Красавчик. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Уснули мы на рассвете (в то самое время, когда я обычно выходил на утреннюю пробежку) — уставшие, но довольные. Ещё вчера Алёна заявила, что в воскресенье она совершенно свободна: не задействована ни в одном из воскресных спектаклей. Поэтому мы прекрасно выспались. Проснулись от голода: вчера мы поужинали только бутербродами и чаем. Внушительного размера холодильник в Алёниной квартире утром оказался «внушительно» пуст. Найденные в нём плавленый сырок «Дружба» и посыпанный крупной солью кусок свиного сала мне не приглянулись. К тому же, хлеб закончился ночью, как и колбаса.

Алёна сказала, что «сбегает» в продуктовый магазин. Но я отверг её предложение. Велел Лебедевой принарядиться; заявил, что поведу её в ресторан. Времени на поиск точки общепита я не потратил. Вспомнил, что Алёна жила неподалёку от Киевского вокзала и Кутузовского проспекта. А значит, от её дома было рукой подать до гостиницы «Украина». В советские времена я в этой гостинице не бывал (и в постсоветские тоже). Но ещё в детстве слышал восторженные отзывы своих родителей о ресторане, который находился в гостинице «Украина» на первом этаже. Мама и папа побывали там лишь однажды, но вспоминали о том случае часто.

Нарек Давтян ещё в пансионате посвятил меня в особенности работы советского общепита. От него я узнал, что в лучшие рестораны Москвы проблемно было попасть вечером. Но днём вход туда был свободным, да и цены там до наступления вечера «не кусались». Укусы цен меня сейчас не страшили (вчера я благоразумно прихватил с собой в театр в общей сложности две сотни рублей). А до вечера сейчас было далеко (по моим ощущениям, только-только пришло время завтрака). Поэтому я смело повёл свою даму к гостинице. Лебедева вновь спрятала лицо за солнцезащитными очками и украсила голову модной шляпкой.

Прогулка усилила аппетит — около гостиницы мы, не сговариваясь, ускорили шаг. В здание вошли без проблем, как и в ресторан. Пухлощёкий метрдотель при виде снявшей очки Лебедевой расплылся в улыбке, рассыпался в приветствиях и комплементах (направленных исключительно на «несравненную Елену»). Зал ресторана меня приятно впечатлил хрустальными люстрами, дубовыми столами, накрахмаленными скатертями и салфетками. А вот здешние официанты с треском бы вылетели из того ночного клуба, где я раньше трудился охранником. Потому что не улыбнулись даже при виде Елены Лебедевой.

Я бросил взгляд в меню — убедился, что цены там не столь впечатляющие, как интерьер зала. Сделал заказ; велел, чтобы кофе принесли сразу (чашка кофе была едва ли не главной целью для моего похода в ресторан). Окинул взглядом полупустой зал. Отметил, что сидевшие сейчас в ресторане мужчины и женщины выглядели нарядно (по нынешним реалиям). Но они совершенно не походили на фарцовщиков, валютных проституток или комсомольских вожаков (которые, по словам Нарека, были главными завсегдатаями популярных московских гостиничных ресторанов). Гости ресторана тоже на нас посматривали: они явно узнали мою спутницу.

Особенно пристально на нас смотрели сидевшие около окна мужчина и женщина. На вид им было чуть за тридцать. Фарцовщиком и проституткой они точно не выглядели. Мужчина походил на начальника среднего звена — его спутница: на дочь обеспеченных родителей. Лишь только нам на стол поставили кофе, как эта следившая за нами парочка расплатилась с официантом. Но сразу мужчина и женщина к выходу не пошли. Они заговорщически переглянулись, и нерешительно подошли к нашему столу. Мужчина вынул из кармана блокнот в кожаном переплёте, его спутница чуть растерянно улыбнулась.

Мужчина взглянул на Алёну, кашлянул и сбивчиво произнёс:

— Прошу прощения. Елена… эээ, вы не дадите нам автограф? Мы с женой поклонники вашего таланта. Мы уже семь раз смотрели ваш новый фильм «Три дня до лета». Каждый раз восхищались вашей актёрской игрой. Простите, что побеспокоили вас.

