Господин следователь. Книга 11 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Допустим, «водилось» побольше, но хорошо, что в городе про настоящие суммы, которые получала Зинаида в конторе Милютина, не знали. Из-за пятидесяти или ста рублей на преступление бы никто не пошел. А вот из-за двухсот — вполне возможно. Нет, убивать бы из-за такой суммы не стали, но ограбить дом, где живут одни женщины — могли.

Могли, не могли, пока все в тумане.

Что тут сказать? Разговор с женой Щеглова мне ничего полезного не дал. Разве что, еще раз понял, что мотивом убийства была не корысть, а что-то другое.

— Как я понял. Зинаиду вы давно знаете? — спросил я.

— Так с самого со младенчества. Мы тут жили, когда Дмитрий Степанович в Череповец переехал, дом тут поставил.

Красильников приезжий? А я и не знал. Это что, выяснять, откуда он родом и не приехал ли какой-нибудь мститель сквитаться за старые обиды? Тридцать лет выжидал, чтобы зарезать дочь за грехи отца?

Но это уже из разряда аглицких детективов, в нашей жизни такое не случается. Так что, эту версию даже рассматривать не стану.

— У Зинаиды Дмитриевны женихи были? — поинтересовался я.

Женщина призадумалась. Пожав плечами, хмыкнула:

— Вроде, когда-то кто-то и был, когда Зинаида просто Зинкой была. Не жених, а так, ухажер. Отцу это не очень понравилось. А Дмитрию Степановичу зять богатый был нужен, а где таких взять?

— Может, свататься кто приходил? Посватался, она отвергла?

— Да кому она нынче нужна, даже с деньгами? Вот, замуж в свой срок не вышла, а кто перестарку брать будет? Толстая, с такой мужику и в постель-то лечь страшно.

Ради денег, бывало, и не с такими ложились. Но это так, мысли вслух. Надо, чтобы и Зинаиде жених понравился.

Поблагодарив женщину, пошел к себе. Жаль, что допросить Афанасия Щеглова не удалось, но, судя по всему, ничего нового я бы от него и не узнал.

И мой стажер не порадовал. К тому времени, пока коллежский регистратор дошел до почтамта, почтальон, что обслуживает адрес, по которому проживала Зинаида Дмитриевна, утреннюю почту разнес, а потом и сам ушел домой — не то в село Воскресенское, не то в деревню Панькино.

— А почему поточнее не узнал? — поинтересовался я, переходя на ты.

— А зачем? — удивился Знаменский. — Завтра с утра придет, тогда допрошу. Не самому же за ним бегать? Я ж нынче следователь, себя уважать должен.

М-да, точно, что перехвалил парня.

— А что со списком денежных переводов?

— Его высокоблагородие почтмейстер сказали, что работы у них много на Рождество, реестром займутся сразу после праздников.

Я только-только разделся, уселся за стол, но пришлось вставать и опять одеваться.

— Идемте, Павел Петрович, — кивнул я Знаменскому.

— Куда? — не понял тот.

— На почтамт.

— А зачем? Я же туда уже ходил.

Отвечать не стал, но посмотрел на коллежского регистратора так, что тот сам опрометью выскочил из кабинета.

Все-таки, как хорошо, что городок у нас маленький. Почтамт — пройти по Крестовской, свернуть потом на Петровскую, потом еще немного пройти до ее пересечении с Казначейской.

— Павел Петрович, — сказал я по дороге стажеру, пытаясь, чтобы голос звучал не назидательно — назиданий никто не любит, даже коллежские регистраторы, а естественно, даже по-дружески, — безусловно, вам нужно уважать себя, как следователя, но если дело того требует то…

Вот здесь я немного замялся, пытаясь отыскать более подходящее выражение, нежели фраза «засунуть уважение в неподобающее для него место».

— То можно отставить уважение в сторонку, и заниматься делом. Вы сейчас выясните адрес почтальона, отправитесь к нему домой и допросите.

— Пешком? — возмутился Знаменский.

— Можете извозчика взять, — предложил я. — Но для молодого человека, вроде вас, две версты туда, две обратно — ерунда.

Оставив помощника пребывать в смятении чувств, возможно — оплакивать собственные башмаки (или сапоги — в чем он там обут?), прошел в кабинет почтмейстера. Постучавшись и, не дожидаясь ответа, вошел.

