Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

и скромно, прожить день. Сто таких потемневших медяков можно обменять на одну серебряную монету — это уже были серьёзные деньги, недельный заработок простого шахтёра. А сотня серебряников составляла одну золотую крону — целое состояние, которое большинство жителей Оплота никогда и в руках не держали.

Выходит, я держал в кармане цену целого дня жизни, а потратил на работу лишь два часа. И это только начало.

Время за едой пролетело незаметно. Методично работая ложкой, вычерпал до дна наваристую похлёбку. Только после этого принялся за главное — огромный кусок мяса, взял его руками. Мяско было тёмным, с длинными волокнами — точно не говядина и не свинина. Скорее всего, вепрятина, как подсказала память мальчишки. Жёсткое, но от долгой варки легко отделялось от кости. Вкус был насыщенным, с тонким сладковатым привкусом и каким-то металлическим оттенком. Тем не менее, это было невероятно вкусно.

Я набил желудок до отвала — впервые за всю эту новую жизнь. Откинулся на твёрдую спинку лавки, чувствуя, как приятная тяжесть и тепло разливаются по телу, просто наслаждался моментом: тихим гулом разговоров, убаюкивающим треском дров в очаге, ощущением полной сытости.

Вдруг в дальнем конце зала раздался стук — кто-то поставил на стол пустую миску. Повернув голову, увидел, как Йорн встаёт из-за стола. Мужчина тоже заметил меня — его единственный глаз на мгновение поймал отсвет огня из очага. Секунду он глядел на меня с холодным любопытством, а затем, не удостоив больше ничем, прошёл мимо и направился к выходу. Другие охотники, доев, поднялись и молча последовали за ним.

Когда они проходили мимо, заметил, как гул в казарме стих почти до шёпота. Стало очевидно — троицу здесь не просто уважали. Их боялись.

Я посмотрел на Арна. Тот ел медленно, не торопясь, и казался абсолютно довольным жизнью.

— Пойду уже, — сказал я, поднимаясь. — Дел ещё много.

Мужик не поднял головы.

— Давай.

— Я сегодня больше не успею сделать клинки, — чувствовал, что должен объяснить. — Но если вы замолвите за меня словечко… могу взяться за них завтра.

— Замолвлю, пацан. Не переживай, — просто ответил шраматый, всё также не глядя на меня и отрывая зубами кусок мяса. — Иди, а то Кнут на дерьмо изойдёт. Да и его понять можно, работа стоит.

Кивнул и, не оглядываясь, направился к выходу, обратно в свой холодный и пахнущий металлом мир.

Оказавшись во дворе, краем глаза успел заметить, как Киан и Брок скрываются за тяжёлой дверью усадьбы Главы. Снова какой-то важный разговор, — подумал я и направился к сараю.

Признаться, работать не хотелось. Сытость и тепло, разлившиеся по телу, требовали своего. Хотелось просто прилечь где-нибудь в углу и вздремнуть хотя бы часик. Этого было бы достаточно. Но я чётко понимал, что этого часа у меня нет. Нужно просто перебороть эту предательскую слабость, впереди ждали кирки — главный инструмент шахты. Без них ничего не добыть. Нет руды — нет крицы. Нет крицы — нет металла. Нет ничего.

Зашёл внутрь. Три кучки испорченного железа встретили молчаливым укором. Одна кирка, с которой я уже содрал ржавчину, всё ещё ждала на верстаке, оставалось лишь вывести лезвие. Надеялся, что после еды правая рука придёт в себя.

Взял свой среднезернистый камень, кисть всё ещё подрагивала, но теперь в этой дрожи появилось ощущение контроля. Сытый желудок и тепло клонили в сон, тело было ватным, непослушным. Я зажал кирку, прислонившись к верстаку, чтобы не упасть, и начал работать. Движения были медленными, почти автоматическими. Сосредотачивался на звуке — тихом шёпоте камня, снимающего слой стали. Не думая, просто делал, превратившись в машину для заточки.

Закончив, аккуратно положил готовую кирку в чистый угол, к остальным, уже сделанным инструментам. Итак, одна есть. Осталось двадцать шесть.

В голове странная мысль. Эта бесконечная работа, эта гора ржавого железа… была похожа на моё личное кузнечное чистилище. Испытание, которое нужно пройти, прежде чем заслужить право на что-то большее. Мои мечты уже унеслись в те времена, когда я буду ковать клинки, получая за них десятки серебряных монет, а может, и золотых. Но пока я здесь — сдираю ржавчину, вывожу лезвия и точу, точу, точу. Каждый с чего-то начинал. Пытался просто найти внутри мотивацию, наполнив этот монотонный труд вселенским смыслом.

Взял следующую кирку из самой «безнадёжной» кучи. Ржавчина въелась так глубоко, что оставила на металле тёмные язвы. Прижал её к верстаку и налёг на грубый песчаник. Тело двигалось на автомате. Разум отделился, наблюдая со стороны.

Первая кирка. Руки горят. Вторая. Плечи сводит. Третья. Спина превратилась в одну сплошную ноющую боль.

Солнце заглядывало в щель под дверью, двигаясь по полу, как медленная огненная стрелка.

Четвёртая кирка. Стал разговаривать сам с собой, подбадривая шёпотом. Пятая. Мысли путались. Я едва не уронил инструмент себе на ногу. Шестая. Мир сузился до куска ржавого железа и шуршащего камня — больше ничего не существовало. Седьмая. Работал с закрытыми глазами, полагаясь только на мышечную память и ощущения в пальцах. Восьмая. Ржавчина сошла. Я вывел лезвие. Взял мелкозернистый камень для финальной доводки, сделал несколько движений и… всё.

Силы кончились. Не постепенно, а разом, будто кто-то выключил рубильник. Камень выпал из ослабевших пальцев, кирка с грохотом упала на пол, ноги подкосились. Я не упал, а скорее сполз по стене, обессиленно растянувшись на грязной земле сарая. Лежал, смотря в закопчённый потолок и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой — внутри абсолютная пустота.

Именно в этот момент, на грани сознания, перед глазами вспыхнули тревожные красные строки.

[ВНИМАНИЕ! Обнаружено критическое истощение организма.]

[Активирован протокол «Преодоление».]

[ЗАДАЧА: Завершить работу над одним (1) инструментом в состоянии критического истощения.]

[НАГРАДА ЗА УСПЕХ: Значительное укрепление тела. Прогресс «Закалки Тела» +10 %.]

[ШТРАФ ЗА ПРОВАЛ: Длительный паралич мышц. Откат прогресса «Закалки Тела» −5 %.]

Глава 18

Со мной такого никогда не случалось — похоже на паралич, на полное отключение. Организм просто сказал «нет». Лежа, тупо уставился в потолок, а красные буквы системного сообщения висели где-то там, в конце тёмного тоннеля, которым стало зрение. Изображение далёкое и нечёткое, добраться до него казалось невозможным.

Руки, ноги, шея — все мышцы, которые только что горели от напряжения, теперь просто не существовали. Лишь фоном подкатывала тошнота, и в ушах стоял непрерывный шум.

В этом состоянии предложение Системы казалось злой шуткой. К чертям всё, я не встану! Не смогу встать! Пусть списывает эти пять процентов, пусть забирает всё, просто хочется, чтобы это кончилось.

Но