Красавчик. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Конкуренция в борьбе за хороших мужчин сейчас сумасшедшая, — сообщила Алёна. — Уж поверьте мне. Я знаю, что говорю.

Актёры улыбнулись.

— Ну да, ну да, — произнёс Вадик. — Хорошие сантехники… простите, слесари шестого разряда сейчас в цене.

Он фыркнул.

Лебедева погладила меня по плечу и серьёзным тоном ответила:

— И не говори, Вадик. Глаз да глаз за такими мужчинами нужен. Москва — это вам не Владивосток. Тут завидных невест хватает. С хорошими родителями. Не каждой из этих невест достанется такое сокровище.

Алёна склонилась к моей голове и пометила мою щёку помадой.

Она посмотрела на коллег поверх тёмных стёкол и сказала:

— Хорошего вам вечера, мужчины! До скорой встречи. Мы вас покидаем. Нас с Серёжей уже ждёт такси.

Я попрощался с артистами. Честно сказал им, что спектакль они отыграли превосходно.

— До встречи, Серёжа, — сказал Миронов. — Вы нас заинтриговали. Надеюсь, что мы с вами ещё встретимся и побеседуем. В более располагающей для общения обстановке. Если, конечно, вы не сбежите от нашей Алёнушки снова.

Около служебного выхода Лебедева взглянула на меня и сказала:

— Поедем ко мне, Серёжа. Пожалуйста.

Она посмотрела мне в глаза — я кивнул. Таксисту Алёна назвала свой домашний адрес. В такси Лебедева прижалась ко мне плечом, обняла мою руку. Я вдохнул аромат её духов и волос. Почувствовал, как билось у Алёны в груди сердце. Взглянул на проплывавшие за окном огни московских улиц. Заговорил о спектакле. Я поделился с Алёной своими впечатлениями и восторгами от пьесы. Похвалил игру актёров. Алёна мне призналась, что допустила сегодня на сцене несколько ошибок. Улыбнулась и печально вздохнула.

Лебедева сообщила, что устала и проголодалась. С десяток раз я замечал, как водитель такси посматривал на нас в салонное зеркало заднего вида — после того, как Алёна уже в салоне машины сняла шляпу и очки. К дому на улице Большая Дорогомиловская мы доехали меньше, чем за десять минут. За всё это время Алёна ни разу не упомянула о своём здоровье, и ни о чём меня не спрашивала. С таксистом расплатился я. Оставил ему рубль с мелочью «на чай». Поднялся вместе с Алёной на третий этаж, вошёл в квартиру.

Алёна заперла дверь, подняла на меня глаза и сообщила:

— Серёжа, я ездила в Ленинград.

— Прекрасно, — произнёс я. — Что сказали ленинградские медики?

— Сейчас я тебе всё расскажу, — пообещала Алёна. — Проходи на кухню.

Глава 19

С моего прошлого визита на кухне у Лебедевой почти ничего не изменилось. Там всё так же рычал холодильник с блестящей ручкой. Пахло чаем, почувствовал я и едва уловимый аромат валерианы. Вот только теперь на столе появилась хрустальная ваза. Сейчас в ней лежали карамельки «Раковые шейки» и шоколадные конфеты «Мишка на Севере». Я невольно улыбнулся. Потому что сообразил: именно эти два вида конфет я обожал в детстве. Ещё мне тогда нравились конфеты «Белочка». Вот только сейчас я уже не помнил их вкус. Я взял из вазы карамельку, посмотрел на рисунок: на красного рака с длинными усами.

На кухню вошла Алёна. Она всё ещё была в платье, только уже без шляпы и без очков. Лебедева положила на стол две картонные папки, явно не пустые, посмотрела на меня.

— Вот, — произнесла она.

Указала на одну из папок и сообщила:

— Это то, что у меня нашли наши московские врачи.

Положила ладонь на другую папку (что была явно тоньше «московской»).

— А вот это результаты моего обследования в Ленинграде, — сказала Алёна.

Я кивнул, развернул на карамельке фантик и сунул конфету себе в рот. Дробил карамельку зубами и слушал, о чём говорила Лебедева. Я смотрел на раскрасневшиеся Алёнины щёки; представлял всё то, о чём Лебедева рассказывала. Любовался Алёниными глазами, наслаждался звучанием её голоса. Бросал взгляды на декольте платья. Смотрел я и на бумаги с печатями, которые Алёна вынимала то из одной, то из другой папки. Послушно просматривал сделанные от руки (нечитаемым почерком) и отпечатанные на пишущей машинке записи. Хмурил брови. Думал о том, что вкус у «Раковой шейки» действительно неплохой.

