Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— А что с пушками делать? — спросил у гетмана Эндёрди. — Трудновато их тащить обратно будет.

— Утопите их в болоте, — бросил ему Жолкевский. Лёгких фальконетов было не жаль, лишь бы московитам не достались.

У поляков не было возможности поставить лагерь, потому что все шатры и палатки остались у Царёва Займища. Не вышло бы нормально обиходить коней и вылечить раны серьёзней мелких царапин, от которых многие будут страдать уже завтра к утру. А в поле завтра московиты не выйдут, останутся в лагере. Им нет нужды выходить, атаковать их Жолкевский не может, как и торчать здесь со всей своей конницей. Он поставил всё на карту, и, увы, ставка не сыграла. Это надо уметь признать и уйти вовремя. Непобеждённым.

[1]Конфедерация (пол. konfederacja) — временный политический союз шляхты в Речи Посполитой в XVI—XVIII веках. Создавалась в целях защиты её общесословных интересов (были также местные, воеводские). Иногда конфедерация превращалась в рокош (восстание шляхты против короля)

[2] Семиградье — название исторической области Трансильвания на северо-западе Румынии. Оно появилось, когда в XII веке на территории Трансильвании (в те времена она была частью венгерского королевства) поселились переселенцы из Саксонии и основали семь городов (градов). С этих пор эта территория называлась уже не Трансильванией, а Семиградьем. В Германии это название подхватили и поэтому называли Siebenbürgen

* * *

Ночь прошла тревожно, однако утро принесло благую весть. Ляхи ушли. Их не было видно из нашего табора. Правда, в это сперва никто не поверил. Однако когда вернувшиеся из разведки разъезды финских рейтар и наших поместных всадников обнаружили следы спешного отступления вражеской армии, сомневаться уже не пришлось. Жолкевский не решившись на ночную атаку, предпочёл увести войска.

Когда новость об уходе вражеской армии подтвердилась, в нашем таборе началось настоящее веселье. Все смеялись, обнимались, пели песни. Стрельцы и наёмники делились едой у общих костров, чего никогда не было прежде. Они говорили друг с другом, не понимая слов, перебивая, общаясь больше жестами, чем словами. Упавшая с плеч тяжесть роднила людей. Сегодня им не придётся снова воевать против страшных гусар, более того, они побили ляхов в поле, чего никогда прежде не случалось. Да, пришлось отступать в лагерь, но они видели, как хвалёные гусары удирают прочь, оставляя на поле своих убитых и раненных. Они провожали их выстрелами в спину, на дорожку, чтобы отбить желание возвращаться. И отбили-таки. Ляхи ушли.

Для меня же было радостью избавиться, наконец, от князя Дмитрия. Тот уже снарядился в поход, возок его был готов, а гайдуки сидели в сёдлах. Вот только когда я пришёл проводить его, увидел, как князь прямо у возка ругается с заносчивым ляхом в шитом золото кунтуше и алом кушаке. Только сабли на боку не хватало, но саблю полковник Миколай Струсь отдал, когда сдавался в плен наёмникам Делагарди.

— Нет, князь, я не полезу в ваш возок, покуда здесь не будет моего товарища Александра Зборовского, — настаивал Струсь, сжимая левый кулак там, где должна быть рукоять сабли. — По какому праву он взят в железа?

Говорил он по-немецки, и князь Дмитрий не успевал отвечать ему. Сам князь немецкого не знал, и потому ждал, когда ему толмач переведёт ему слова пленного гусарского полковника.

— По такому праву, — вступил в их разговор я, — что Александр Зборовский вор, а не гусарский полковник, в отличие от вас, пан Миколай.

— Вор? — обернулся ко мне Струсь.

— Он был в лагере самозванца, прозванного Тушинским вором, — пояснил я, — который нынче заперся в Калуге. Зборовский воевал за него, а не за короля, как вы, и потому он — вор, и будет в железах доставлен в Москву на царёв суд. То, что взят в плен он был, сражаясь за короля, не делает его невиновным в преступлениях против царя.

— Тогда я присоединюсь к нему в возке для пленных, — решительно заявил Струсь и не дожидаясь нашего с князем Дмитрием ответа отправился к куда более скромным возкам, куда забирались пленные офицеры рангом пониже и среди них закованный в лёгкие кандалы Зборовский.

— Как пожелаешь, — в спину ему бросил князь Дмитрий, и толмач даже не стал переводить его слова.

