть на человека, которого еще год назад называли продовольственным Диктатором Европы и сторонником борьбы с большевизмом, а теперь именовали чуть ли не жидо-комиссарским агентом.

Наша встреча оставила странное послевкусие.

— Я навел справки, мистер Найнс, — сообщил мне этот пухлощекий энергичный бюрократ. — Вы русский, владеете русским языком, ваша репутация, как человека, приходящего на помощь в трудную минуту, безупречна. Мне хотелось бы видеть вас в моей команде.

— Нет, сэр. Я зарекся иметь дело с правительственными учреждениями. Слишком дорогой оказалась цена.

— Я знаю о вашей трагедии и искренне вам сочувствую. Но вы путаете, мой дорогой, Божье провидение и человеческую суету. Но уговаривать не стану. Почему вы уехали из России?

Ответил прямо и честно:

— Не хотелось участвовать в самоуничтожении нации.

— Понимаю. Я работал в России перед войной и был потрясен тем уровнем социальной напряженности, которая буквально раскалывала общество. Но вернемся к нашим баранам. Как насчет того, чтобы лично проконтролировать доставку и распределение продуктов, которые мы закупили на ваши деньги? Я снабжу вас всеми нужными бумагами. Со стороны комиссаров вы встретите полную поддержку — договоренность уже достигнута. Они берут на себя охрану и перевозку грузов по России, неприкосновенность членов нашей организации и привлеченных сотрудников из местного населения. Ваших денег хватит, чтобы снарядить целый корабль. Что скажите?

Вот так, бросаться с головою в омут? Я уже взрослый мальчик, и хотелось бы разобраться что почем, прежде чем принимать какое-то решение.

— В чем ваш интерес? Ваш — как политика? — спросил я министра.

— Намекаете на то, что сколачиваю политический капиталец? Не без этого — скрывать не буду. Или вы подозреваете меня в нечестной игре? Черт возьми, ну почему всегда все ищут второе дно? Во всем, за что не возьмись. В чем ущерб Америке? Мы сейчас скармливаем молоко свиньям, сжигаем кукурузу в топках. С экономической точки зрения посылка этого продовольствия для помощи не является потерей для нашей страны.

— А для России? Нет ли у вас намерения использовать хлеб вместо меча и под видом бескорыстной помощи свергнуть ненавистный режим? Как вышло с венгерской республикой, которой отказали в продовольственной помощи в 1919-м?

Я понял, что несколько переборщил.

— Вы серьезно⁈ Иному указал бы на дверь, но вы особый случай, — Гувер вскочил, забегал по кабинету и заговорил намного резче. — Зачем повторяете очевидную глупость вслед за газетами, отрицающих само понятие гуманизма? Интересный ход мне приписывают: мол, я хочу покончить с большевиками, поддержав их в трудную минуту. Сами в это верите? Да! Да! Я надеюсь получить для народа Америки некий профит — благодарность миллионов русских, которых спасут американцы.

Что-то не помню я из истории, чтобы к пиндосам кто-то в СССР испытывал благодарность. Или что-то не понимаю, или кто-то тщательно подтер ученики истории. Или у Гувера ничего не вышло? Тогда сам Бог велел принять в этом участие, и, быть может, история наших стран пойдет иным путем.

Проведя два дня в размышлениях, попросил о новой встрече.

— Я готов отправиться в Россию, — заявил решительно мистеру Герберту.

— И я! — поддержал меня Ося, когда услышал про мой выбор.

Дух авантюризма не иссяк в моем товарище. Но я-то куда полез — вот вопрос вопросов?

… Все оказалось куда сложнее, чем мне нарисовал Гувер. Да, договоренности были достигнуты, стороны пошли на взаимные уступки, был заключен Рижский договор, в сентябре начали работать первые конторы в Москве, Самаре, Казани, но мой корабль, набитый кукурузной мукой, рисом, свиным жиром в бочках, сгущенным молоком, какао и сахаром надолго застрял в Риге. Ждали разрешения из Совдепии, но его все не было. Видимо, публичность моей персоны, буржуина из буржуинов, вызвала резкое неприятие у кого-то на самом верху за «красным занавесом».

Когда совсем уж отчаялся, неожиданно нам включили зеленый свет. Корабль вышел в холодные ноябрьские воды Балтики.

Я вышел на палубу, чтобы разглядеть слабо видные в туманной дымке очертания Петербурга, то бишь Петрограда. Необъяснимое волнение заставило сжаться сердце. Что ждет меня на берегах Невы? Какие потрясения? А в Москве? Туда я рвался гораздо сильнее — златоглавая прочно вошла в мое сердце, ждал свидания с ней, как со старой возлюбленной, хотя понимал, что меня встретит совсем иной, суровый город. Понимать-то понимал, но сердцу не прикажешь. Оно билось все сильнее и сильнее.