Глашатай бога войны - Тансар Любимов

— То, что тебе надо, здесь в оружейных рядах не найти, — туманно отозвался бард и вновь заработал мехами. — Но оружие для левой руки я тебе делаю сейчас. А завтра с утра прогуляемся по оружейным рядам, и там подберём основное оружие на первое время.

— У моего народа совсем не было железа, — Ицкоатль взял в руки одни из клещей и рассматривал их. — У нас были дерево и камень, и золото для украшений. А у вас так много этого металла, что вы делаете из него всё, кроме украшений. Оружие, инструменты… Это так удивительно для меня. Я думал, ты будешь отливать железо в форму, но оно не только твёрже золота, оно только разогревается, но не плавится даже в таком сильном огне. Ковать его — огромный труд, и тем не менее у вас множество людей занимается этим, чтобы снабдить остальных… Где вы его берёте, Халлар?

— Варим, — ответил бард, но не заметив на лице собеседника ни тени понимания, решил пояснить. — Может быть встречал в тихой болотистой заводи наносы грязно-коричневого цвета? Вот это и есть то железо, с которым люди поначалу научились работать. Оно закладывалось в печь вперемешку с углём, снизу в печь заводился воздух — почти с таких же мехов, и начиналась варка железа. Пока кто-то сверху в эту печь засыпал уголь, кто-то другой без перерыва поддувал туда воздух. Через несколько часов пробивалась боковая стенка этой печи, и оттуда извлекалась крица — это ещё не сталь, и даже как железо она не очень, но дальше кузнецы деревянными молотами на деревянных колодах разбивали эту крицу до однородной массы, примерно как хозяйки вымешивают тесто. Потом кто-то изобрёл гораздо более производительные меха, кто-то приспособил для их работы водное колесо и видоизменил саму печь. Так получилось ещё больше увеличить температуру пламени, расплавить железо и этим отделить примеси Такая печь называется доменной, а такое железо — чугун. Чугун ещё достаточно хрупок и на оружие особо не годится.

Халлар показал клещами куда-то в угол, где были сложены слитки металла.

— Справа — тот самый чугун.

Он опять критически повертел одну из поковок, которую уже начал вытягивать в прут и положил её на наковальню.

— А дальше из чугуна получают сталь, примерно в таких же печах, выжигая из них лишние примеси.

Прут был закопан в сухой песок, а Халлар начал измерять руку побратима.

— Для чего это? — с любопытством спросил Ицкоатль, отложив в сторону кусок чугуна, в котором пытался найти различия с теми брусками, из которых Халлар взял поковки.

— Оружие делается под своего владельца, — ответил бард. — Например то, что я тебе делаю, должно закрывать твою руку по локоть. Сделаешь чуть меньше — и локоть останется в опасности. Сделаешь чуть больше — и тебе будет неудобно им пользоваться. То же касается и рукояти — или её неудобно держать, потому что она маленькая, или — слишком большая. Рукоять для двуручного оружия измеряется для того же. Или им неудобно пользоваться, потому что кузнец не рассчитал, и кулаки вплотную друг к другу, или удобно, но рукоять гораздо больше, чем надо, и из-за этого слишком тяжёлая.

Рука была измерена, размеры перенесены на поковку, что дожидалась своего часа в сухом песке — теперь уже было видно, что это не очень толстый восьмигранный пруток с равномерными утолщениями по половине длины.

— Отрубить половину рукояти и поставить гарду, — довольно сообщил Халлар. — А потом я займусь метательными стрелками для себя.

— Я хотел бы тебе помочь, но не знаю, как, — вздохнул Ицкоатль. — Всё это требует большого опыта и знаний, которых у меня нет…

— И тем не менее, это и на десятую часть не так сложно, как то, что мне нужно, — отозвался бард и дал побратиму зубило на толстой ручке. — Наставь на отметку — и я по нему буду бить. Надрубим — уже неплохо. Отрубим — вообще замечательно.

Стержень, удерживаемый за конец клещами, лёг раскалённой частью на наковальню. Только теперь стало понятно, для чего Халлару помощь: ему не хватало третьей руки для удержания зубила.

Справились они быстро. Сказывались опыт барда и твёрдая рука Ицкоатля. Дальше пришёл черед шлифовальных кругов, а потом и масла, куда окунули раскалённый до светло-красного цвета пруток. А потом его закопали в тлеющие угли на несколько долгих часов, пока бард делал себе то, что он назвал метательными стрелками.

Ицкоатль с любопытством следил за его работой. Побратим упомянул, что для себя ему нужно что-то намного более сложное, но то, что выходило из-под его молота, совсем не выглядело ни сложным, ни таким уж опасным.

— Для чего они? — спросил наконец Обсидиановый Змей. — Они совсем не похожи на грозное оружие.

— Они им и не являются, — с улыбкой ответил Халлар. — По сути это те же метательные ножи. Только больше, другой формы и с дополнительным предназначением. Ножей ты можешь взять от силы десяток. И то на них потребуется уже две перевязи. Стрелки же крепятся к простым кожаным наручам, с их помощью можно заблокировать, скажем, удар меча, не опасаясь за руку и их просто больше.

— Но ты говорил, что тебе нужно более сложное оружие, чем мне, — напомнил Ицкоатль.

— Сложное, но не оружие, а изготовление, — улыбнулся бард. — Изготовление ещё и более долгое. Недели две займёт, не меньше. Что же до оружия для меня, то это обыкновенные парные кинжалы. Как знать, может и ты в оружейных рядах найдёшь что-то такое, во что влюбишься без оглядки, как я в гитару?

Глава 16

К вечеру в городе поднялась суета. По всем тавернам начали расспрашивать, не слышал ли кто, чтобы кто-то ушёл ночью из города и не вернулся. И вскоре о таком человеке стало известно.

— Миклас, — припомнил один из выпивох. — Миклас Батта, сын пекаря, поспорил с друзьями, что проведёт ночь в Страшной Яме, и полез прямо через стену.

— И что? — спросил посыльный барона.

— И всё, — выпивоха развёл руками. — Пропал Миклас. Больше никто его не видел.

Эту новость сочли крайне подозрительной, и Обсидианового Змея потребовали к барону.

В кабинете, кроме самого барона и стражника, оказался ещё и дознаватель. На вошедшего он воззрился с откровенной неприязнью: пришлось снова начинать уже закрытое расследование, такая ловкая задумка на поверку оказалась откровенной глупостью… Но пришлось признаться самому себе, что поспешил, и что этот молодой наглец оказался прав.

Миклас-то ушёл той самой ночью из города и исчез. Правда, за ним не