Господин следователь. Книга 11 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Ваня, если ты будешь торопиться, то можешь взять деньги из моей доли, а когда я начну создавать свою лабораторию, то вернешь. Если не сможешь вернуть — ничего страшного, заработаем еще.

Я посмотрела газету «Новое время», что издает г-н Суворин — она выходит пять раз в неделю. Если давать отрывок из сказки ежедневно, то нашего материала хватит лишь на две недели. Наверное, будет разумнее, если мы станем делать (как ты говоришь) выкладки через день, то хватит на дольше.

Жду от тебя синопсис. Слишком не увлекайся — пиши схематично, а уж я разверну.

Скажи — а ты точно уверен, что не стоит превращать Железного дровосека или Страшилу в живого юношу, чтобы Аня вышла за него замуж? Не сейчас, разумеется, а потом, в конце ее приключений.

Договор с Сувориным будет на твое имя, значит, тебе и предстоит его подписать. Разумеется, договор я сама посмотрю, а потом отправлю тебе. Но, дорогой Ваня — не забывай, что любой издатель может схитрить. Не исключено, что г-н Лейкин уже имел разговор с Сувориным касательно нас с тобой, поэтому отправит бумаги на твой адрес.

Ваня, я тебя очень уважаю, и очень люблю (как брата!). Ты у нас очень умный, талантливый, но в житейских делах — очень наивный. Хотела даже написать — бестолковый, да что с тебя взять?

Очень тебя прошу, ничего не подписывай, не посоветовавшись со мной. Или — ты подпиши договор, но отправь его не в редакцию, а сюда, на Фурштатскую. Я посмотрю.

Вот теперь все. Ждем ответа. Огромный привет Леночке. Поцелуй ее и от меня, и от своих родителей, и от дедушки.

Дедушке бы тебе тоже следовало бы написать.

Твоя старшая сестрица Анна'.

Ответ я точно, что напишу быстро. И почему же женщин обязательно несет не туда? Помню, как Анька требовала, чтобы «Обыкновенное чудо» закончилось свадьбой. А сколько воплей было из-за расставания Лосева с Аэлитой? Соавторше моей дай волю, так она всех поженит, либо замуж повыдает.

И Леночка, между прочем, туда же. Сыщика Крепкогорского захотела женить. А Аньке вишь, приспичило тезку из «Волшебника» влюбить в кого-нибудь. Ни в коем разе не стоит никого превращать. И девочка эта еще маловата, чтобы влюбляться.

Анька (моя) вообще оригиналка. Ишь, девичья фамилия матушки героини фон Бок. Впрочем, чем это хуже, чем графиня Ко́зел?

Позавтракав, пошел на службу. По дороге зашел в покойницкую. Но там был только санитар, он же служитель. Артемий меня не слишком-то любит, как ни зайду — смотрит исподлобья, а еще становится боком, закрываясь руками.

Санитар лишь сказал, что вскрытие покойницы Михаил Терентьевич провел, но где он сам пребывает — неизвестно. Скорее всего, будет после обеда.

В полицейский участок и заходить не стал. Скорее всего — полиция никаких зацепок пока не нашла, нашла бы — сами бы прибежали.

Мой помощник пока не появился, поэтому, я с чистой совестью принялся писать всей своей родне.

Начал с письма отцу. Писать товарищу министра — самое простое. Сообщил ему о смерти Зинаиды Дмитриевны, о том, что веду расследование. Об убийстве он уже наверняка знает, но пусть получает новости из первых рук.

Маменьке писать гораздо сложнее, потому что не знаю, о чем писать. Разумеется, поведал, что у меня все хорошо, доехал благополучно, без происшествий, с Леночкой виделся пару раз, даже сходил на каток. Я ведь и на самом деле сходил. А то, что не сумел покататься вместе с любимой девушкой — это другой вопрос.

Дедушке… О чем написать генералу от инфантерии Веригину? Ладно, отпишу, что очень горд и счастлив, что мой любимый дед стал кавалером ордена святого Владимира 1-й степени. Еще напишу о погоде.

Да, и самое главное. Поздравлю деда с наступающим Рождеством!

Эх, отчего не введены в оборот поздравительные открытки? Надеюсь, что в скором времени жить будет проще — все-таки, в открытом письме и места поменьше, да особо и не распишешься.

