Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил

Рабочая легенда: мы едем в Персию, естественно, через Грузию. Так проще и безопаснее. Но во Владикавказе мы должны будем резко уйти с нее влево, в горы, в сторону Чечни; там идти сначала по казачьим тропам Кавказской пограничной линии, а потом уйти и с них ходим с них и идти вообще неизвестно где.

Горцы-проводники, которым доверяет Виктор Николаевич, должны вывести нас к проклятому горному аулу, название которого я не запомнил.

Уже в районе Ставрополя надо держать ухо востро. В редкую стежку еще недавно сюда совершались набеги горских отрядов. А вот за Георгиевском встретить какой-нибудь горский отряд очень легко, особенно если русские будут ехать малочисленным отрядом.

На нашу сотню они, конечно, не нападут — это большой отряд по местным меркам. Станицы здесь и, соответственно, почтовые станции с постоялыми дворами, стоят достаточно часто, а вот между ними очень часто степь или лес и никакого русского населения. В этих местах вполне могут обстрелять, одним словом, надо не терять бдительность.

Утром тринадцатых суток, хорошо отдохнувшие, после тщательной проверки готовности, мы продолжили свой марш.

Цветущим краем эти места начнут становиться через десятки лет, а сейчас это совершенно дикие места. Если в России девятнадцатого века до Дона, которую я увидел краем глаза, кое-где попадалось знакомое мне по двадцать первому веке.

Мне в моей первой жизни доводилось бывать на Кавказе и не один раз, но то, что увидел сейчас это совершенно другой мир — ничего знакомого. Иногда даже возникало ощущение какого-то чуть ли не сюрреализма или по крайней мере инопланетного мира.

Где богатые чистые города и ухоженные станицы, утопающие в цветах и садах, где бескрайние поля, уходящие за горизонт, нет даже и намека на мелиорацию. Города и станицы на нашем пути грязные и неухоженные и откровенно бедные. Кавказская война, идущая больше двадцати лет, отбирает всё силы у этого края.

Степь сейчас даже весной производила впечатление выжженной солнцем дотла. Солнце быстро поднималось очень высоко, начиналось пекло, и появлялось только одно желание — пить. Но этого делать бессистемно нельзя, и на марше пьем только по команде.

К вечеру все, кроме офицеров, постоянных сопровождающих Ефрема с Ефимом и временных, от привала до привала, выжаты как лимон. Лошади тоже устали и очень хотят пить.

На второй день — еще тяжелее, потом еще и еще. Апрель месяц, а солнце палящее, как в разгар лета. Местные говорили, что такая жара весной — большая редкость, но мне от этого было не легче.

На пятый день я уже начал плохо понимать, что происходит, и держался буквально на последних силах. А потом вдруг, после очередного привала, что-то в моем организме перещёлкнуло, и резко все изменилось. Мое физическое состояние резко улучшилось, и я стал бодр и весел.

В Георгиевск мы приехали с опережением графика почти на пятнадцать часов! Мы их потратили, естественно, на отдых и окончательную тщательную проверку оружия и снаряжения. Также нас довооружили кинжалами.

До станицы Прохладной всего один переход в сорок две версты. Там мы в последний раз поменяли лошадей и отдыхали целых шесть часов.

Затем ранним утром двадцатого апреля мы выступили и, не спеша, к полудню, преодолев восемнадцать верст, въехали в станицу Екатериноградскую.

Виктор Николаевич въехал в станицу буквально перед нами, его люди только что спешились и поили своих лошадей.

Глава 22

Увидев нас, въезжающих в станицу, Виктор Николаевич удивленно развел руками.

Я остановил лошадь и, бросив поводья подбежавшему какому-то человеку, соскочил с седла, по-каскадерски махом перенеся через него прямую ногу.

Сейчас в верховой езде я ни в чем не уступал никому из наших людей. А на привале в Георгиевске на полном скаку выстрелил, наклонившись в седле из-под лошади, выхватив заряженное ружье из седельной сумки.

Милош, который это видел, наградил меня аплодисментами, а когда мы садились в седла, сказал:

— Такие трюки, Александр Георгиевич, на войне иногда спасают жизни.

