Последний Герой. Том 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Он поднял глаза, прищурился.

— А я смогу это устроить. Сносные условия на нарах. Или, знаешь, наоборот… превращу твою жизнь там в ад. У меня есть связи. Всё зависит от тебя, Федя.

Крюков громко рассмеялся. Смех гулко прокатился под сводами, будто в пещере. Сальников вздрогнул. Отметил про себя — странное место. Потолок будто бездонный, высоко над головой. Свет керосиновой лампы туда не добивает.

Эхо смеха теперь ходило волнами, отражаясь от каменных стен.

«Где же я?.. — подумал Сальников. — Надо понять, где я нахожусь. Чтобы выбраться. Чтобы Макс смог меня найти… Макс… он спасёт…»

— Неужели ты всё ещё веришь в эти байки? — вдруг прервал его мысли Крюков. — В дружбу, честь, закон?

Он шагнул ближе, в его голосе звякнула холодная сталь.

— Да я никогда в жизни, слышишь, никогда не дам себя схватить. Лучше перережу себе вены. Даже если не будет ножа — зубами порву. Ты разве не понял, кто я такой? Мою суть…

— Ты хочешь сказать, что ты тоже волк? — криво усмехнулся Сальников. — Ха!

— Да какие волки? Волки живут в клетках, в зоопарках. На потеху публике. Я — не волк. Я… я демон. Демона нельзя приручить. Его нельзя пленить. Его можно только уничтожить.

Он подошёл вплотную к связанному Сальникову.

— Но пока… пока я здесь. А ты… ты, возможно, сдохнешь. А может, останешься жить. Всё зависит от тебя.

— Что ты задумал? — прохрипел Сальников, пытаясь хотя бы размять затёкшие кисти.

Пластиковый хомут больно впивался в кожу, оставляя глубокие следы. Он морщился от боли, но продолжал шевелить руками, стараясь хоть немного ослабить стяжку. Потом, поняв, что с руками не получится, он стал растягивать путы на ногах. Лодыжки горели, но он тянул изо всех сил. И вдруг они поддались.

Крюков же всё бродил по этому странному залу, шагал взад-вперёд, не обращая на него внимания. Сальников незаметно стянул хомут с ног и чуть подвигал ступнями, потом снова сложил их близко, чтобы не было видно, что они свободны.

— Ты-то мне не нужен, — сказал Фёдор, останавливаясь напротив. — Мне нужен Яровой. И ты поможешь мне до него добраться.

— Нет, — отрезал Сальников, замотал головой. От этого в виски ударила боль — будто сотни мелких молоточков колотили изнутри.

— Тогда ты умрёшь, — сказал Крюков.

— Пусть так, — ответил Сальников, опустив голову на грудь. — Я ни за что не помогу тебе выманить Макса.

Фёдор наклонился ближе, смотрел теперь прямо в глаза.

— Поможешь, — произнёс он тихо, но твёрдо. — Ты поможешь мне его выманить. Я использую тебя как живца. И когда убью Ярового — возможно, дарую тебе жизнь. Всё будет зависеть от моего настроения.

— Да пошёл ты… сука! — прохрипел Сальников.

Он попытался плюнуть ему в лицо, но пересохший рот не слушался. Слюны не было.

— Знаешь, — сказал Крюков, — твоё согласие мне вовсе не нужно. Я сделаю всё так, что у Ярового не будет выбора. Он придёт за тобой. Насколько я успел его узнать — по-другому он поступить просто не сможет.

Сальников сжал губы до боли. Злость кипела внутри. Хотелось рваться, выть, ломать. Он видел в глазах маньяка хищный блеск — холодный и расчётливый. В нем не было пустого хвастовства и безумия, только хитрый расчёт и сила. Он понял: всё это не бахвальство. Этот псих выполнит задуманное.

И Макс может погибнуть.

«Чёрт, надо что-то делать… — пронеслось в голове. Но что? Что я могу…»

— А зачем тебе Яровой? — выдавил тогда Сальников.

Если даже это ничего не даст, он хоть время потянет, отвлечёт этого монстра.

— Глупый вопрос, — сказал Крюков, но всё же покосился на него с интересом. Ему явно нравился разговор.

— Признайся, зачем он тебе нужен?

Фёдор усмехнулся, глаза блеснули.

— Он бросил мне вызов. Публично. Оклеветал. На весь город. Выступил по телевидению, выставив меня слабаком, и это все видели, и в интернете разошлось. А я не слабак, слышишь? Не слабак!

