Не тот год - Михаил Владимирович Баковец

Самое время было попробовать проверить трюк с ментальными заговорами. Но я решил поберечь внутреннюю энергию и посмотреть, что будет дальше.

Где-то минут через пятнадцать меня привезли в тесную лесную балку, закрытую со всех сторон плотной стеной деревьев и кустарников. Здесь я увидел ещё пятерых красноармейцев. Один носил знаки различия политрука, четверо остальных были рядовыми. Оружие имелось лишь у двоих — у командира и крепкого бойца, под гимнастёркой которого я заметил тельняшку. В первый миг я даже подумал, что встретил десантника. Потом себя одёрнул: откуда тут бойцы «дяди Васи»? Или боец натянул впопыхах то, что попалось под руку за неимением нательной рубахи, или вовсе это какой-то местный приблатнённый старослужащий, которому спускают с рук нарушение формы одежды.

«Или моряк какой-нибудь. Только откуда здесь взяться подобному земноводному? Не в лодках же по Бугу он раскатывает?», — проскочила в голове мысль.

У политрука на поясе висела кобура с «наганом», а обладатель тельняшки держал в руках АВС. Прочие были безоружные, если не считать чехол со штыком от АВС у одного на поясе.

— Товарищ политрук, — быстро сказал мой сопровождающий, — вот, мы тут задержали одного гражданина. Говорит, что учитель физкультуры из брестской школы. И ещё сказал, что у него есть еда.

— Как зовут? Документы есть? — встал с земли при моём появлении политрук. Ему было не больше двадцати пяти лет.

— Нет документов, не успел взять из дома, когда всё началось. Андрей Михайлович Дианов, родился в Москве, в прошлом году по распоряжению партии прибыл в Брест в качестве учителя физкультуры.

— Партийный? — зачем-то спросил меня политрук. Или просто его сознание зацепилось за моё «партия», а дальше сработала профдеформация.

— Да, — кивнул я. — С тридцать восьмого года.

О важности наличия партбилета я знал и раньше, но очень многие тонкости данного фактора в жизни советских граждан познал только после переноса в сорок первый год. Точнее, когда слушал разговоры бойцов в подвалах крепости во время передышек.

— Оружие есть? — влез в нашу беседу «тельняшка».

— Да какой… — сказал было мой конвоир с винтовкой. Но я его перебил.

— Да. Пистолет и гранаты.

— … чего⁈

— Тимохин, дурень! — зло посмотрел на конвоира политрук и схватился за револьвер, переведя взгляд на меня. — Откуда?

— Нашёл две расстрелянных немецких грузовых машины на дороге. Хотел поискать там продукты и воду, но нашёл только оружие, — выдал я легенду, которую придумал ещё по пути в балку. Всю дорогу думал, как же повезло или «повезло» нарваться на ротозеев. — Пистолет у меня. А гранаты в саквояже, — продолжил я.

— Сдать! — к этому моменту на меня смотрело дуло «нагана» и ствол АВС.

Практически всё моё имущество, если не считать одежду, перекочевало в руки красноармейцев. При виде продуктов они страшно обрадовались. Мне вот только решили связать руки с чего-то. Видя, как они вскрывают банки и режут колбасу, я подал голос:

— Товарищи, оставьте и мне. Я, как и вы тоже хочу есть.

— Тебе-то с чьих милостей должны дать харчи? — зло сказал Тимохин, тот самый боец с «мосинкой».

— С той, что я такой же советский гражданин, как и вы. А вы, всё же, бойцы Красной армии и обязаны меня защищать, а не грабить.

— Чего? — протянул один из троицы, которых я увидел в балке вместе с политруком и «тельняшкой».

— Да шпион он, я так сразу сказал, — подал голос напарник Тимохина. — И выглядит не по-нашему, и с немецким оружием, и без документов.

— Я уже говорил про документы и повторю ещё раз для особо дурных. Если бы немцы меня заслали как своего шпиона, то дали бы такие бумаги, при виде которых ты, дурак, встал бы по стойке смирно и отдал мне свои сапоги с одеждой, прикажи я это сделать.

— Чего? — повторил он вслед за одним из своих товарищей. — Да я тебя сейчас!..

Он подскочил ко мне с намерением почесать кулаки о моё лицо, чего я допускать точно не собирался. Отступив в сторону, я толкнул бойца плечом после его богатырского замаха. И тот, потеряв равновесие, полетел на землю.

— Отставить! Отставить, я сказал! Мешков, отошёл назад! — заорал политрук и затряс над собой револьвером.

— Да чего он, а? Шпион, а ведёт себя… Да и вообще, чего он такой наглый? Его расстрелять нужно, — торопливо и дрожащим от злости голосом произнёс боец.

— Мешков, я приказываю тебе отойти от него!

Кое-как восстановив порядок, политрук устроил мне допрос. А я что? Взял и выдал ему историю, услышанную от одного из командиров в крепости. Он хвалил учителя музыки, преподающего в городской школе у его дочери. Эти рассказы у старшего лейтенанта были отдушиной во время затишья, когда мы не ходили в атаки, а немцы не расстреливали нас из орудий. Поэтому, я знал и школу, и директора, и улицу, и фамилии некоторых учителей, а тех, кого не знал, придумал с потолка. Вряд ли политрук или кто-то из его бойцов был в курсе что по чём в данном учебном заведении. Рассказал я и про Москву. Тут вообще всё было ровно и гладко.

О том, что творилось в городе после начала войны я не знал лично, но прекрасно был в курсе событий благодаря знанию истории и рассказам гида, когда посещал Брестскую крепость в своём времени. Придумать удобоваримый рассказ о своём побеге и нескольких днях жизни не составило ничего сложного. Тем более что я, как опер, умел молоть языком так, что почти любого смогу заставить поверить во что угодно.

— Тихонов, развяжи его, — приказал политрук спустя примерно час. За это время он провёл мой допрос и худо-бедно переварил информацию.

— Товарищ политрук, да шпион он!..

— Прекратить! — вновь повысил он голос. — Выполнять!

Спустя ещё десять минут мои скудные продовольственные припасы были разделены на немаленький отряд здоровых и молодых мужиков, большая часть которых уже второй день не ела.

Совместная трапеза нас всех примирила. Так я узнал имена всех красноармейцев и к каким подразделениям те принадлежали. «Тельняшкой» оказался морской пехотинец Пинской речной флотилии Пётр Ермолин. Его со взводом сослуживцев двадцатого июня занесло на склады рядом с Кобрином. А двадцать третьего город был уже под немцами. В неразберихе боев и отступления Ермолин потерял