Концессионер (СИ) - Шимохин Дмитрий

Интересно, — подумал я , — а ворвутся ли сюда через пятьдесят три года революционные солдаты и матросы? Побегут ли они вверх по этой самой лестнице, пачкая сапогами красные ковровые дорожки и случайно опрокидывая античные статуи? Будут ли мочиться в китайские вазы, не найдя в хитросплетениях дворцовых коридоров нужников?

Эта картина из другого, будущего, безумного мира была настолько яркой, что я на миг замер, пытаясь отогнать наваждение. Вся эта имперская мощь, казавшаяся сейчас вечной и незыблемой, была так хрупка, столь уязвима. И, возможно, именно я, с моими проектами и деньгами, был одним из тех, кто, сам того не зная, раскачивал ее фундамент, считая, что укрепляет его.

Флигель-адъютант провел меня через несколько приемных и наконец остановился у неприметной двери, обитой темной кожей.

— Государь Император примет вас здесь. Ожидайте.

Меня ввели в комнату и оставили одного. Это было, небольшое, уютное, почти интимное помещение. Стены были затянуты темно-зеленым штофом, у одной из них стояли от пола до потолка книжные шкафы из красного дерева со стеклянными дверцами. В центре — большой письменный стол, заваленный бумагами. В углу, у окна, выходившего на темную Неву, — пара глубоких вольтеровских кресел. Я понял, что это помещение — библиотека, одна из личных комнат Государя.

Я сел в одно из кресел, положив на колени папку с картами. И ждал. Время тянулось мучительно долго. Пятнадцать минут ожидания в этой гулкой, нервной тишине, нарушаемой лишь тиканьем бронзовых часов на камине, истязали нервы сильнее, чем любой бой.

Наконец, дверь бесшумно отворилась. Я вскочил.

Один за другим в помещение вошли четверо.

Первым — невысокий, но полный властной энергии Великий князь Константин Николаевич. За ним — уже знакомый мне генерал Игнатьев, с хищным, напряженным блеском в глазах. Следом — министр Горчаков, чье аристократическое, утомленное лицо было, как всегда, непроницаемо.

И последним вошел Государь Император Александр Николаевич.

Он был выше ростом, чем я ожидал. Стройный, в простом военном сюртуке без эполет, с роскошными бакенбардами и немного грустными глазами. В его облике не было ни капли той помпезности, которой я ожидал. Только спокойное, властное достоинство и бесконечная, глубоко затаенная усталость человека, на чьих плечах лежит тяжесть целой Империи.

Я поклонился, как учил Неклюдов, — сдержанно, но с почтением. Государь посмотрел на меня пронзительным, вопрошающим взглядом. «Кто ты? Что ты такое? Можно ли тебе доверять?» — казалось, говорили его глаза.

Император сел в кресло у окна, кивнул Константину. Великий князь сел в другое кресло, напротив. Остальные остались стоять, образовав вокруг меня нечто вроде неформального трибунала.

— Итак, господа, — нарушил тишину Великий князь Константин, обращаясь ко всем, но глядя на меня. — Мы собрались, чтобы выслушать господина Тарановского. Человека, — тут он тонко улыбнулся, — который за последний время успел найти в Сибири огромные месторождения золота, реформировать Главное общество железных дорог, развязать небольшую войну в Маньчжурии и предложить план завоевания Китая. Не так ли, Владислав Антонович? Прошу вас, изложите еще раз ваши соображения. Теперь уже — перед Его Величеством.

Я сделал шаг вперед. Говорить пришлось стоя, перед четырьмя парами самых внимательных и могущественных глаз в Империи. Страха не было. Было лишь предельное, ледяное напряжение. Я был не просителем. Я был экспертом, докладывающим обстановку.

— Ваше Императорское Величество, господа, — начал я ровным, лишенным эмоций голосом. — Ситуация в Маньчжурии, земле, прилегающей к нашему новому Амурскому краю, близка к катастрофе. Власть пекинского богдыхана там — лишь звук. Всю территорию разрывают на части банды хунхузов и…

Я выдержал паузу и посмотрел на Государя.

— … и иностранные агенты, которые, пользуясь этим хаосом, уже сейчас, в эту самую минуту, прибирают к рукам этот богатейший край.