— Иван Петрович, доброго вам дня, — поздоровался я. — Что же вы молодых сотрудников суда обижаете?

Надворный советник Попов, оторвавшись от бумаг и бумажек, заполнявших его письменный стол, с удивлением посмотрел на меня и отозвался:

— Здравствуйте. Никого я не обижаю.

— Как это не обижаете? Обидели помощника следователя. Он пришел весь из себя обиженный.

— Коллежского регистратора? Так я ему объяснил, что время у нас горячее. Рождество скоро. А у нас и письма с поздравлениями, и бандероли с подарками, а еще отчеты. А он, особо-то и не настаивал. Да и зачем ему реестр переводов?

Минус Пашке Знаменскому. Но оргвыводов делать не стану. Молодой он, неопытный.

— Иван Петрович, не может быть, чтобы выписку о переводах вам понадобится так долго составлять. Наверняка у вас специальная папочка имеется, в которой все записано. Понимаю, времени у вас нет, но дайте папочку мне, сам все выпишу. Дело-то серьезное, убийство.

— Убийство? — растерялся почтмейстер. — А кого убили?

Вот те раз. Он что, с луны свалился? Так почта-то — один из основных источников информации в городе. Почтальоны, что письма и газеты разносят, наиболее осведомленные люди. Тут новость узнали, а там другую. Я бы, на месте Сыскной полиции, агентуру среди них и вербовал.

Приглашения присесть я не дождался, поэтому уселся без приглашения.

— Иван Петрович, а вы разве не слышали? Позавчера убили Зинаиду Дмитриевну Красильникову.

— Красильникову? — вытаращился почтмейстер. — Да, помню такую, частенько к нам приходила. Так убили ее? Ай-ай-ай, какое горе. А я и не слышал. Второй день в кабинете сижу, жалобы разбираю. Домой приду, поужинаю, да и на боковую. Жена говорила, у сына отметки плохие, но я даже это мимо ушей пропустил. У нас, отчего-то, десять писем из губернской почты по адресатам не доставлено, а Новгород в ответ на наш запрос пишет — в Череповец они поступали. Еще земская управа написала — мол, часть земской почты к нам отправили, куда пропала? А мне уже и отчет надо посылать, а как пошлешь, если с почтой непорядок?

Я только руками развел. Читал, что в царской России почта работала исправно, как часы. А тут вишь, тоже сбой.

— Раньше нам Сидор Пантелеймонович помогал, а теперь, как помер, самому приходится возиться, — пожаловался почтмейстер. — И помощник мой, как на грех, заболел. А почтальонов или приемщиков на такое дело не посадишь, не разбираются.

Сидор Пантелеймонович? А, так это Вараксин, дом которого мне отписала в завещании его вдова. А помощник почтмейстера, скорее всего, попросту сказался больным. Удобно.

— Так что с выпиской-то, Иван Петрович? — напомнил я. — Понимаю, почтовые переводы — служебная тайна, посторонних допускать нельзя, но я прямо на ваших глазах посижу, выпишу и все вам верну. Дело важное. Возможно, реестр поможет отыскать убийцу.

— Вам подробный реестр нужен?

— В смысле? — не понял я. Потом дошло. — Номера переводов мне не нужны, а только даты, сумма и адресат. Подозреваю, что он только один, так что — фамилию можно указать сверху.

Господин Попов подтянул к себе одну из папок — не очень и толстых, и принялся быстро листать страницы, время от времени делая заметки на листе бумаги. Минут через десять сказал:

— Вот, выписка готова. Если хотите, чтобы было красиво — вызову канцеляриста, он перепишет.

— Нет-нет, сойдет и так. Это просто рабочий документ, — радостно сказал я, сцапав бумагу. Глянув, мысленно поблагодарил Попова — он даже общую сумму подсчитал, не надо мучиться, считать.

Итого, получилось, что Зинаида Дмитриевна за 1884 год отправила своему «жениху» пятнадцать переводов на общую сумму в четыре тысячи рублей. А последний раз это было… три дня назад. 300 рублей.

Стало быть — Синявский ей писать перестал, но денежки она исправно посылала? Ну и ну. Неплохо он бедную Зиночку «подоил». Ой, неплохо. Сволочь, что тут еще сказать?

— Иван Петрович, огромное вам спасибо, — поблагодарил я почтмейстера. — Вы нам очень помогли.