— Ну что, Дмитрий Иванович, — сказал я князю, — облобызаемся на прощание по обычаю, и езжай с богом.

Мы без лишней теплоты обнялись трижды.

— Передай царю просьбу о подкреплении, — добавил я, когда князь уже забирался в свой возок. — Без него мне под Смоленском тяжко придётся. Многих побьют ляхи, а будет ли победа, то как Бог даст.

— Отписку и просьбу твою передам, — кивнул князь Дмитрий.

— Я буду ждать в Царём Займище, — напомнил я. — Поправлю войско, и оттуда выступлю к Смоленску.

— Туда и пойдёт подкрепление, если будет на то царёва воля, — снова кивнул князь Дмитрий, и слова его мне совсем не понравились. Сразу становилось понятно, что царёвой воли на то не будет. Придётся справляться самому.

Дверца княжьего возка закрылась, и длинный поезд, возглавляемый им, покатил к тылу табора. Там уже разобрали укрепления, давая возможность проехать возкам и телегам с пленниками. Охраняли их всё те же отлично вооружённые гайдуки князя Дмитрия, сидящие на свежих конях. Да и сами они во вчерашней битве участия не принимали. Я с самого начала не брал их в расчёт, когда мы с Делагарди составляли план сражения.

Махать родственничку на прощание не стал. Вряд ли он даже обернулся в мою сторону. Он уже мыслями в Москве, при царском дворе, интригует против меня. Ну да Бог с ним, нам выступать надо.

Утром следующего дня войско было готово. Табор разобрали, телеги и людей выстроили и армия двинулась к Царёву Займищу на помощь засевшим там Валуеву с Елецким. Вот только что-то не было у меня уверенности, что мы застанем город в осаде. Раз уж Жолкевский ушёл отсюда, там ему нам давать сражение не с руки. Скорее всего, вернётся к королю, и главная битва состоится под стенами Смоленска. В этом я был уверен.

Пока же, выпустив далеко вперёд разъезды, неизменно докладывающие о том, что врага нигде нет, наше войско медленно двинулось с места, растягиваясь длинной гусеницей из людей, коней и повозок по Смоленской дороге.

Глава тринадцатая

Передышка

Когда с обозом князя Дмитрия в Москву ушли и все раненные, кого лекари Аптекарского приказа признали негодным для дальнейшего несения службы, я понял реальный масштаб потерь моего войска. Он был не ужасающим, однако теперь можно с уверенностью сказать, Жолкевский, хотя и не разбил нас, но своё дело сделал. С такими силами я не имел ни малейших шансов сбить осаду Смоленска. Ведь и гетман сохранил большую часть своих войск, и вернувшись к королю все эти гусары и панцирные казаки снова встанут в строй против нас. Без нормального подкрепления нечего и думать о том, чтобы атаковать армию короля Сигизмунда, осаждающую Смоленск. А ведь именно для этого войско выступило в поход.

Особенно сильно пострадала поместная конница. Лишившись обоих воевод и двух третей дворян, я остался практически без русской кавалерии. Наёмники Делагарди тоже понесли потери, но не столь катастрофические, и большая часть их, веря в будущую выплату жалования, стремилась остаться в строю, что выгодно отличало их от дворян сотенной службы. Те не особо желали воевать дальше, понимая с кем им предстоит столкнуться, и потому старались всеми правдами и неправдами вернуться домой, в поместье, чтобы поправить хозяйство, приходящее в упадок. А вот те, кому терять уже нечего, те, кого зовут пустоземцами, потому что они либо вовсе не имеют наделов, либо те остались на землях, контролируемых врагами царя, остались в войске, составив костяк кавалерии. Именно они получили гусарских аргамаков, которых сумели переловить после ухода Жолкевского, и доспехи и оружие павших ляхов, которые собрали на поле сражения. Трофеев взяли не особенно много, ведь разгрома не было, однако кое-кто удалось заполучить и быстро отремонтировать в полевых кузницах. Доспехи, оружие и коней я распределял лично и безместно, советуясь с дьяком Аптекарского приказа, который вёл учёт ранений. Я раздавал трофеи тем, кто, получив больше ран, остался в строю, а уж после смотрел на местнический ранг. Самых же отличившихся вызывал в себе, чтобы лично вручить саблю, коня или доспех, а кому и денег отсыпать из личной казны.