Я разложил на столе английские карты.

— Вот, Ваше Величество. Эти бумаги были добыты моими людьми с боя. Это — детальные геологические карты, составленные английскими инженерами. Они нашли там не просто золото. Они нашли целое Эльдорадо. И они уже начали действовать, вооружая бандитов и создавая там, у самых наших границ, свою тайную, неофициальную колонию.

Горчаков, слушавший меня, скептически хмыкнул.

— Но каковы гарантии, что это не втянет нас в открытый конфликт с Англией? — спросил он тихо, но так, чтобы слышал Император.

— Если действуют частные лица, — ответил я, поворачиваясь к нему, — то оснований для конфликта не будет. Но есть уверенность в обратном: если мы не будем действовать, то через несколько лет получим у ворот нашего Приамурья мощную англо-китайскую крепость, которая перекроет нам весь Амур, весь выход к океану. Они полезут на нашу землю так же, как уже бывало не раз. Вспомните Мальту, Ваше Сиятельство. Вспомните Гибралтар. Англичане всегда забирают себе ключи от чужих домов.

— Но хватит ли у нас силенок сладить с целым Китаем? — спросил Константин.

— С Китаем воевать и не придется, Ваше Высочество, — ответил я. — Китай сам с собой воюет. Вся страна полыхает в огне восстаний.

Я обрисовал им картину: тайпины на юге, дунгане на западе, «факельщики» в центре. Империя Цин трещит по швам, она надорвана и едва удерживает власть даже в столице.

— А что до самой Маньчжурии, — продолжал я, — то она пуста. Это многонациональный котел, где самих маньчжуров почти не осталось. Там живут монголы, корейцы, эвенки, нанайцы — народы, которые ненавидят китайцев и видят в России единственного защитника. Покровительство Российской Империи принесло бы этому краю мир и сохранило бы эти народы от поглощения ханьцами. Но главное, Ваше Величество, не в этом. Главное в том, что Маньчжурия — это ключ к нашей собственной Сибири.

Я подошел к карте и провел рукой по огромным, пустым пространствам на северо-востоке Империи.

— Наша Русская Америка, Аляска, Камчатка, Чукотка — все эти бескрайние земли почти безлюдны. А почему? Не только из-за сурового климата. Из-за голода. Туда невозможно завезти достаточно хлеба. Путь долог, дорог. А плодородная Маньчжурия, — мой палец сместился южнее, — находится прямо у них под боком. Она могла бы стать житницей всего нашего Дальнего Востока. Обеспечив эти края дешевым и доступным продовольствием, мы сможем начать их настоящее, полномасштабное освоение.

Я перевел палец на бассейн Лены.

— Мы сможем, наконец, безбоязненно отправлять тысячи рабочих на золотые россыпи Лены, Олекмы и даже на Чукотку, не опасаясь, что они умрут от цинги зимой. Золото, которое сейчас лежит мертвым грузом под вечной мерзлотой, рекой потечет в казну Империи!

Я видел, что Император слушает с напряженным вниманием. Теперь я говорил не о туманной геополитике, а о конкретной, осязаемой выгоде.

— И дороги, — я перешел к главному. — Утвердившись в Маньчжурии, мы сможем провести прямую, кратчайшую ветку от Читы, минуя горы Хингана, без постройки моста через широкий в нижнем течении Амур, до нашего нового порта Владивосток. Это обеспечит круглогодичную связь с Русскими тихоокеанскими владениями. А в будущем… в будущем эта ветка станет самой важной, самой прибыльной частью Великого Сибирского Пути!

Великий князь, достав подсигар, закурил. Затем, поблескивая пенсне, остро взглянулна меня.

— Вы говорите о дорогах, Тарановский. Вы считаете, что дорога через Сибирь — это реально?

— Более чем, Ваше Высочество. Американцы, с которыми Ваше Высочество изволили вести переговоры по устройству трансконтинентального телеграфа, уже сейчас, во время страшной междоусобной войны, прокладывают свой трансконтинентальный путь через дикие прерии и скалистые горы. Несмотря на войну. То, что могут они, — сможем и мы! Железная дорога в Сибирь не только свяжет Империю, но и возродит Великий шелковый путь, сделав Россию главным мостом между Азией и Европой.