— Думаешь, это подпортило тебе репутацию? — хмыкнул Сальников. — Нет у тебя никакой репутации. То выступление по телеку? Ха! Да мы это спецом придумали! Чтобы тебя выманить.

— Я не терплю, — рявкнул Крюков, — когда покушаются на моё достоинство. На мою честь!

— Не знал, что у маньяков есть честь. Ну-ну… А как ты думаешь, почему ты стал таким? Ущербным.

— Думаешь, я ущербный? — взвился маньяк.

Сальников промолчал.

— Ущербные те, кто трясутся, когда смотрят перед смертью мне в глаза, — зло прошипел Крюков. — И умоляют.

— Нет, Федя, ошибаешься! Ты тот самый чертов испуганный пацан, который пришёл писать заявление в полицию десять лет назад! Ты такой и остался! Ущербный! — Сальников поднял взгляд, в нем мелькнуло злорадство. — Тебе тогда не поверили. Знаешь почему?.. А я тебе скажу, Федя… Это я. Это я всё обстряпал. Всё устроил.

Он широко ухмыльнулся и добавил:

— Как тебе такое?

Крюков резко обернулся.

— Строков, Геннадий Строков, мы с ним переговорили, — продолжал Сальников, — Он всё объяснил. Он хотел тебя напугать. Ты был наглый, мерзкий, глумливый подросток. И я всё сделал, чтобы скрыть следы. Чтобы никто никогда не узнал, что он тебя насильно удерживал в том доме в лесу. Потом убедил дежурку похерить твоё заявление, будто его и не было.

— Ты… — взвыл Крюков. — Это ты, сука! Урод! Убью!

— Так что только я виноват, что ты стал таким, Федя, — процедил сквозь зубы Сальников, полный решимости. — Убей меня. И сдайся. Всё кончится. Тебе станет легче. Круг замкнётся.

В голове билась одна мысль: «Убьёт меня — и не сможет использовать, чтобы выманить Макса. Но просто так я ему не дамся. Терять нечего. Пусть только подойдёт ближе. Сейчас…»

— Иди сюда… ближе, — подначивал он убийцу.

Крюков выхватил нож. От прежнего самообладания и хищной уверенности не осталось ничего. Нижняя губа дёргалась, в глазах ярость. В правой руке блеснула сталь ножа, другой он судорожно сжимал и разжимал пальцы, сам этого не замечая, будто в припадке.

— Убью! — крикнул он и ринулся на связанного Сальникова.

Опер этого и ждал. Извернулся из сидячего положения и ударил напавшему ногой в живот. Удар был точный и сильный. Крюкова отбросило на несколько шагов, он грохнулся затылком о пол.

Пол был каменным. Несомненно, камень, но странный — будто кладка старая, неровная.

Крюков затих. Сальников попробовал подняться. Ноги были уже свободны от пут. Напрягшись и игнорируя взрыв боли в голове, он поднялся и теперь стоял, шатаясь. Нужно добраться до него, пока не очнулся. Прибить, запинать, задавить.

Раздавить голову! Лишь бы сдох! Навсегда! Я же опер, я его не выпущу отсюда…

Саша сделал шаг вперёд. Ноги плохо слушались, затекшие после долгого сидения со связкой на лодыжках, они будто были чужими, тяжёлыми, как металлические протезы.

— Чего же вы меня не слушаетесь… — выдохнул Сальников, делая шаг.

В это время Крюков зашевелился. Простонал, приподнялся на локоть. Его рука шарила по полу, ища нож.

«Скорее… скорее…» — думал Сальников, делая ещё один шаг.

Крюков его не видел, был занят поиском оружия.

Бам!

Сальников ударил его ногой. Попал в висок, но не так сильно, как хотел. Ноги всё ещё были чужие.

Он замахнулся снова, но теперь маньяк уже вскочил. Крюков увернулся, подхватил нож и, зарычав, бросился на Сальникова. Он схватил его за грудки — это удалось сделать легко, руки-то у опера всё ещё были связаны за спиной. Прижал к стене, придавил всем телом и приставил нож к горлу.

— Нет, я понял, — прошипел он. — Я понял твой план, ублюдочный мент…

Он вдавил острие в кожу, сталь погрузилась на миллиметр, выступила кровь.

— Ты хотел сдохнуть, да? Чтобы я не добрался до Ярового? Хитрый план… Хитрый…

— Я говорил правду, — прохрипел Сальников. — Это я сделал тебя таким…

Крюков усмехнулся.

— Я знаю, что ты говорил правду, — сказал он тихо. — Только тебе же хуже. Теперь я точно знаю — ты тоже сдохнешь. Но только после того, как сдохнет Яровой…