Мужчина виновато пожал плечами. Алёна улыбнулась, приняла из рук поклонника блокнот и ручку. Открыла блокнот на чистой странице и написала: «От чистого сердца! Елена Лебедева». Поставила под выведенными почти каллиграфическим почерком словами красивую подпись с похожими на вензель завитушками. Я заметил, как радостно блеснули глаза у женщины, заглянувшей в блокнот через плечо своего мужа. Мужчина многословно поблагодарил Алёну. Повернулся ко мне и протянул блокнот теперь уже в мою сторону. Попросил, чтобы я тоже расписался. Я поднял руки и сообщил, что пока не стал кинозвездой.

— Обязательно станете! — сказала Алёнина поклонница. — Вы такой красивый! Наверняка вы тоже очень талантливый! Вы обязательно будете знаменитым! Елена будет вами гордиться!

Мужчина кивнул — словно подтвердил слова своей жены.

Алёна улыбнулась, прикоснулась к моей руке и попросила:

— Серёжа, распишись. Пожалуйста.

— Ладно, — произнёс я. — Мне не трудно.

Пожал плечами, положил перед собой блокнот и оставил на его странице размашистый росчерк.

Кофе в ресторане гостиницы «Украина» меня не впечатлил. А вот борщ с пампушками мне понравился. Будто бы получивший нагоняй от начальства официант всё же несколько раз нам улыбнулся, чем заслужил чаевые. Пухлощёкий метрдотель проводил Лебедеву слащавой улыбкой. На меня он внимания так и не обратил, словно я и вовсе не входил в здание гостиницы «Украина». На улице Алёна снова спрятала лицо в тени от шляпки, глаза прикрыла большими тёмными стёклами солнцезащитных очков.

Я предложил ей прогуляться до Парка культуры и отдыха имени Дзержинского (иного места, пригодного для прогулок в нынешнее время, я пока не разведал). Алёна согласилась. Она держала меня за руку, точно боялась потеряться. То и дело заглядывала мне в лицо. До парка мы доехали на такси. Выбрались из машины рядом с Главным входом. Там же, около входа, я прикупил две порции мороженого. Мы спрятались от солнечных лучей в тени от древесных крон, неспешно побрели по аллее.

Рассматривали шагавших нам навстречу людей, ели мороженое. Алёна сообщила мне, что её роль в фильме «Офицеры» досталась Наталье Рычаговой, которая недавно сыграла Зою в кинокартине «Возвращение 'Святого Луки». Призналась, что нисколько из-за этого не расстроилась. Потому что сейчас всё ещё пребывала в эйфории после известия о внезапном выздоровлении. Лебедева сказала, что прочие роли в кино тоже себе не вернула: «раз отказалась от них, значит, так тому и быть».

Алёна усмехнулась и заявила, что ей «буквально в пятницу» сообщили: Юрий Любимов хочет видеть её в своей новой театральной постановке. Пояснила мне, что Любимов — главный режиссер Театра на Таганке. С усмешкой рассказала, что эта новость дошла до руководства Московского театра сатиры едва ли не раньше, чем до неё. Руководство «родного» театра тут же вызвало Алёну к себе на ковёр и клятвенно пообещало «много интересных ролей» уже в самом ближайшем будущем.

В Парке Дзержинского мне показалось, что мы с Алёной снова вернулись в пансионат «Аврора». Беззаботно гуляли по аллеям. Вот только теперь Лебедева утратила ту грустинку, которая проглядывалась в пансионате за её улыбками и ироничными репликами. А вот во мне прибавилось задумчивости. Я смотрел на Алёнино лицо, слушал Алёнин голос. Будто бы преспокойно вёл беседу и даже удачно шутил. Но часть моего сознания сейчас будто бы всё это время решала неразрешимую задачу.

По парку мы гуляли до вечера, который наступил будто бы неожиданно для нас. По пути к метро мы заглянули в кафе. Там Алёна снова сняла очки и тут же собрала вокруг нашего стола толпу из восторженных поклонников её творчества. Минут двадцать она отвечала на вопросы, потом нас всё же оставили в относительном покое (поклонники с нескрываемым обожанием смотрели на Лебедеву со стороны — на меня они посматривали с любопытством и… с негодованием). Мы с Алёной съели в кафе по порции блинов, по пирожному и выпили по молочному коктейлю. Но спокойной застольной беседы у нас тут не случилось.