В общих чертах Алёнин рассказ свёлся к тому, что ленинградские медики обозвали своих московских коллег идиотами и обвинили их в халатности. Алёна рассказала, что «папин знакомый академик» едва ли не топал ногами от негодования, при виде результатов Алёниного обследования. Сказала: он хватался за голову и закатывал глаза, когда сравнивал эти результаты с теми, которые Лебедева привезла из Москвы. Алёна сменила тон и манеру речи, когда мне дословно повторила некоторые фразы ленинградского академика. Я даже посочувствовал московским врачам, у которых в тот день почти наверняка измучила икота.

Алёна улыбнулась и сообщила:

— Серёжа, нет ничего. Понимаешь? У меня нет никакой опухоли. Совсем. Её больше нет!

Она прижала руки к груди. Посмотрела на меня сквозь толстые линзы из слёз, улыбнулась. Слёзы смывали с Алёниных ресниц тушь, катились вниз и оставляли серые разводы на всё ещё пылавших румянцем щеках.

— Серёжа, всё было именно так, как ты говорил, — заявила Лебедева. — Я не пошла на работу. Потому что проспала. Ко мне приходили несколько раз, стучали в дверь квартиры, но не разбудили. Я проспала больше суток. Без снов. А потом…

Алёна приподняла подол платья, чуть приспустила бежевые трусы.

Я посмотрел на гладкую кожу у неё на животе.

— Серёжа, он исчез! — сказала Лебедева. — Шрама после операции больше нет. Видишь? Ничего. Ведь ты такое предсказывал? А я тебе тогда не поверила. Нет больше шрамов и на колене. Как такое может быть? Как?

Алёна вскинула руки — платье снова прикрыло её украшенный родинками и аккуратным пупком живот. Лебедева посмотрела мне в лицо. Слёзы одна за другой капали с её подбородка, оставляли на платье сероватые пятна.

— Как такое случилось? — спросила Алёна. — Как ты это сделал, Серёжа? Я бы поверила папиному знакомому в то, что московские врачи ошиблись. Если бы не помнила те жуткие боли. И если бы не исчезли шрамы. Но эти шрамы…

Лебедева покачала головой.

— Ведь это и было то самое чудо, о котором ты говорил? Ведь так? Ведь ты для этого и брал у меня кровь? Я тогда у тебя ничего толком не расспросила. Но… теперь опухоль просто исчезла. Как… как такое вообще возможно, Серёжа?

Я пожал плечами и ответил:

— Чудеса случаются. Теперь и ты это точно знаешь. Это всё, что тебе обо всём вот об этом нужно знать.

Я указал на бумаги, которые Алёна разложила на столе.

— Всё остальное тебе уже растолковали в Ленинграде. Была обычная ошибка. Такое бывает. Так всем и говори. Даже своим родителям. Московские доктора подсунули тебе результаты чужих анализов. Вот и всё объяснение.

Я развёл руками.

Алёна шмыгнула носом.

— Мне всё ещё не верится, — сказала она. — Боюсь, что вот-вот проснусь. Пойму, что поездка в Ленинград мне приснилась. Что всё остальное тоже было только сном. Что шрамы всё ещё на мне. И… эта опухоль… там.

Лебедева прижала руку к голове.

Я улыбнулся и показал на «ленинградскую» папку.

— Если не верится, тогда взгляни на эти бумажки снова. Там чёрным по белому написали: ты здорова. Прогуляйся снова к столичным врачам. Уверен: они подтвердят заключение ленинградский коллег. Тут без вариантов. Я в этом не сомневаюсь.

Алёна обошла стол, остановилась в полушаге от меня.

Я запрокинул голову, взглянул на её блестевшие от влаги щёки.

— Серёжа, как ты это сделал? — спросила Лебедева. — Как такое вообще возможно? Кто ты такой, Серёжа? Я вдруг поняла, что почти ничего о тебе не знаю. Ты почти ничего не говорил о себе. Знаю только, что ты приехал из Владивостока.

Алёна чуть приподняла брови.

Я взял её за руку, улыбнулся и сообщил:

— По паспорту я Сергей Юрьевич Красавчик. Тысяча девятьсот сорокового года рождения. Рабочий. Прописан в городе Владивосток на улице товарища Ленина. Я хороший парень и действительно красавчик. Вот и всё, что ты должна обо мне знать.