Мой трюк с соскоком тоже вызвал аплодисменты, но теперь уже у Виктора Николаевича и его неожиданный комментарий:

— А ведь мне, сударь, докладывали, что в седле вы немного того… — он повертел кистью. — Вижу, эта информация была небольшой ложью. Здравствуйте, господа. Рад вас видеть. Вы меня очень приятно удивили. Я ведь, грешным делом, заложился на целых пять дней. А тут минута в минуту. Вы еще порадуйте старика и доложите, что не понесли потерь за такой переход.

— Докладываю, — заулыбался Милош, — не понесли.

— Тогда, — развел руками отставной подполковник, — можно сказать, четверть дела сделана на отлично. Я тут, предполагая вашу задержку, снял небольшое помещение, — он показал на одну из мазанок. — Предлагаю сей же час пройти и посовещаться. А наши люди пусть немного отдохнут, проверят всё, напоят лошадей. Прошу, господа.

Среди людей Виктора Николаевича было двое горцев, и они тоже пошли с нами. Оба были одинакового возраста, на мой взгляд, лет тридцати, с густыми усами, заплетенными в косичку, и длинными бакенбардами до середины щек, выбритыми до синевы подбородками, в черных черкесках с газырями и обязательными серебряными монетами на них и узких поясах с длинными кинжалами.

Перед тем как войти в дом, Виктор Николаевич представил нас друг другу. Горцы оказались двоюродными братьями Аслана, жениха девушки, из-за которой у горцев и разгорелся весь сыр-бор, очень оказавшийся нам на руку. Их звали Бекболат и Залимхан.

Хозяйка мазанки уже приготовила чай. Напиток был с добавками каких-то кавказских трав и очень приятный на вкус.

Искусно выполненная карта Виктора Николаевича с большой и подробнейшей легендой делала по большому счету не нужными какие-либо совещания. Понятно, куда и как идти, какие расстояния, а самое главное — опасности.

Расстояния, кстати, обозначены в днях пути, а не верстах. И это единственная тема, которую нам надо обсудить, ну и, естественно, диспозицию и действия в неизбежном бою.

— Двое суток пути, — первым начал говорить Драгутин. — Это чей путь? Наш? — он показал на себя и горцев, уравнивая их с собой в воинском искусстве в горах. — Или большинство наших казаков?

Вопрос определенно понравился горцам, и они одобрительно переглянулись.

— Нет, — начал говорить Бекболат, — Это для их. Мы решил они как наши пленный.

Сказано коряво, но понятно и не очень приятно. Сербы заиграли желваками, но, конечно, не вспылили. Война в этих краях она такая, часто твой враг становится другом, но бывают и удары в спину, когда неожиданно случаются восстания каких-нибудь горных племен.

Виктор Николаевич спокойно дождался окончания вспышки гнева сербов и спросил:

— Другие вопросы по маршруту имеются?

Сербы промолчали, показывая этим, что нет. У меня, естественно, тоже.

— Отлично, теперь о наших непосредственных действиях на маршруте. Впереди пойдут Бекболат, Залимхан, вы, господа офицеры, я и двое моих людей. Они из ваших, из пластунов. Не думаю, что среди казаков есть еще кто-нибудь, способный действовать на горных тропах против возможных засад.

Виктор Николаевич карандашом начал показывать места наиболее вероятных засад. И в этот момент я прочитал и, наверное, запомнил название горного села, где находится мой брат — Амир-Юрт.

Опасных мест отставной подполковник показал целых семь, пять из них в непосредственной близости к Амир-Юрту.

И тут же до меня доходит, что, перечисляя способных снимать засады, он назвал и себя. Моему изумлению не было предела, но только моему. Сербы и горцы никак не отреагировали на его слова.

Виктор Николаевич тоже никак не отреагировал на мои эмоции и достал новую карту. Это была местность непосредственно вокруг Амир-Юрта. Легенда опять такая же подробнейшая и совершенно понятная.

Село расположено в небольшой горной долине с одной неширокой дорогой, к нему, которую легко оборонять. Наверное, два-три человека, вооруженные дальнобойными штуцерами, при удачно выбранной позиции могут держать её очень долго.