Теперь самое трудное — письмо Аньке. Напишу ей, что если я поросенок, то она порядочная свинка. Нет, слишком банально. Тем более, что Анна Игнатьевна что-то такое и ждет. Но мы не станем размениваться на ответную ругань. Поступим круче. Для начала, я поблагодарю ее за заботу, за то, что она беспокоится обо мне и моих близких. Пусть удивляется — чего это Ваня не стал ругаться?

В первых строках письма передам ей привет от Маньки. От Кузьки приветы передавать не стану, не заказано.

Пара строк — хватит.

Тезисно, обрисую поход Анны и ее друзей в Фиолетовую страну, где на них нападают Летучие обезьяны. Страшилу разбирают на составляющие — тряпки и солому, Железного дровосека быстренько окунают в лужу с соленой водой, Льва связывают и запирают в клетку. Единственный, кто успел сбежать — пес Тотошка.

А дальше — по тексту. Аню отправляют на кухню, она, обаяв кухарку, готовит восстание против Бастинды, тем временем, маленький, но храбрый Тотошка умудряется своими лапками открыть клетку со Львом.

Вместе со Львом они вытаскивают из соленой воды Железного дровосека, смазывают его маслом.

Хм… Вытащить-то они вытащат, но как смазывать станут? У них же лапы! Надо подумать. Ладно, пусть они смажут Железного дровосека не машинным маслом, а сливочным. То есть — коровьим.

Потом Аня выльет ведро воды на злую колдунью. Но злая колдунья не растает, как в сказке Волкова. Вернее — таять она начнет, но не сразу!

Бастинда станет кричать и звать на помощь подданных. Конечно же, на вопль повелительницы слетятся обезьяны.

Немножко помучаем наших читателей. Завершить главу на самом интересном моменте, а продолжение — в следующем номере.

Отрывок начнем с того, что отчаявшейся Ане на помощь героине прибегут друзья. Лев зарычит, Дровосек начнет размахивать топором, а Тотошка вцепится в хвост особо наглой обезьяны и погибнет в неравном бою.

Читатель сразу заплачет. Нет, зачем убивать храброго песика, ради чьих-то слез? Пусть остается в живых.

Что-то я забыл? А, куда девался Страшила? Не помню. Пусть Анька о нем думает. Пока она думает, я напишу кусок с разоблачением Гудини.

Конверты почтовые у меня есть. Разложить письма, надписать адреса. Главное — не перепутать! А дальше можно либо оставить в канцелярии — отправят, но лучше самому сходить на почту, чтобы не вводить Окружной суд в «непроизводственные» расходы на почтовые марки.

А времени-то уже двенадцать, скоро обеденный перерыв. И где мой стажер шляется?

Только подумал, как заявился коллежский регистратор Знаменский. Посмотрев на меня виноватым взглядом, спросил:

— Иван Александрович, вы меня не искали?

— А зачем? — удивился я. Или сделал вид, что удивился. Кивая парню на стул, заметил: — Официально вас никто мне в подчиненные не определял, так что — ваша воля, где вам бродить. Другое дело, что я больше ничего поручать не стану.

— И правильно, — вздохнул Знаменский, усаживаясь на стул. Кивая на конверты, которые я благоразумно успел положить адресом вниз, сказал: — Вижу, вы уже успели много дел сделать, запросы подготовили. Если желаете — на почту сбегаю, отправлю. Так оно быстрее выйдет. Курьера на почтамт отправляют, если писем не меньше двадцати штук накопиться.

— Спасибо, сам отправлю, — отмахнулся я, пресекая излишнюю услужливость помощника, за которой, определенно что-то стояло. — Павел Петрович, признавайтесь — почтальона вы вчера не допрашивали?

— Нет-нет, почтальона я как раз допросил, — засуетился Знаменский, вытаскивая из-за пазухи исписанный лист бумаги, сложенный вчетверо. А ведь говорил, что папочка у него имеется.

Я пробежал глазами протокол. Улыбнулся, увидев, что допрашивал следователь Знаменский. Ладно, потом поправлю, что следственное действие проведено по моему поручению.

Как я и предполагал — ничего. Почтальон Матыльков (да, через а) показал, что в последние полтора — или два месяца он вообще не приходил в дом Красильниковой, потому что газет она не выписывала, а писем на ее имя не поступало. Допрежь ей почта из Питера приходила еженедельно. И в день убийства он пребывал в своем собственном доме, с семьей. Супруга может подтвердить. А еще — соседи.